Сказка »Колобок»

Жили-были дед и бабка. Спали рядом — для порядка. Дед давно уж позабыл, как он бабку то любил. Отношенья их фактически развивались платонически. Ну да сказка не об этом — сказ про то, как прошлым летом, приключилось с ними чудо. Впрочем, забегать не буду. Обскажу все по порядку — я записывал в тетрадку.
Жили скромно — без достатка. Ели редьку, пили квас. Вот такой нехитрый ужин каждый день: из раза в раз. Вот на этой грустной ноте и начну я свой рассказ.
Раз «нашло» на старика: «В доме где-то точно была неучтенная мука». Он на бабку строго смотрит, та тихонько взгляд отводит.

— Да, муки немножко есть. Есть да не про вашу честь. Ты своей немытой рожей ее трогать не моги. Собиралась я испечь к именинам пироги.
— Что за гнусную змею я пригрел в своем дому. Или ты меня не знаешь? Ну-ка быстро подь сюда — чтобы не позже получаса на столе была еда. Может ты не понимаешь? Я сейчас убью кого-то! Объясняю по-английски: вери хангри — жрать охота.
— Все исполню сей же час. Ты испей покуда квас. Для такого дурака испеку я колобка. Все равно зубов уж нету — хоть полижешь шарик этот.
— Вот и ладно, вот и чудно. Так бы сразу. Что те трудно? Нелегко меня понять? Думаешь мне не противно — грубой силой угрожать? Только знай, моя голубка. Ты в моих приоритетах стоишь сразу за желудком. Хоть ты лбом об стенку бей — понимаешь, кто главней?
Бабка горестно вздохнула, на него рукой махнула, положив на сгиб другой. Получился жест плохой. Замесила молча тесто, разогрела в печке место. И скатав то тесто в шар, прямо в пыл его и в жар, на ухвате поднесла и заслонкой печь закрыла. Вот такие вот дела.

Колобку старик был рад, обе ноздри подставляя и вдыхая аромат.
— Соблюдала ль в рецептуре ты, старуха, каждый пункт? Не хочу я отравиться, потребляя в одиночку хлебобулочный продукт?
— Ешь, касатик, дорогой. Если что-нибудь случится — марганцовка под рукой. Не волнуйся — откачаем. Не успеем? Закопаем! Что в лице ты изменился? Ты бы, Вася, помолился.
— Ладно, хватит бредни слушать — time is up, пора покушать.
Вилку дед рукой берет — начинает в шарик тыкать, тот от ужаса орет:
— Помогите, караул. Дед мне вилкой бок проткнул. Это что ж за вашу мать. Ты нарушил герметичность — буду в дождь я протекать.
Дед слегка на пол осел, шок такой, что голос сел. Он спросил его, сипя:
— Ты того… Ты чей, дитя?
— Ваш, родимые мои. Ваш снаружи — свой внутри. Ведь из вашего я теста слеплен был. Мне все известно.
— Чудо, чудо приключилось. Без любви дите родилось. Прошлогодняя мука подарила нам сынка. Бабка, срочно все остатки в унитаз слей, без оглядки. Хватит нищету плодить — нам и так несладко жить. Хлебобулочный сынок прямо с печки прыг да скок. Буду с вами вместе жить: я ваш сын — прошу любить. Одного вполне нам хватит — хоть и шарик, но не катит.
— Извиняюсь, прерывая вашей радости моменты, я хочу сказать вам твердо: я подам на алименты. Я предвижу осложненья, раз я только начав жизнь — получил такую грубость.
— Ты брат — круглый? И катись. Ты кати-кати отсель. Позабудь о нас совсем. Вот отцовский мой наказ: — Вон отсюда, сей же час. Жалко хлеба, слова нет. Но ведь я не людоед. Не могу поднять я вилку на родимую кровинку. Хоть ты режь меня с боков — не могу я есть сынков. Но и видеть мочи нету — прочь иди. Катись по свету.
Колобок, вздохнув протяжно, молвил тихо:
— Все неважно. Если с толком рассудить, как мне с вами дальше жить? Подрумяненный мой бок станет горла поперек. И однажды по весне, за свою съедобну сущность, я рискую оказаться в виде гренок на столе. Без меня вы не скучайте. Не вернусь я — так и знайте.
Колобок скатился на пол, бормоча тихонько матом. Его мягкие бока покалечились слегка. Разогнавшись по полу, он подпрыгнул и адью. За забором, где трава, донеслись его слова:
— Жадность фраера погубит. Я ушел — судьба рассудит.

По тропинке, в лес густой, он катился, собирая разный мусор головой. Песню бодро напевал, там, где не хватало рифмы, крепким словом разбавлял. А навстречу ему заяц: серый, маленький мерзавец.
— Кто таков? Чего здесь бродишь? Почему без шапки ходишь? Без задержки, просто так, мне по случаю знакомства дай на водку ты пятак.
— Стариковский я сынок: хлебный шарик — колобок. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. Я ищу здесь смысл жизни, но пока что не нашел. Шапку сроду не носил — сколько дней себя я помню, с лысым куполом ходил. Денег нет — ну хоть ты лопни. Понял, мелкий серый гопник?
— Твой задиристый характер мы на нет сейчас сведем. Земляков по лесу кликну и толпой тебя побьем. Раскатаем тебя в блинчик: сменим плоскостью объем.
— Эх, в «качель тебя тудыть». Разогнался слишком быстро — будет больно тормозить. Из-за денежной пятерки неохота с хулиганом разводить гнилые «терки». Я, пожалуй, покачусь. И не стой как медный всадник — я обратно не вернусь. Ради мира на земле сохраню нейтралитет — для меня пушистый заяц нулевой авторитет.
Подмигнул он правым глазом, взял разгон, прибавил газа, и исчез в густой траве, оставляя массой тела борозду в сырой земле. Заяц челюсть подобрал, смачно плюнул, вслед послал пожелания в пути, показав интимный орган, тот на кой ему идти.

Только зайца пошлый выкрик в воздухе лесном умолк, как дорожку преграждает новый странник — серый волк.
— Здравствуй, миленький дружок, без начинки пирожок. Ты, вообще какого пола? — Задает вопросы волк.
Колобок, поднявши брови, в изумлении свистит.
— Дядя волк. Дозволь вопросик: и давно ты трансвестит?
Волк застенчиво краснеет, на щеках румянец рдеет.
— Ты, джигит, откуда взялся? Как об этом догадался?
— Так понять немудрено: для таких не нужно бирки — сразу видно, что говно. Когти лаком ты изгадил, губы смачно напомадил. Да и юбки той покрой откровенно не мужской.
— Ты познать мужскую сущность хочешь? Я б тебя тогда развлек. Дам тебе я десять баксов — понимаешь мой намек. Ты чего в кусты полез — я обманывать не буду, я тебе не МТС.
— Тетя волк, имей в виду — посторонние предметы внутрь себя я не введу. Однополых отношений и подобных извращений не приемлет моя суть — тут уж, волк, не обессудь. Кстати, тут недалеко, заяц есть один такой. Деньги любит, так что ты прям к нему шары кати.

Скрылся волк за поворотом, колобок пришел к болоту. Рядом с ним сидит лиса, по всей шкуре волоса.
— Здравствуй, рыжая подруга. Спляшем вместе буги-вуги. Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел. Я от зайчика смотался, с глупым волком распрощался. И теперь, краса-девица, на тебе хочу жениться. Стой, за сердце не хватайся. Это шутка — не пугайся.
— Повтори погромче, брат. Я настрою аппарат. К старости совсем оглохла — слышу слабо, вижу плохо. Уж не так теперь и звонки барабанов перепонки.
Колобок подходит ближе, а лиса нагнулась ниже. Он почти уже орет, а она его берет, и без всяких промедлений натурально прямо жрет. Колобок пищит от страха, посылает ее всяко (для ребят, кто любит мат — есть отдельный вариант). Не прошло пяти минут, как был сожран без остатка хлебобулочный продукт.

Подводя моральный смысл в окончании стиха, мы заметим однозначно:
— Без лоха и жизнь плоха!