Уступите место

Так уж мы устроены. Чем холоднее, тем чаще мы вспоминаем лето. Мы смотрим на замерзшую слякоть на обочинах, а видим клумбу с цветами. Кутаемся в зимнюю куртку, с тоской вспоминая о том, что еще недавно бегали в одних футболках.
А чем становимся старше… Старее? Наверное. Чем становимся старше, тем чаще вспоминаем детство. Нет, на наших висках еще не видно седины, до этого еще ой как далеко. Но…Да что я объясняю, сами понимаете ведь. Правда?
Мне тогда немного было, в том далеком 90-м году. Семья наша только-только переехала на Украину. Был довольно таки жаркий летний день. По особому жаркий, как для мальчика, недавно приехавшего из не такой теплой России. Да и троллейбус, в котором я ехал, был набит битком, и это комфорта отнюдь не добавляло. Я стоял, вцепившись в поручень, рядом с сиденьем, на котором сидел немного странный мужчина. Ну, для меня странный, конечно. Потому как окружающие ничего странного или необычного, скорее всего, в нем не наблюдали. А я ехал, смотрел и не мог понять – почему этот мужчина носит под обычной рубашкой матросскую тельняшку. Ее краешек виделся через расстегнутый ворот.

Так я и ехал, то переводя взгляд в окно, то на краешек тельняшки. На одной из остановок в салон вошла не так чтобы сильно пожилая, полная женщина, с двумя авоськами, набитыми продуктами. Мне она не понравилась сразу. Я никогда не любил людей с таким взглядом. И до сих пор не люблю. Повертев головой, посмотрев вокруг, она решительно оттолкнула меня в сторону и, став рядом с этим мужчиной, заорала. Нет, не заговорила, а именно заорала, поскольку голосовой аппарат таких теток-клуш устроен таким образом, что не орать они просто не могут.
— Нет, вы только посмотрите на него! Тут женщина стоит пожилая, а этот, сопля зеленая, расселся и сидит! Кого мы вырастили, а? Кого воспитали?
Мужчина вздрогнул и тут же поднял на нее глаза.
— Да-да! Это я тебе говорю! И нечего на меня свои бесстыжие глаза пялить! Постыдился бы, уступил место!
Он ничего не ответил. Просто молча, немного неловко он поднялся с сиденья и встал рядом.
Тетка тут же плюхнулась на отвоеванное место и, гордо, осмотрев всех вокруг, начала пристраивать поудобнее свои авоськи.
Люди вокруг, молча наблюдавшие за ситуацией, продолжили так же молча смотреть в окно. Мы ехали дальше. Одна остановка, вторая. Скоро мне уже нужно было выходить.
Я поднял голову и посмотрел на мужчину. Теперь мне не видно было его тельняшку. Зато видно было лицо. Он стоял бледный, закусив губу, а по лбу его катились капли пота. Я удивился. Да, день был жаркий, но не так чтобы аж так.
Мы подъезжали к моей остановке, когда он вдруг бессильно опустил руки, отпустив поручень, и мешком рухнул вниз.
Люди невольно расступились в сторону, пожилой мужчина в очках, стоявший рядом с ним, аккуратно подхватил его под мышки. Одна штанина у мужчины задралась и я увидел, что туфля его переходит в лакированную деревяшку. Протез, я сразу понял это.
Люди тоже заметили это.
«Афганец, инвалид» — послышались голоса вокруг.
Парня подхватили на руки и вынесли из троллейбуса, на воздух.
А я остался внутри. Да, это была моя остановка, и со следующей мне было довольно далеко возвращаться. Но мне надо было посмотреть на ее лицо.
Она копалась в авоськах, перекладывая продукты. Лицо ее не выражало ни потрясения, ни изумления. Ни-че-го.
Что я ожидал там увидеть, я не знал. И не знаю до сих пор. Или знаю.
Вы спросите меня про мораль рассказа. А не знаю. Просто видимо зима. Просто видимо годы.