Drug – друг?

Как мне найти человека, который забыл бы про слова и с ним поговорить?
Чжу цзы цзи чэн

Я смотрю на свою бабушку, которая лепит тесто, и вижу ее вздутые, варикозные, темно-синего цвета, как старая татуировка, вены. Я не могу оторвать от них взгляд.

Пирожки славные получатся. У меня новый рецепт. В «Кулинарном поединке», какой то бард готовил. Грибы должны быть свежие, конечно, но где же их сейчас достанешь, лисички?.. Подика, сними с деда очки… телевизор не трогай, щас выключишь, проснется…

Я долго могу смотреть в окно, на завешанные разноцветными шторами маленькие окошки дома, что напротив. Я часами могу смотреть на них, не концентрируя взгляд. Иногда днями.

Я люблю поднимать телефонную трубку и слушать длинный гудок, который через некоторое время сменяется на короткие. Я люблю считать их.

Дед проснулся и пошел курить в туалет.

Дед у меня тронутый на голову. Все мои знакомые сравнивают его с Оззи Озборном из-за всяких смешных выражений и поведения. Он не носит длинные волосы, конечно, и не играет в группе, но король тьмы, беспесды!

Однажды, когда я еще только приезжала гостить сюда, познакомилась с парнем и с дуру привела его домой, а у деда тогда жуткий насморк был. Нос заложило так, что он сам с трудом узнавал свой голос. Бабуля по народному средству запихнула ему в нос по маленькому листку столетника. И он как мудак сидел с цветком в носу.

Процесс вытяжки соплей происходит постепенно, пика он достиг, когда мы сидели перед теликом, ждав, когда бабуля, настоявшая на совместном обеде, приготовит его. В носу деда что-то защекотало, и он звонко и смачно чихнул, обрызгав себя слюной. Столетник и большая часть соплей буро-салатового цвета точечным ударом выстреливает из обоих дедовых ноздрей прямиком на экран телевизора, где, повисев пару секунд, медленно, как улитка, начинает сползать вниз, оставляя мокрый след…

Ладно бы только это… но дед так ржал, что обассался…

С тем парнем ничего не вышло…

Он выходит из туалета в клубах сигаретного дыма. Мне в квартире курить запрещается. Но я не переживаю, можно зайти в тубзик сразу после деда, пару раз глубоко вздохнуть и как полпачки выкурил. Пассивное курение 70% никотина!

Он сидит за столом напротив меня. Я, обжигаясь, ем бабушкины пирожки.

– Вот послушай, – начинает он, – есть такая буддийская легенда…

– О, пожалуйста, не надо! – Взмолилась я. Дед бывший историк, преподавал в литинституте, даром это не прошло, заебать мог кого угодно…

– Один монах-учитель, вел лекцию о смерти. Он рассказывал ученикам, что монах идущий к просветлению может умереть сидя. Монах, достигший просветления, может умереть стоя. Вдруг, один из учеников спрашивает, а может ли монах умереть стоя на голове? Учитель, не долго думая, встает на голову и умирает…

– И к чему это, дед? Последовал бы ты его примеру, что ли…

– Ты плохо сходишься с людьми! – Обвинил меня он. – От этого ты и колоться начала!

– Дед!!! – Это уже бабушка. – Помолчал бы, старый, много ты понимаешь!

Бабушка очень переживала, когда выяснилось, что я наркоманка. Если дед думал, что это все оттого, что я не умею поставить себя в обществе. Не могу не поддаться воле сильной пагубной личности, пристрастившей меня к этой «дряни», то бабушка думала, что это скорее от плохого питания и наплевательского отношения родителей…

– Дед, ты выступал уже с этим миллион раз, – устало говорю я, – а с чего ты в запой уходишь на месяцы, оттого, что тебе место в метро не уступают, что ли?

– Хуй!

-Началоось! – Бабушка ставит противень обратно в печку. – Иди спать, а!

– Хуй! – Повторяет дед.

– Что хуй, то?

– Хуй!!!

На него иногда находит. Переклин какой то. Чокнутый, говорю.

Тут спасительно зазвенел телефон, находящийся в большой комнате. Я быстренько вытерла руки о мокрую тряпочку, которой вытирают со стола, и пошла отвечать.

Звонил Андрей, сосед, на два этажа выше живет.

– Курить хочешь? – Он знает, что мне нельзя курить дома.

– Хочу, но у меня нет сигарет.

– Господи! Ладно, у меня есть, приезжай…

Мне не особо нравиться этот Андрей, но это чуть ли не единственный человек, с которым мне разрешено общаться. Он недавно вернулся из армии и бабка с дедом знают его бабку с дедом, какая то такая петрушка… И мои считают его приличным молодым человеком…

Приличным человеком! На самом деле та еще сволатч. У него, по ходу, планы какие то на меня. Ну-ну.

Первое что бросается в глаза, когда створки лифта открываются на его этаже, это надпись, сделанная каким то умным человеком, во всю стену: Андрюха сунь хуй в ухо. Потом, я тихо охуеваю и начинаю жалеть, что не осталась с бешеным дедом. Помимо Андрюхи здесь удобно разместились, кто на батарее, кто стоя, еще трое штрихов, я их знаю и люто ненавижу.

– Ну заходи, коль пришла! –Это Миша, сутенерского вида еблан. – Как тя отпустили то?

Я беру сигарету и зажигалку.

Андрей:

– Ни говна, ни плошки…

Я сажусь на корточки и молча курю.

Вова Харяшев, в народе Харя, вечно обкуренный и вечно сидящий на измене мудак, недобро на меня смотрит и начинает:

– Вот ты кололась, да?

– …да.

– И скока уже не колисся?

– Пятый месяц.

– А ты ебалась под кайфом когда-нибудь?

-Ебалась.

– Ну и как?

– Как обычно, в принципе.

– Скока раз?

– Не помню, один или два.

– А чо так плохо, то?

– Я винтом не заморачивалась почти, под винтом ебаться хорошо, а после хмурого веки то влом поднять… – поясняю я.

Он обдумывает следующий вопрос, ухмыляется и продолжает:

– А ты СПИДом не болеешь?

Я смотрю в окошко, но из него ничего не видно, только гадкого цвета небо. Остальные внимательно следят за разговором.

– Нет,- наконец отвечаю я.

– А откуда ты знаешь? Проверялась?

– Харя отъебись от нее, – Андрей обиделся за меня.

– Проверялась, – я на мудаков не обижаюсь.

– А что бросила? – Это уже заинтересовался, шлепочно-майонезного вида парниша, хоть-убей-невспомню-имя, такой худенький, маленький с большими залысинами. Когда нет меня, думаю я, его дружки чмырят его, наверно. – Или это личное?

Меня не особо достают такие темы, у меня они были тысячи и тысячи раз, у меня уже что-то вроде иммунитета.

– Личное.

Беру вторую сигарету.

– А я знаю, где у нас героин можно достать! – Не унимается Харя.

Я недавно переехала, вот он и беспокоится.

– У нас в доме же! В четвертом подъезде даги живет, он достает. В последнем, парень, в желтой куртке ходит, видела? Банчит!

Вот сука какая, думаю!

– Видела?

– Видела.

– Вот! Тебе и далеко ходить не надо! Ни кто и не просечет! Или у тя бабуля реакцию снимает, а?

– Я анализы сдаю каждую неделю.

– Писаешь в баночку и срешь в спичечный коробок?

Они долго ржут.

Я беру третью сигарету. Я не напрягаюсь, просто, раз уже вышла, надо накуриться до упаду, хрен знает, когда в следраз получится.

– А что будет, если анализы покажут наркотики? – Это тот, которого никто в мире не знают, как звать.

– Блять, ребят, у вас какой то нездоровый интерес, – Андрей, видать распереживался, что меня оскорбят его друзья и у него не будет шанса быть со мной…

Га. Га. Га. Думаю я.

– Принудительное лечение, – говорю.

– А чем ты щас занимаешься? – Андрюша разнервничался неподетски, и запоздало меняет тему.

Га.

– Да ни чем. Учусь, вроде как. На заочном. В инете сижу. Книжки читаю.

– В инете? И чо ты там делаешь?

– Общаюсь.

– Под каким ником?

– Ризла.

– Ризла? – образованный Миша морщиться. – Это же папиросная бумага. Кал, кстати, редкостный! Прогорает дырками и воняет.

Я улыбаюсь.

– Вот именно поэтому я и выбрала его себе в ник.

Андрей хочет спасти положение:

– Еще есть закруточные и набивочные машинки «Ризла»…

– Да, – говорю, – именно в честь них, ебаныйрот!

Меня тошнит уже от сигарет и от кампании. Да и ноги затекли.

– Ладно, ребят, – я встаю, – пойду. Надо еще посрать в коробок спичечный.

– Ну давай, заходи, не пропадай! Мож в кино какнить сходим… а тя ж не выпускают на улицу, – все шутит Вова.

– Я еще позвоню, – мямлит Андрей.

Еду в лифте, прислонившись спиной к холодной стенке кабины.

– Курить бегала, – Бабушка переживает.

– Нет, бабуль, вмазаться…

– Иди… ешь, суп вон…

– Я перед уходом ела…

Дед спит. Выпил нибось.

Он когда пьян, смешной, умора!

Когда пьян, постоянно рассказывает свои эти притчи буддийские. Он же препадом был в литинсте, а сейчас с ума сбрендил…

Когда выпьет, постоянно рассказывает одну легенду, свою любимую.

Один монах путешествовал по стране. Однажды, ночь его застала в пути, и он пошел к хижине на огонек. Ему открыла женщина. И загадала ему треллему, сказав, что пустит его в дом, если он либо проведет с ней ночь, либо убьет козочку, либо выпьет бокал вина. Монаху, ни хуя из этого делать нельзя. И он решил выбрать наименьшее из трех зол. Выпить бокал вина. Треллему он решил не верно. Так как, выпив вина, он затем убил козочку и провел ночь с хозяйкой хижины…

После этого, дед обычно громко старчески смеялся и обязательно писался. У него не держание мочи. Старый уже.