Макс всегда был слишком хитёр для простого решения. Нет. Он будет ждать, может быть, долго ждать, но однажды, именно в тот момент, когда я расслаблюсь и снова начну ему доверять, он нанесёт удар. Я был уверен, что он приготовит для меня нечто — настолько же жестокое, насколько невероятное. Он был на это способен, и я это знал, но надеялся, что он не знает, что я знаю: как говорили древние, — «кто предупреждён — тот вооружён»…
В последнее время я всегда находил с ним общий язык, и он делал вид, что мы с ним лепшие друганы, но идти на поводу этого рыжего предателя я был не намерен. А в том, что он предатель, я был уверен — я видел его глаза. Подлые глаза предателя.
Короткий укол — и я влетел обратно в реальность, а мои страхи и мысли остались там, где им и надлежало находиться — в сумерках.
Лепила вытащил из меня иглу и улыбнулся, — «Вот и всё, капитан. Ваши приступы не более чем отголоски контузии. Вы, капитан, уже отвоевались, примите это как факт, теперь аккуратненько… на природу бы вам. Отдохнуть…»
Отдохнуть. Вот придумал. Тут не знаешь, как семью уберечь, не говоря уже о себе и ребятах, а он — «Отдохнуть…». Что ему, интеллигенту, он и пороха-то не нюхал.
Я растянул морду в улыбку, кивнул военврачу и поднялся.
— Доктор, а как насчёт… — я выразительно щёлкнул себя по горлу.
— Нет, капитан, это всё осталось ТАМ. Теперь вы непьющий принимающий таблетки гражданский, — док протянул мне рецепт. Я взял его, на автомате развернулся через левое плечо и вышел.
Движение совсем застопорилось, и я, открыв окно в душную вечернюю Москву, закурил. Слава богу, по этой части никаких противопоказаний не было.
«Я, значит, на таблеточках, на природе, а эта гнида, втеревшись в доверие, такого наворотит», — мысли опять повернули на Макса. Он явно выжидал моего исчезновения из города. Обтяпает здесь всё, а потом, под шумок и меня спишет. «К чёрту таблеточки!» — я со злостью скомкал выданную врачом бумажку и выкинул её в окно, — «Плевал я на лепилу, ноги ему в рот. Где он был, когда я в «Урале» горел? В кабинетиках сидел, чмошник…» — меня опять начинало трясти.
Следующий месяц мне было довольно пакостно. То ли от похеренных таблеток, то ли от поведения предателя, который как ни в чём ни бывало продолжал мне корчить из себя закадычного боевого друга. Ага, так я и поверил! Но я видел его глаза, подлые глаза предателя, и я точно знал, что у него на уме.
Борясь с приступами головной боли, приходящими всё чаще и чаще, я стал меньше обращать внимания на Валентину и сына. Я просчитывал варианты. Я понял, что Максу надo умереть. Иначе он покажет, на что он способен. А я знал на что.
Я догадался — у него что-то было с Валентиной, когда я был ТАМ. Понял я это сразу, как только вернулся. У них тут без меня было! Точно было, я знал это, несмотря на его кривляния и заверения в дружбе.
Четырнадцатого, на Валькин день рождения, мы решили выехать в Серебряный бор. По старой, так сказать, памяти. Выехали на трёх машинах. Все наши плюс Макс, конечно, куда ж без него…
Когда мы по второму разу опрокинули «за тех, кто не с нами» я понял, что это должно произойти сейчас. Ребятам я всё расскажу; они меня покроют.
Незаметно я вернулся на секунду к машине и взял своё импровизированное орудие убийства. Хотя это даже не было убийством, это был светлый акт по зачищению вредного элемента. Предателя. Сволочи. Редиски.
Вернувшись к костру, я прикурил и кивнул Максу, типа, пойдём в сторонке постоим, потрём. Он, ничего не подозревая, поднялся и потащился за мной в сгущающиеся уже под высокими деревьями тени.
Отойдя метров на сорок, я оглянулся — наших ещё было слышно, но уже не видно. И тогда я пристально посмотрел ему в глаза и сказал, — «Макс, я всё знаю».
Богом клянусь, что еcли бы он стал просить прощения, умолять, да вообще скaзал бы хоть слово, то я может и сохранил бы его никчёмную жизнь. По старой дружбе. Но он молчал. Молчал и спокойно смотрел мне в глаза, как ни в чём ни бывало… И тогда я не выдержал.
Выхватив из за спины захваченный в машине брезентовый поводок, я навалился на Макса всеми своими килограммами и в момент, лишая его способности подать голос о помощи, накинул петлю ему на шею. Он извивался подо мной, но силы были неравны, и через минуту, от силы полторы, я смотрел на его вылезшие из орбит неживые глаза. На вывалившийся язык.
Даже в смерти у него в глазах не было раскаяния. Одно лишь удивление.
И тут, прислушавшись к себе, я с ужасом понял, что мне НЕ стало легче. Может, я был не прав? Да! Точно! Я ошибся! Это не Макс. Макс был невиновен. Осознав это, я упал на колени и поднял с земли лёгкую тушку Валентининой таксы. Собака пострадала зазря. А я? Я болен. Теперь я точно это осознал.
И тут мне стало по настоящему горько. Я — сумасшедший. Ну как я мог подумать на собаку? Покачиваясь, я встал и побрёл к нашим. В руках у меня болтался осиротевший ошейник.
«Скажу, что пёс убежал,» — отстранённо подумал я, — «а завтра назад к врачу и лечиться…»
Когда я вышел к костру, то тут же понял, что враг на самом деле существует. Как я мог, дурилка картонная, подумать на собаку, вот ведь действительно контуженный… Всё это время враг был рядом !
Нет, рано мне ещё лечится, рано на покой. Я весь подобрался, от былых недостойных мужика соплей не осталась и следа. Я был готов, как никогда. Но всё надлежало сделать ни в пример аккуратней.
Я подсел к ребятам. На меня смотрела Валентина и изображала настоящего боевого друга. Но я сразу вычислил, что моя Валька предатель. А в том, что она предатель я был уверен — я видел её глаза.
Подлые глаза предателя.
© LiveWrong