Дантес сука!

Коренной пермяк Игнат Поляков был доволен жизнью. Он в самом Петербурге, на том самом месте, где в 1837 году смертельно был ранен Пушкин. Игнат опирался спиной на каменный обелиск и с почтением смотрел на чернеющие деревья, он тяжело дышал, москвичка, что нервно сосала его член, сопела и фыркала. Игнат трахал ее всю ночь в гостинице под священную музыку Прокофьева, а теперь вот сподобился провести ее по Пушкинским местам. В каждом месте он делал остановку на скорый минет и краткую экскурсию. Игнату было очень хорошо.
Культура.
Секс.
Москвичка.
Немного кружилась голова от армянского конька, которым Игнат заправлялся уже второй день подряд. Немного чесалось тело под вьетнамским костюмом, но терпимо. Немного жали итальянские ботинки из Белоруссии, но в меру. Игнат был счастлив.
Через четыре месяца, когда он умирал в Перми от СПИДА, обострившегося на фоне многочисленных венерических болезней, он вспоминал Петербург и его мрачное имперское очарование вкупе с той блондинкой, которая проклятием своим сократила до минимума его дни. Он кивком подозвал врача и прошептал ему на ухо: «Дантес сука!»; после чего сразу же умер не оставив не завещания не долгов, не недвижимости.

Врач подошел к окну и задумчиво посмотрел на покрытые снегами деревья, нащупал рукой в кармане брюк перочинный ножик и подумал сразу же, что во времена Пушкина таким ножом очинялись перья, вот ведь ирония судьбы!
В палату зашла абсолютно голая медсестра с аккуратно подстриженным лобком и заботливо подвязала почившему челюсть.
— Молоденький, — подумала она вслух и дотронулась пальцем указующим правой руки до возбужденного клитора, а потом палец сей облизала и уперлась взглядом в спину доктора.
Доктор же неотрывно смотрел, как за окном разжигали костры – пламя их настолько притягивало взор, что не оторваться. Доктор как зачарованный смотрел на разгорающаяся очаги пламени и нервно теребил в кармане перочинный ножик.
Медсестра подошла к нему сзади и уперлась в его спину набухшими острыми сосками.
— Я еще нужна доктор, — обольстительным голоском напела она.
— Нет, — отрезал он и продолжил свое занятие.
Она обиженно развернулась и побежала к выходу, отчаянно виляя своей немного крупной задницей.
Доктор же пожал плечами, резко развернулся, подошел к трупу, подмигнул ему заговорщески и вырезал на его лбу маленький крестик.
Удовлетворившись содеянным, доктор отошел от покойника на шаг и размыслил вслух:
— Теперь как надо….теперь и домой можно к семье…его семье….рассказать…поведать о горе…выпить, припасть…но сначала найти медсестру…да найти…и отрезать ей язык…да…Дантес сука! – на последней фразе он вскричал и вылетел стремглав в коридор.
Депутата Смирнова разбудил в ночной тишине мобильный телефон или сотовый, оставляю на суд читателя это недоразумение. Смирнов даже сразу не понял что произошло и отчаянно драл глаза, пытаясь осилить произошедшее. Телефон продолжал петь эту мерзкую однообразную мелодию финнов, которые сделали ее в умах людей, помешанных на атрибутах, культовой. Смирнов резко вскочил с кровати и неудачно поскользнувшись на собственных тапках, упал головой в батарею, отчего скоропостижно умер в тот же момент.
Губернатора разбудила жена, робкими движениями она теребила его плечо, справедливо опасаясь гнева его. Губернатор был резок, он открыл глаза и увидел лицо своей жены, обычно страшно по ночам и без косметики, оттого он сразу проснулся и вскричал:
— Что за хуйня!
Жена испугано с расстояния протянула ему руку и прошептала зачем-то:
— Сеня, это тебя, — отдав телефон, она моментально ретировалась, оставив после себя запах корицы, апельсинов и мочи.
В прихожей торжественно хуйнула кукушка.
— У аппарата. – сухо сказал губернатор и посмотрел на часы. Стрелки он разглядеть не смог.
— Алло! Семен Петрович, это Левченко! – визгливо прохрипела трубка.
— Ну что за хуйня Левченко? – выразительно сказал губернатор, пытаясь разглядеть стрелки на часах, он даже правый глаз наслюнявил, что бы тот пришел в себя.
— ЧП, Семен Петрович, неслыханное для нашего края преступление, хирурга Томина помните из сорок пятой больницы, так вот он сошел с ума и кучу народу поубивал, скандал будет жуткий, он же и лауреат премий и известный на все страну и…
— Не части Левченко, — губернатор резко оборвал собеседника и разглядел таки часовую стрелку, — не гони, давай подробно, бля!
На другом конце провода вздохнули и досчитали до десяти, почему-то вслух.
— Семен Петрович, — медленно начал Левченко, — известный всем хирург Петров зачем-то вырезал на скончавшемся пациенте крест на лбу, потом вышел в коридор, отловил медсестру Григорьеву, оглушил ее и вырезал ей язык перочинным ножом, потом подъехал к дому покойника и…
— Какого покойника? – спросил губернатор и, наконец, с удовлетворением отметил, что на часах было четыре часа сорок две минуты.
— Ну, того… — неуверенно забормотал Левченко, — у которого он крест вырезал в начале.
Не услышав возражений, Левченко продолжил:
— Так вот, он зашел в квартиру и жене того самого трупа сказал: «Ваш муж сдох!» Она упала в обморок. А он ее изнасиловал, а потом заставил всю ночь голой на балконе читать стихи Пушкина и громко смеялся.
— Стой, стой, стой! Ты чо несешь Левченко?! Как всю ночь?! Сейчас двадцать минут пятого, утро!
— Да что вы Семен Петрович, какое утро, сейчас день уже…наверно… — неуверенно сказал Левченко.
— А чего я сплю тогда? – спросил губернатор с издевкой и посмотрел в окно, — темно же за окном, не рассвело даже еще!
Левченко замолчал, казалось, что на всегда.
— Левченко, ты что там бухой? – прокричал в трубку губернатор.
— Да нет же, у нас день… — промямлил Левченко, готовый вот вот разрыдаться.
Почувствовав, что он теряет Левченко, губернатор сменил тон на благодушный.
— Ладно, с этим потом разберемся, чего дальше то было с хирургом этим ебанутым.
— А дальше милиция приехала, а хирург эту женщину, ну пострадавшую выкинул с балкона и она прямиком на милицейскую машину и упала, а потом при задержании, он откусил палец участковому, вырвался и перерезал себе горло перочинным ножом, последнее, что он прохрипел, было «Дантес сука!»
— А кто такой этот Дантес? – спокойно спросил губернатор и закурил, уставившись в чистое звездное небо за окном. Мерцал Южный Крест, на небе не было не облачка, приятный морской бриз колыхал занавеску и тишина, необычная тишина успокаивала губернатора.
— Не знаю я, ищем, — ответил Левченко
— А необычное что-то было, — спросил многоопытный губернатор, ищя взглядом графин с виски.
— Да было, бабка из соседнего подъезда незадолго до убийства видела НЛО.
— НЛО?
— Да, говорит, как только Татьяна стала Пушкина читать, так оно и появилось, а как она читать перестала, так сразу и улетело.
— Дела… — губернатор открыл пошире окно и бросил окурок в кошку сидящую у дома.
— Не попал, — вслух сказал губернатор и закрыл окно.
— Кто не попал? – удивился Левченко.
— Скажи Левченко, что ты видишь в окно, — проигнорировал вопрос Левченко губернатор.
— Да я на улице стою, Семен Петрович, по мобиле звоню.
— Опиши мне что ты видишь, — сказал губернатор закуривая новую сигарету.
— Ну, — замычал Левченко, — справа палатка с шаурмой, слева дорога, люди вокруг ходят, машины ездят…
— А солнце, Левченко, солнце ярко светит?
— Да ярко, господин губернатор, — Левченко явно был обескуражен и не знал как себя вести.
— Тогда объясни мне Левченко, какого хуя у меня за окном ночь и ярко светят звезды? – на повышенном тоне спросил губернатор, ловко ставя акценты в нужных местах.
В трубке у Левченко раздались гудки. Он стоял с трубкой у уха и пот липкой струйкой стекал по спине прямо в трусы.
А губернатор налил себе стакан виски и выпил залпом. «Пушкина что-ли почитать» подумал он и побрел в библиотеку.
Левченко все еще стоял посередине Перми в шоке. Неожиданно зазвонил мобильник, он не глядя даже ответил:
— Да.
— Это Евсеев, помощник депутата Смирнова.
— Да Юра, в чем дело?
— Короче, нет больше Смирнова, несчастный случай, ударился башкой об батарею полчаса назад и помер. Кароче, у тебя работа есть?
Левченко сглотнул и швырнул мобильник об стену. «Какой сраный день» — подумал он и немедленно захотел есть.