часть Первая.
— Бабыр, бабыр…, — великий сыщик всех времен и народов Шерлок Холмс тянул дебильную наркоманскую лыбу и пускал слюни на ковер. Голова гения была наклонена влево под немыслимым углом и составляла с осью позвоночника градусов 45-50. Капельки слюны напоминали ртутные шарики и, падая на ковер, дымились и оставляли аккуратные круглые дырочки.
«Аффтор жжет», — почему-то подумал Ватсон.
— Бабыруйск, — наконец произнес Холмс и резким движением попытался поднять голову. Голова по инерции пролетев точку апогея, зафиксировалась под тем же углом, но с другой стороны. Вместо ожидаемого Ватсоном «хрясь», раздалось отчетливое «буль».
«Оторвется к хуям», — испугался добрый доктор и подскочил на подрывах к старому другу. Обхватив голову руками, Ватсон для начала придал ей вертикальное положение, затем немного потряс. Раздалось многократное «буль», как будто трясешь банку с огурцами.
«Разжижение мозга до консистенции поноса с дисперсными включениями твердых фракций» — профессионально смекнул Ватсон, но два момента неясно тревожили доктора в этом диагнозе. Во-первых, как смутно подсказывали далекие воспоминания, для разжижения необходим объект, который до этого процесса находился в твердом состоянии, во-вторых, были сомнения в отношении поноса, но ни одного похожего по консистенции вещества в голову не приходило.
«А, ебись оно в спину», — подумал Ватсон и попытался представить себе этот процесс. Улыбнуло. «Надо будет как-нибудь раскрыть тему ебли в спину в своих мемуарах».
Голова, меж тем, никак не желала оставаться в вертикальном положении. Голова тянула лыбу и смотрела на Ватсона с хитрым прищуром, типа «Доктор, а вы долбоеп, гы гы». Появилось неудержимое желание набить голове глаза и Ватсон уже полез в карман за свинцовым страпоном, который он иногда использовал вместо кастета, но что-то удержало его. Это была клятва Гиппократа, железная и нерушимая, впечатанная в мозг в годы студенчества. И клятва эта черным по белому гласила: «Да не уеби ближнего своего, но сврачевать попробуй». Врачевать было решительно нечем. Все колеса, травы и микстуры, захваченные доктором из 19 века, были сожраны, скурены и выпиты обладателем лыбящейся слюнявой головы.
Ватсон снял с лампы абажур и надел на голову великому сыщику. Абажур представлял из себя усеченный конус. Верхним основанием он обхватил голову Холмса в районе носа, так что видны остались только поросячьи глазки, а нижний лег на плечи основателя дедуктивного метода. Таким образом, голова была зафиксирована. Из под абажура сразу же пошел дым. Запах не оставил у доктора никаких сомнений – шишки. Выражение глаз Холмса теперь было типа «А ручки-то вот они, еблан».
— Вот же ж сцуко, — воскликнул Ватсон, и с небольшого размаху въебал таки сыщику страпоном в глаз.
«Дзынь», — сказал страпон. «Буль» — сказала голова. Но было поздно, приход уже пошел. Ватсон понял это по глазам. В них не было боли, в них застыл вопрос: «Ой, а что это так бумкнуло?».
— Пидоры, — прокричал доктор в сердцах, — и ты и Мориарти со своей машиной времени, пидоры. Потом обиженный пошел и заперся в своей комнате.
Ватсон конечно же знал, что это оскорбление, в определенных кругах, тянет на нехуевые пиздюли, но сделал ставку на состояние Холмса. Как же жестоко ошибался доктор. Жидкий, калоподобный мозг великого сыщика не спал, он запоминал, анализировал, делал выводы. Слова Ватсона о пидорах и летящий в глаз с ебанической скоростью страпон, намертво запечатлелись в нем…
Прислала FoxFoxFox