Мой первый визит к психологу

Было это в ещё те славные времена, когда остаток хорошего от союза ещё не успел закончиться, а первые ужасы капитализма ещё не успели начаться. И вот таким остатком хорошего был школьный психолог, фигура не заметная и редко работающая только по своей специальности. Психология детей не очень интересовала наших орлов-отцов, как, впрочем, и общая психология, так что наличие психолога в школе так и осталось необъясненным феноменом. На прием к нему никого не посылали, так как предпочитали более быструю и, как считалось, более действенную методику ремня. Но я всё же ухитрился к нему попасть.

На одном из тех бессмысленных уроков, которые сливаются в сплошной поток и таким потоком откладываются в сознании, из которого четче всего помнятся перемены, речь зашла о покойниках. И, само собой, о почтенном к ним отношении. И тогда мне взбрело в голову задать вопрос, который давно зрел у меня, с тех самых пор, когда мама вскользь упомянула о высоких ценах.
— Марьиванна, — сказал я, — а почему мы не едим покойников?

Теперь-то я знаю, что в лоб такие вопросы задавать нельзя, нужно осторожно подкрадываться с флангов, и, делая маленькие намеки, постепенно доводить до главного вопроса. Но тогда я был маленький и в психологии отношений ничего не понимал. Марьиванна была шокирована и ничего не могла ответить. Тогда я всё же решил уточнить, что имею ввиду.
— Ну, мясо-то стоит дорого, а люди во-о-он какие большие, зачем их в землю закапывать, может лучше их после смерти есть?

Психолог сама была шокирована, что к ней обращаются с просьбой такого рода, сеансы типа «ложитесь на кушетку и рассказывайте как вас насиловал дядя» она в последний раз проводила небось ещё в училище. Но здесь она осознала необходимость.

После всех заходов с фланга и тактичных объяснений она подвела меня к, как ей казалось, самой действенной для меня мысли, что люди, после утраты близкого скорбят о нём и съесть его мысль совершенно для них неприемлемая. После получаса объяснений, как это всё гадко и неэтично, она осведомилась у меня, всё ли я понял.
— Да, — ответил я, — здесь всё ясно, но раз людям тяжело так относиться к умершим близким, может стоит меняться покойниками? Тогда семья умершего сможет есть совершенно незнакомого человека…

Вот на это месте мои воспоминания почему-то обрываются, а родители всё никак не хотят рассказывать мне что было дальше…

Я до сих пор никак не могу понять, что их так шокировало? Для детского мозга мое поведение совершенно нормально, я ведь только познавал мир. Я вижу коров, их убивают и едят. Я вижу людей, их тоже иногда убивают, но чаще они сами умирают. Почему бы их тоже не есть? Я этого искренне не понимал.

Откуда же мне было знать в семь лет о двойной морали и акме лицемерия — религии? Мне никто, в общем-то не объяснял, что мы единственные, кто достойны жизни, а все остальные — лишь инструменты, дарованные нам богом, которым мы можем распорядиться по собственному желанию…