Муха

Мишечкин сидел в шезлонге и пил пиво. Шезлонг был на даче, а пиво в большой глиняной кружке и неспроста. Если ты пьешь пиво из большой глиняной кружки, у тебя нет необходимости убеждать себя, что ты не алкоголик, сжимающий в потных руках вожделенную бутыль, ты просто сидишь и пьешь пиво, а жадные до сплетен соседские глаза не увидят в этом повод для ежевечернего осуждения.

Вот с таким хитрым подтекстом Мишечкин и бухал в это жаркое июльское утро. Удовольствие несколько портила только назойливая муха, описывающая стратегические круги над потной кружкой. На очередном вираже Мишечкин вяло махнул рукой и муха снова набрала отвечающую приличию высоту. Но намерения ее были прозрачны, а Мишечкин еще достаточно трезв, чтобы оба знали, вопрос лишь в принципах и терпении. Пиво достанется сильнейшему, закон джунглей.

После сотого витка муха пошла на хитрость. Она села к Мишечкину на колено и начала короткими перебежками пробираться к животу. По складкам на авторитетном брюхе она за полчаса перебралась на грудь, там, как опытный вьетконговец, прорубилась к плечу и поползла по правой руке. Ситуация была критической. Но Мишечкин не даром смотрел в детстве фильмы про пирата Кутузова, и в самый драматический момент ловко шевельнул запястьем. Муха позорно ретировалась и вернулась на свю орбиту. Пива оставалось еще две трети, было за что побороться.

После десятка неудачных атак, в ходе которых муха потеряла весь первоначальный запал, а Мишечкин едва не опрокинул пару раз заветную кружку, было заключено временное перемирие. Муха тяжело дыша села на подлокотник шезлонга и болезненно захрипела. Видя, что предсмертные судороги не производят на Мишечкина никакого впечатления, муха решилась на переговоры.

– Станислав, – представилась муха, протянув одну из лап.
– Виктор, – ответил любезностью Мишечкин, пожимая суставчатую конечность. Полководцы сошлись на нейтральной территории.
– Вить, это не по-человечески, – вчера щедрость, сегодня скупость, где граница милости и собственничества? – мух (с этого момента следует называть его именно так, верно?) пустил в голос сдержанную дрожь. Он нервно потер задницу и уставился голодными глазами на кружку.
– Сначала родись человеком, а потом обсудим, – красиво парировал Мишечкин и отпил добрую половину оставшегося одним мощным всасыванием. Станислав смотрел на это действо с тоской отца, теряющего в огне пожара все свое семейство.

Мишечкин нагло дыхнул пивным перегаром в лицо противнику и потянулся за сигаретой.
– Ссука… – уныло процедил Станислав, но с места не поднялся, осознавая превосходство противника.
– Все дело в эволюции, дружище, – нагло манкировал Мишечкин, эффектно пуская клубы дыма. – Кому-то холодное пиво, а кому-то вкусный дизентирийный понос.
– Ты на мою диету не заглядывайся, – предупредил Станислав, – я тебе еще Светкины месячные припомню, кровопийца.

Мишечкин глубоко задумался. Вспоминать об это явно не следовало.
– Я был пьян, – попытался он глупо оправдаться, – было темно.
– Ага, и простыни тоже наутро нюхал, чтобы забить запах собственного перегара. – Станислав знал чем крыть, не иначе всю ночь сдел на ковре возле кровати и дрочил, мушиным своим естеством впитывая светкины феромоны.

Софистика быстро теряла свою прелесть.
– Уймись, насекомое, – досадно топнул ногой Мишечкин, – я еще не знаю в каких трупах ты свои лапы держал, я, может, брезглив до омерзения, а ты в святое хочешь руки запустить!
– Жене своей скажи про святое, сразу умоешься, – мух явно вошел в раж перепалки, даже ногою задней задергал, будто бык, роющий немощным копытом Мишечкинское колено.
– А я сам по себе! – кричал Мишечкин, – я, может быть, специально вокруг себя создаю атмосферу страха и подавленности, чтобы бороться с ней и стоически себя воспитывать!
– Ага, нарасти себе сопли и глаза побольше сделай, пожалостливей, это поможет тебе в борьбе, дружище, не забудь клизму сделать перед прорывом, жопа просит.
– Ну, знаешь!… – взбесился Мишечкин и в припадке ненависти допил последнее. Мух в испуге вскочил и судорожно заработал крыльями.
– Хана тебе, – и Мишечкин лихо пригвоздил назойливое насекомое к шезлонгу. Потом брезгиво отер руку о шорты и тяжело вздохнул. Диалектика всегда давалась ему тяжело.

Дело близилось к полудню. Солнце изрядно припекало, а кружка была вызывающе пуста. Ничего не оставалось, как покинуть насиженное место и лететь к холодильнику. Мишечкин недовольно пожужжал, но снялся с шезлонга и на бреющем отправился в столовую.
В столовой Мишечкина ждал сюрприз. Он имел форму жены и неприятный фальцет.
– Уже нажрался, скот, хрен тебе, а не пиво! – закричала она и припечатала Мишечкина мухобойкой.

Добавить комментарий