Незваный гость хуже татарина

Я со счастливым вздохом закрыла все программы на компе и сладко потянулась. День выдался не из легких.
Вчера я по неосторожности и природной глупости напилась пива, а следом и водки, вследствие чего спать упала в шесть утра, забыв отключить телефон.
Дурацкие звонки начались в 10 утра.
— Здравствуйте, — пророкотал приятный мужской баритон.
— Угу, — пробормотала я, не открывая глаз, пытаясь идентифицировать голос.
— Могу я услышать Петра Ивановича?
— Вы ошиблись номером, — буркнула я и дала отбой.
Не успела я повернуться на другой бок, как телефон снова заверещал.
— Здравствуйте…

— Вы снова ошиблись, — терпеливо ответила я. — Будьте внимательны при наборе номера.
Сунув трубку под подушку, я от души чихнула. И снова телефон.
— Здр…
Бархатистый рокот начал меня бесить.
— Опять не туда.
— Простите, а куда я попал? — не сдавался мужик.
— Пальцем в жопу!!! — заорала я и швырнула трубку.

Сонливость сняло, как рукой. Я поплелась в душ и, повизгивая под холодными струями, старалась вспомнить слова Марсельезы, чтобы взбодриться.
— Отречемся… м-м-м-м… его прах с наших ног.. ла-ла…
Зазвонил телефон. Чуть не вывалившись из ванной, я дотянулась до трубки.
— Аллёмм-м-м? — промурлыкала я.
— Мне бы Петра Ивановича…
— Он уволен, — не раздумывая, ответила я. — Был застукан в буфете, яростно онанирующим в бак с чаем.

Я снова встала под душ, громко вопя песню, чтобы не слышать, как труба верещит в ворохе белья.
Баритон оказался очень настойчивым. В течение следующего получаса Петр Иванович побывал в Таиланде на подработке в борделе, его дважды переехал КамАЗ, причем второй раз — сдав назад, чтобы переехать наверняка, во время прыжков с парашютом у Петра Ивановича запутались стропы, и он упал в океан, где его съели акулы. Затем его украли в гарем одного шейха, где за непослушание скормили львам, потом он был продан на органы сребролюбивыми родственниками.
Баритон уже ничего не говорил, просто звонил и слушал, неприлично похрюкивая. В итоге, когда Петр Иванович банально умер в своей постели от застарелого сифилиса, и я попросила скинуться по пятьдесят копеек на венок, Баритон предложил сходить на свидание в суши-бар. Пришлось честно признаться, что от суши у меня начинается бешеный понос, и я покрываюсь гнойниками и вежливо отказаться от встречи.
— В общем, идите нах, уважаемый, я сегодня не в духе и моя фантазия иссякла, — попросила я.
Баритон расстроено пообещал, что будет мечтать о том дне, когда у меня закончится ПМС и оставил номер телефона.

День прошел в жестоких мучениях от жуткого похмелья. Спать я не могла, есть не хотелось, от мыслей о спиртном воротило. Я бездумно пялилась в книгу, пыталась вышивать крестиком и в итоге, как обычно, застряла за компом.
В девять явилась Машка, моя любимая племянница и уговорила меня позвонить ее родителям, и наврать, что она будет ночевать у меня. Сама же Манюня, навострила свои стройные загорелые ножки в клуб, любовно обозвав меня самой любимой тетькой.
В двенадцатом часу, отчаянно зевая, и с радостью ощущая только остаточные явления похмелья, я поплелась спать, где меня и застал звонок от Ленки, которая слезливо умоляла меня дождаться половины третьего, зайти на сайт Орифлейм и скинуть для нее заказ. Посопротивлявшись для приличия, я согласилась и вернулась в кабинет.
Почти три часа я развлекалась в одном чате, разъясняя всем желающим дрочерам, почему они дрочеры и что ожидает их в будущем. Дождавшись нужного времени, я скинула заказ, и собралась спать.

Так вот. Я со счастливым вздохом закрыла все программы на компе и сладко потянулась. Звонок телефона настиг меня в тот момент, когда я распахнула пасть, чтобы от души зевнуть. Я захлопнулась и тоскливо посмотрела на высветившийся номер. Катька. Половина третьего ночи. Вздохнув, нажала «Ответить».
— Ну? — рявкнула я.
— Эм.. Ум.. Хм.. Привет, — пьяно прошелестела она. — Леличек, а можно мы…
— Нет! — так же грозно рявкнула я.
— Хор-р-рошо, извини, — промямлила она и положила трубку, видимо, для того, чтобы тут же перезвонить снова.
— Ну! — опять гаркнула я.
— Леличек, пусти хоть Элича, — забормотала Катька.
Я тяжко вздохнула. Родителям Эльвирки впору работать в каком-нибудь концентрационном лагере, или как минимум, в колонии для несовершеннолетних преступников. В двенадцать часов ночи они закрывают все двери и до утра их не открывают. Никому. Не успел домой до полуночи — ночуй, где хочешь. И не важно, какие дела тебя задержали.
— Хорошо, — буркнула я. — Элич пусть приезжает, а ты домой вали.
Выслушав благодарственную речь, я снова села за комп. Через полчаса, так и не дождавшись Элича, я набрала ее номер.
— Ты где, етиху мать?
— Мы едем, — хихикнула Элька.
Судя по голосу, она была еще пьянее Катьки, а это равносильно смертельной дозе.
— Мы???? — я чуть не задохнулась от злости.
— Ну… Мы тут с Катькой… Лелька-а-а-а-а, а можно мы с мужчиной приедем?
Дар речи я обрела не сразу. Для того чтобы не заорать, пришлось сделать несколько глубоких вдохов.
— С каким мужчиной? — устало поинтересовалась я.
— С таксистом, — ухмыльнулась она.
Уже то, что тот самый таксист намылился где-то провести ночь с двумя пьяными в хлам синявками, наводило меня на мысль о том, что у него не все дома. Возможно, свалили на море или на дачу.
— Так! Ничего не знаю. Только вы вдвоем.
— А Катьку куда денем? — живо поинтересовалась Элич.
Я громко застонала. Разговоры разговаривать бесполезно.
— Жду. На месте разберемся.

Когда это трио ввалилось в квартиру, волоча стяжку пива и литровую бутыль «Немирофф», я поняла, что меня ожидает бессонная ночь.
Таксерик, довольно симпатичный парнишка, сразу взял быка за рога. Переступив порог, он театрально прикрыл глаза и хорошо поставленным голосом воскликнул:
— Я просто ослеплен! Мне это снится! Таких сказочных женщин не бывает!
Я протянула руку для приветственного лобызания, чувствуя себя королевой-матерью, и жеманно объявила, что своей наглой лестью он заработал первый балл из сотни, которую надо набрать, чтобы провести ночь в моем обществе. К слову, баллов он немного не добрал.

Быстро выставив немудрящую закусь на стол, мы принялись знакомиться ближе.
Элич, сделав пару глотков пива, состряпав умное лицо, дремала с открытыми глазами, изредка что-то бормоча. Катька же, вырядившись в старую футболку моего супруга, беззастенчиво пыталась обворожить Таксерика голыми ногами, больше напоминавшими тощие синие голяшки курицы советского периода, умершей естественной смертью. Таксерик, решивший, что лучше уж синие голяшки, чем мясо, которым прикинулась Элька, вовсю охаживал Катьку, выдавая такие комплименты, что даже я начала думать, что отношусь к подруге предвзято, и пропустила что-то прекрасное в ее облике и, главное, в ее богатом внутреннем мире.

Неожиданно, в разгар спора о Сверхчеловеке, и о том, что афоризм Ницше: «Падающего толкни!» не такой уж плохой выход, о том, что кобелирование у мужиков в крови и это даже не стоит обсуждать, Элич, что-то утробно прорычав, схватила кружку с пивом, пронесла ее мимо рта и вылила половину на футболку.
— Я великая писяндра! — очень внятно сказала она, стянула футболку и зашвырнула ее за холодильник.
На великой писяндре остался только голубенький полупрозрачный лифчик. Вздохнув, я полезла за холодильник, вызволять Элькину одежку.
— Эх! Где наша не пропадала! — раздалось за спиной, и за холодильник полетела Мусикина футболка. — Тогда я — наивеличайшая писяндра!
Боязливо обернувшись, я отвалила челюсть до пола. Наивеличайшая брезговала таким пустячком, как ношение бюстгальтера, и сидела, гордо согнув спину колесом, со своим неизменным тощим хребетиком, явив миру впалую, чахоточную грудь.
Таксерик растерянно вперил глаза в Катькины перси, затем в Элькины. Кадык его нервно дергался, дрожащими пальцами он водил по своему колену. Не знаю, чьи сиськи оказались ему по вкусу больше, потому что, чувствуя себя хозяйкой притона, я схватила двух пьянчужек за уши и поволокла их в спальню. Элич безмолвно тащилась за мной, а Катька верещала, как поросенок.
Напинав под тощие задницы, я утыркала их спать, и вернулась на пищеблок.
— Спать будешь с ними, — не терпящим возражений тоном, велела я.
— А может… Это… Ну…
— С ними, я сказала! — рявкнула я. — Сам напросился, сам и отбивайся!
Таксерик резво опрокинул две стопки подряд, замер, настороженно прислушиваясь к бормотанию и сдавленному хихиканью, доносившемуся из спальни, сделал несколько глубоких вдохов и поплелся к девочкам.

И тут в квартиру ввалилась Маня, слегка подвыпившая, но от этого не менее соблазнительная. Таксерик замер, ослепленный красотой пятнадцатилетней нимфетки, наряженной в юбку, больше похожей на широкий ремень, и топик, больше похожий на… Это даже лифчиком сложно назвать, если честно.
Маня, брезгливо обойдя Таксерика, заперлась на кухню, нагло закурила и начала делиться впечатлениями от клуба. Таксерик тут же приперся следом. Катька с Эличем, почуяв неладное, сунули помятые морды в кухню, и ввалились, одна завернутая в одеяло, вторая — в простынь. Все они пялились на Маню, которая щебетала не переставая, задорно покачивая ногой, закинутой на колено.
— Ты девственница? — вдруг родил потрясающий вопрос Таксерик.
Маня поперхнулась, удивленно уставилась на парня и выдала фразу вечера, которую часто слышала от меня:
— В попу не дам!
Дико гогоча, Катька с Эличем подхватили Таксерика под белы рученьки и потащили его, почти не сопротивляющегося, в спальню.
Маня, глотнув пива, утащилась в гостиную. В квартире наступила тишина. Быстро наведя порядок на кухне, я с грустью констатировала, что все спальные места заняты.

Я утащилась в кабинет, и изредка проваливаясь в сон, тупо смотрела какую-то киношку, покачиваясь в кресле-качалке.
На кухне послышался шум, какая-то возня и тихое повизгивание. Щурясь от света, я выползла в коридор.
— Кому не спится в ночь глухую? — прогудела я и увидела Катьку, стоящую у стола, судорожно сжимая у горла простынку.
— Ты чего это? — удивилась я и сделал шаг на кухню.
Сонливость мою сняло, как рукой. У раковины стоял смущенно-испуганный Таксерик. А смущаться там было чего. И пугаться, кстати, тоже.
— Ну и что тут у вас? — давясь смехом, и откровенно рассматривая парнишку, строго спросила я.
— Попить захотели, — промямлил Таксерик.
— Ну, пейте, — разрешила я, и не выдержав, расхохоталась. — Только вот это, — я ткнула на варежку, которой доставала противни из духовки, и которая сейчас была надета на причинное место перевозбудившегося Таксерика, — Выкинь в ведро, я теперь не смогу ею пользоваться!

В девять утра, меня, свернувшуюся калачиком в кресле, разбудила Элич.
— Лелька, закрой за мной дверь. Я на работу.
— Они спят? — я кивнула в сторону спальни.
— Нет! — воскликнула Элич. — Мы во сколько вчера приехали?
Вопрос поставил меня в тупик.
— Сходи на работу, отпросись и возвращайся, великая писяндра, выспишься хоть немного, — посоветовала я.
— Великая кто? — не поняла Элич.
Хихикая, я вытолкала ее за дверь. Я осторожно заглянула в спальню. Таксерик и Катька спали по разным сторонам кровати. Аккуратно сдвинув Катьку на середину кровати, прилегла с краю и тщательно подоткнула одеяло под спину.
— Не знаю, кто где, — пробормотала я, вспоминая старый анекдот, — Но Таксерик где-то рядом.

Катькин дебильный хохот разорвал тишину. Тихо вторя ему, хихикал Таксерик. Началось утро. Когда через полчаса вернулась Элич, мы уже сидели на кухне, допивая водку, веселясь до слез, слушая откровения Таксерика, который, как оказалось, напросился с двумя пьяными пассажирками в гости специально, рассчитывая окучить их обеих.
— Зовите меня просто — Мадам, — проворчала я. — Сдаю комнаты на ночь, бляха.
Элич, жадно опорожнив сразу бокал пива, отдышавшись, произнесла:
— Сплю я, значит, чувствую, рука в трусах…
— Дежа вю! — гаркнули мы с Катькой одновременно, вспоминая, как ту же фразу произнесла та же Элич, в почти той же ситуации.

Прогнать незваных гостей мне удалось только в три часа дня, когда моя бессонница уже приблизилась ко вторым суткам.
— Девочки! Я никогда вас не забуду! — восхищенно повторял Таксерик, который полдня безуспешно пытался вымутить у Элича номер телефона.
Видимо, его так и не оставила мечта переспать сразу с двумя.
— Лелька, тока умоляю, имя мое не называй, когда про нас будешь писать, — попросил Таксерик на прощание, который провел около двух часов за моим компом, шастая в ЖЖ.