Три поросёнка

На окраине вселенной, напевая песни звонко, желудь кушая кошерный, жили три поросионка. Младший брат, рубаха-парень, баянист ортодоксальный, жил в хоромах из соломы, крытой золотом сусальным. Средний брат, гуляка тоже, но традиционных взглядов, обитал в избе из прутьев, утепленных виноградом. Старший брат был очень знатным и крутым свиномасоном — он из камня дом построил, с амбразурой и балконом.

Так они себе и жили, не тужили, все законно. Заговор всемирный чтили, мудрецов Поросиона. Только вдруг из самой чащи, словно призрак коммунизма, вышел злой, голодный lupus, изрыгая эвфемизмы. Подошел к заборам братским, принял пламенную позу, и, не тратясь на приветствия, завел такую прозу:
— У меня к поросионкам длинный перечень претензий! Вот настал сезон расплаты! Без мандатов и лицензий! Вы всегда волков гнобили, тратя шекели умело — это вы подговорили егерей распять Акелу! Вы всю дичь пустили в экспорт. Вам — навары с недовеса, нам же — брак и треф, да стигма «Волки — санитары леса»! Есть претензия еще гастрономического толка — вы готовите на Пасху фаршированного волка! И за трапезой пасхальной лопаете нас без счета, распевая «Песнь песней» и «Охоту с вертолета»! Вы — миньоны Вельзевула, мирового зла клевреты! Безо всяких там преамбул, объявляю вам вендетту! Или сами выходите — или вам же будет хуже! Мне соломенную крепость разломать — что пукнуть в лужу!

Вслед за этим, волк напрягся и подул на дом могуче — разлетелся хлипкий домик, как от ветра — листьев куча. Первый брат, схватив бумажник, прочь от волка-антипата эмигрировал привычно за забор, к второму брату. Волк — туда. Опять напрягся, дунул, крякнув плотоядно — только прутья полетели в вихре листьев виноградных. Братья видят — дело худо, волчья ненависть бездонна! И пришлось репатриироваться им к свиномасону. Следом — волк. Активно дуясь. Размести намереваясь третий дом. Ругаясь скверно. Кровожадно усмехаясь. Только где там! Крепок камень. Можно дуть до посиненья. Не испытывал от веку волк такого униженья! Он тогда пошел на хитрость, натянул овечью шкуру, стал кричать про «Si vis pacem!» и про добрую натуру. Но на этот волчий тезис отвечал масон резонно:
— Что-то, lupus, ты сегодня шелестишь не по сезону. Раз уж речь о «para bellum», вынужден ввести цензуру!

И неголословно вставил аркебузу в амбразуру. Взял прицел на полувдохе, на курок нажал неспешно. Волк, отведав задом соли, взвыл, задергался потешно, помянул недобрым словом свиноматку племенную
и, быстрее метеора, в чащу ринулся лесную.

А масон, весьма довольный тем, что волка «отприветил», своим братцам-недотепам поучительно заметил:
— Ну и кто был прав, бояре? Кто в недвижимости дока? Ипотека — вот та сила, что спасет от злого рока!
Говорил я вам, убогим — дом из камня надо строить?! Вы же фыркали да ржали аж до судорог и колик!
Отвечали оба брата:
— Ты был прав, масон. Однако, как бы кризис ипотечный не поставил тебя раком! Посмотри, что в нашем мире постоянно происходит! Катаклизмы да банкротства, дня без бучи не проходит!
Усмехнулся братец старший, убирая в сейф банкноты:
— Постыдитесь! Что несете?! Зрите в корень, обормоты! В чьих копытцах госрезервы? С кем в завязке сам Маммона? Кризис — блеф. Всего лишь плановый гешефт Поросиона. Убыль спишется с налогов, биржи мира лопнут звонко. А деньжата где? Да там же! В закромах поросионков! Пусть бог весть какие вещи нам по ходу приписали — и Тунгусских камнепадов, и Бермудских аномалий… Это правда — там порылись наши мирные копыта.. Ну, а кризис ипотечный — наш ответ антисвинитам!