Так вот, этого ещё не случилось, но случится, а пока что Примус идёт семимильными шагами к этому. Этот, с позволения сказать, боец, напоролся какого-то незрелого дерьма и обосрался прямо в десанте на рубеже развёртывания. В смысле — буквально насрал в штаны, а кто ездил в десанте БМП – знает… там и так дышать нечем на марше… в общем, машина встала… народ высыпал на свежий воздух, Примуса, конечно, на этот воздух высыпали, как картошку. Пиздец моему 2-му отделению на рубеже развёртывания. БМП-2, набитая десантом, была геройски «уничтожена» гранатомётчиком этого же отделения, засранцем Примусом. Занавес.
А в реале получается вот такой расклад, у меня одна машина во взводе не дошла до спешивания. Стало быть, ВЕСЬ заезд бригады – не зачет.
Из-за одного засранца. А кто виноват? Кто этот засранец, не уследивший за жрущим всякую дрянь солдатом?? Ну, для комбрига, конечно — комбат… а для комбата?? Конечно, Вадим…а для Вадима?? Вот то-то и оно… один для всех, твою мать.
Так что засранцы спокойно живут только в инете и на гражданке… оттого-то армию они и ненавидят.
Отыграли учения всё-таки в итоге на пять. Никто не обосрался. Конечно… столько дрочить-то.
Вернулись на зимние квартиры. И ротный, который толком только и успел, что познакомить меня с офицерами батальона да показать основных уёбков в роте, ротный, при котором бледнели уроды, с которыми мне предстоит ещё биться каждый день – заявляет о своём переводе в Читу в дисбат.
Рота должна отойти Денису, но он не был в отпуске уже год с лихуем.
Вывод прост и ненавязчив. Один сдаёт – другой принимает, и оба летят белыми птицами с максимально возможной скоростью в отпуска. То-то ротный был так рад моему приезду, у него сложилась вся схема.
А я… а мне служить – оборону крепить. С Батоном. И только-что назначенным на должность старшины Егором (пока — человеком Дениса). Потому что Виталик П. своё дослуживает к ноябрю. На дворе сентябрь, и я впервые задумываюсь о том, что есть ещё и личная жизнь, а жена далеко в Москве носит под сердцем моего сына. Ивана.
Приехали с учений, начали входить в ритм казарменной жизни. После месяца-полутора в полях холодная вода из крана – манна небесная. В казарме воду и свет отрубают куда реже, чем в городке, где этих радостей, кроме дома комбрига и зампотеха, практически не бывает. Вообще, в Борзе можно заниматься двумя вещами… служить и не служить.
Первое подразумевает окончание рабочего дня где-то в час ночи – когда последняя обезьяна закрывает глазки в надежде на утреннюю поллюцию, и начало — в шесть, с подъёмом. Ночуешь в казарме, и всегда готов вмешаться в происходящее.
А вот второе — это забивание на службу в достаточно скотских условиях неуставщины и полуразвала
с и с т е м ы и выпадение в ещё более скотские условия пьянки в адски неприспособленной для этого бытовухе. Обычно молодые офицеры ломались месяца через три после начала службы, и уходили в запой…
Вся жизнь состоит из маленьких и больших выборов дальнейшего поведения.
Локтев, молодой летёха, неизвестно каким богом закинутый в забытую этим самым богом часть, держался два месяца.
Служба занимала всё время, домой, в лучшем случае в, 12, в худшем — вообще хуй дойдёшь, но подъём — это святое, в 6 в строю, и не ебёт. Так что наш летеха, будучи неженатым, был задействован с утра до глубокой ночи, лишь бы подольше не входить в жизнь городка.
Все знали всех и всё про всех. Занятий там было два, и оба сразу – пить и ебаться. Больше там делать было нехуя. Для старожилов — неебическая Санта-Барбара длинною в жизнь.
Выход из этой хуйни был один – служба. У тех, кто не хотел служить, выхода не было – они пили и еблись. А молодых девчонок там было крайне мало, в основном разведёнки, которым, кроме как здесь, и жить-то негде было. И вот среди самых прожженных тёток городка было нечто вроде спорта – отъёб молодого лейтенанта. Это случалось так. Попадает молодой, недавно приехавший лейтенант, в часть, и, рано или поздно, но неизбежно попадает на пьянку – такого видно сразу. Пьёт – орёт чего-то, усиленно старается напиться, чтоб забыть, где находится. Вот такого, упитого в хлам, и уносит тётка к себе. А на утро… н-дааа… надо видеть их рожи на утро…
Отчего рано или поздно человек берётся за стакан? Заебался – вот и берётся. Потому что в один прекрасный момент бензин кончается, и вместо того, чтобы нестись куда-то, сломя голову, Локтев просто забил на вечерние мероприятия и упал на стакан. Это было настолько спонтанно, что после вопрос:
— С хуя ты вдруг нарезался? — ставил его в пиздец какой тупик.
Наутро он, естественно, не явился.
Комбат орал, как подорванный.
— Упустили, блядь… проебали толкового офицера… загнали мальчишку… — как будто все только и делали, что морили Локтева.
Рано или поздно срывались все, так что все молча слушали патетику майора Добрянского. Должность у него такая – орательная.
Славный путь лейтенанта уже не был секретом, нахуярившись в общаге с артиллеристами, он был унесён (вроде как ещё на своих ногах) прямо на пьянку к общеизвестной бывшей поварихе Шининой… ну, и оттуда уже не ясно, куда, да и непонятно, вышел ли оттуда.
Шина (Шинина) была сорокалетней бабищей, скорее уж здоровой, чем толстой. Плечи переходили ровной прямой в жопу, ибо талии у этой колбасы просто не было. Кучеряшки по плечи, круглое лицо с белёсыми ресницами и наметившийся двойной подбородок… в общем, тот ещё крокодил. Локтев наш был пацаном крепким – за метр восемьдесят, вольник. Два месяца без ебли в 21 — это проблема, дрочкой не решаемая.
К обеду выяснилось, что он у Шины, а это был пиздец. Раньше, чем через два дня, оттуда никто не выходил, побывавшие – теряли чувство юмора на пару дней.
Пришёл наш Локтев чётко по расписанию.
Построение.
Лейтенант выбрит, отглажен и начищен…только вот губы распухшие, рожа красная, и в глаза не смотрит. Комбат для вида буркнул чего-то и предупредил всех от подъёбов (за глаза, конечно). Летёху опять впрягли в тяготы и лишения – он был только рад. Ночевал в казарме, потеряв интерес к городку. В общем-то, дельным и толковым оказался, но не суть…
Однажды, напившись, рассказал такую штуку…
— Поила эта блядь меня в полумёртвое состояние, ну, и еблись, конечно… ну, понятное дело, что порывался уйти, да какое там… эээх, надо было сразу съёбывать, как проснулся… ну, да там всё, блядь, просчитано… опохмел – форма уже в стирке – горячее на пожрать – выпить – попездеть — выпить… ну и… пиздец, конечно, крокодил… – морщится от воспоминаний и передёргивает плечами брезгливо, опять-таки краснеет.
— А как же ты съёб-то?
— Да хули… снится, что иду я по степи… и хуяк, по грудь проваливаюсь в землю… и дышать, сука, не могу… короче, пиздец мне… кошмар, типа… просыпаюсь, блядь, а надо мной… я на спине спал, так вот, надо мной вооооот такая (Локтев ручищами описывает круги перед собой) жопа… Жооопища. Здоровенная. И кроме этой жопы ничего в мире не видать ваще. Короче, открыл глаза, и кроме жопищи этой нихуя не вижу, бля… она мне, сука, на грудь села и сосёт… и так, бля, охуенно хую моему, но дышать-то, сука, нечем…
— Ну, и что ты выбрал… гыгы?
— А ты как думаешь?… эээ… гы… вот ты нырял когда-нибудь? Хотяааа… какая хуй разница… главное, что потом-то всё равно всё-таки съебался… гыгы.
Вадим же со мной сделал ход конём. Меня выделили в рабкоманду в Безречную с годками. С бойцами, отслужившими чуть менее года, точнее. Чтобы я заточил их под себя за месяц, и потом опирался именно на них, командуя ротой в гордом одиночестве. Это сейчас я понимаю, что Вадим сделал всё для того, чтобы меня не сожрала рота и бытовуха. А тогда я дико обозлился за такую ссылку. Но делать было нехуй. Мне выделили 15 рыл со шмотьём, и я с ними отбыл в Безречную. Два часа на «бичевозе» — это плацкарт, два вагона, на полке продаётся три места… причем на верхней полке — тоже. Залупаться на висящие сверху ноги бесполезно. Нужно их просто не нюхать.
Или на машине по трассе часа 2-3… смотря, что поймаешь. Такая же глухомань, как и Борзя. С той же беспросветностью и пятью магазинами. С теми же условиями службы. Да ДОСов штуки четыре, не-то пять.
Меня встречает прокурор гарнизона, импозантный пузатый дядька с густой бородой и чёрными углями глаз из-под кустистых бровей, к которому я и поступаю в подчинение. Говорить с ним сложно, ибо он — местный небожитель, а мимики за бородой не видно. Его пузатость предполагает добродушие… но на самом деле он — упырь ещё тот. Его инструктаж краток.
— Вас разместят у артиллеристов, подчиняешься напрямую мне… всех умных и особо военных шлёшь в хуй, не задумываясь, у тебя своя задача… ну, кроме комдива, конечно… остальных — всех… понял?? Повтори!
— Всех слать на хуй, кроме Вас и комдива… подчиняюсь только Вам.
— А не обоссышся??? Тут замполит дивизии ебанутый… стопудово рыло сунет… мы с ним «дружим»… гм… и орать он пиздец, как любит… ну да обоссышься – твои проблемы… узнаю, что тут чё-то творится без моего ведома, или солдатами на работы в другие места торгуешь – посажу. Понятно?
— Так точно.
— Откуда сам?
— Москва.
— Залётчик, значит… да без лапы… или от папы большого съебался, романтики хлебнуть… хлебнёшь, как пить дать… такие д… – короткий взгляд на меня, — тоже попадались, – сам с собой вслух рассуждает прокурор. – Да похуй… до царя далеко. Значит, слушай сюда, лейтенант, будете работать на здании будущего суда…я пришлю прораба, он тебе всё объяснит… с тебя — работа твоих слонов и отсутствие проблем, и во вне рабочее время, кстати, тоже. Усёк?? Ну и это… если чо надо… я помогу… но!! – бородач поднимает палец вверх, – только если увижу, что твои бойцы вкалывают, а ты держишь ситуацию под контролем. Щас идите вот с этим старлеем… он вас разместит… Гвоздилин… отведёшь их. Ну и, там, проследи, чтоб на довольствие встали, и прочая хуйня.
Приходим к трёхэтажной казарме, ничем от нашей родной не отличающейся. Мне выделен аж целый 2-ой этаж. На первом живут артиллеристы и находится дежурка, на третьем — воспоминания о былой славе и мощи СССР – никто.
У нас день на обустройство.
Назначаю наряд из трёх человек и вручаю им устав Внутренней службы. Учить будем обязанности дневального по роте. Для начала. Вадим, напутствуя, так и сказал: «Подомнёшь этих по внутренней службе, и по приезде сломаешь остальных… а эти жути ещё про тебя нагонят… только постарайся без травм… они тебе в командировке нахуй не нужны, и прикрыть тебя там будет некому… гыгы… только закрыть кому будет».
Ну да, ну да… травмировать бойчину, сидя под прокурором?? На фига мне такие приколы?
Прокурор на следующий же день прямо при мне пообщался ногой с медленно шевелящимся «рабом», взятым с местной гауптвахты на работы. Но тому было по хуй… конечно, лучше заниматься работой, пусть и с прокурорской ногой по жопе, чем сидеть в каменном мешке с дыркой в полу, чтоб можно было ссать, да на баланде, которую собаки жрать откажутся. А хули… Забайкалье… край ссыльных… тут с арестантами не церемонились ни при царях, ни при вождях. Чтобы угодить на губу, надо подвигов насовершать таких, после которых стрелять уже пора. Губа переполнена беглыми, дебоширами, мародерами и насильниками. Присутствует и ворьё. Половина военнослужащих — местного разлива, причём у половины из них, если не больше – кто сидел в родне, а кто и сидит.
Тут это вообще норма… если ты отсидевший.
Вечер. Строй в одну шеренгу из пятнадцати моих слонов. Сержант Крылов – маленький и тщедушный старший рабкоманды, как и положено, правофланговый. Назначаю наряд и выдаю им уставы для изучения обязанностей. Охуевших среди моих людей пятеро. Шаботуков, Галсанов, Пнёв, Намсараев и Николаев. Но вопрос о нужности изучения Устава Внутренней Службы поднимают, конечно, не они. Этот вопрос задаёт якут Соркомов, один из назначенных мной в наряд. Не чмо, но и не борзый. Обычный солдат. Вопрос из строя он озвучивает так:
— На хуя, товарищ лейтенант?.
Срываться сейчас… без авторитета… нельзя.
Стараюсь держать себя в руках.
— Товарищи солдаты, — ну, вот и покатила первая беседа… как Вадим и говорил. — Мы приехали заниматься строительными вопросами. А кто-нибудь знает, что мы будем тут строить?? А я вам скажу. Мы будем строить здание суда… точнее, перестраивать и перепланировку делать…
— Стэны ломать?? – Шаботуков из строя.
— Я не понял, солдат, команда пиздеть была?? Я что??? Спросил, у кого есть вопросы?? Дослушай, бля, а потом уж, если чего не понятно – спрашивай, солдат. Вот задаст какая-нибудь обезьяна мне этот вопрос при прокуроре гарнизона из строя… чо будет?? – бойцы тупят, они не знают, что будет, я собственно, тоже, но от слова «прокурор» всем тут сразу стало неуютно. – А мы подчиняемся именно ему. Насчёт залётов, кстати — не рекомендую. Отсюда уехать на дизель по хуйне – на раз. И я долбоёбов спасать не собираюсь. Будете делать то, что от вас требуется, и вернёмся все вместе без потерь… но, в общем и целом, мне сейчас до пизды. Я-то точно уеду отсюда через месяц-другой в Борзю.
(А вот теперь…) Рядовой Соркомов, выйти из строя на два шага!
Соркомов делает два шага вперёд и останавливается.
— Отставить.
Встаёт в строй.
— Вот видите?? Вы даже не знаете, как правильно выйти из строя… мне чо прокурору-то отвечать на тему вашей обученности?? Хотите прокурорскую проверку в часть? Комбрига повидать хотите, что ли? Или вам тут шуточки всё?? Вот ткнёт он пальцем, например, в тебя, – я тычу в Галсанова, – Галсанов. Скажет просто – «Ты!» Твои действия??
Галсанов хватает ртом воздух, как рыба, он не знает, что ответить, и понимает, как стремительно его крутость начинает убывать… надо хоть что-то сказать.
— Я… это… я встану… в эту… в строевую позу…
« не ссы конкретно при всех сам дёргать охуевших… ставь их в тупик, чтобы все видели, что они тупые, хоть и борзые, а ты умный… умный и злой… и ты им в любой момент поганку завернуть можешь… пусть боятся, когда ты произносишь их фамилии» – Вадим.
— Ты еблан, Галсанов… в позу петухи в тюрьме встают… а ты пока что солдат Российской армии, наводчик-оператор, причём нехуёвый… ты можешь встать в строевую стойку, как по команде «смирно», ты это имел ввиду? Руки по швам, грудь вперёд, носки врозь. Так?? Ну и дебил… хуле гривой трясёшь? Прокурор так и будет дальше тебе тыкать, что ли? Надо представиться. Принимаешь положение по стойке «смирно» и громко докладываешь свою фамилию – «рядовой Галсанов!!» — понял?
— Да.
— Не «да», а «так точно», блядь… вы чо там, в полях, вообще всё забыли, что ли? А? Воины!? – тычу пальцем в водилу моей бэхи, тот принимает бравый вид и орёт:
— Рядовой Атемасов!! (опиздюлен мной через неделю после прибытия в Цугол, за хуёвое обслуживание м о е й машины, но в целом — один из самых нормальных бойчин в моей роте за время службы в Борзе).
— Ты!
— Рэдовой Шаботуков.
— Ты!
— Рябовой Рябченко.
— Ты!
— Рядовой Соркомов!
— Так вот, Соркомов, военнослужащий, выходя из строя на два шага, обязан повернуться лицом к своим товарищам, а не стоять к ним жопой. Ты что? Ты их не уважаешь, что ли? Кого именно? Галсанова, может быть?
Галсанов – бурят, а вот Соркомов – якут. Это очень важно.
« …аккуратненько играй на рамсах бурятов и якутов, подогревай, но не давай кипеть… понял?? Вообще, по национальностям тут бывают жёсткие беспределы… зачинщиков уничтожай жестоко… так, чтобы другим неповадно было. А ваще, конечно, дурдом… и те, и те — уроды пиздоглазые, чего им делить? До сих пор не въеду. Разве что религию, дык нету тут богомольцев. Короче, воспринимай их отношения всерьёз, мой тебе совет» — Вадим.
Соркомову никак не улыбаются предъявы в неуважении от Галсанова. Галсанов опять морщит лоб… он понял, что его уже кто-то не уважает.
— Рядовой Соркомов, выйти из строя на два шага.
«не переигрывай в устав… если они врубятся в то, что ты их дрочишь на мякине… дальше только пиздить, не рекомендую… сам через это шёл… до сих пор пиздить приходится» — Вадим.
Опускаю дрочево с ответом «Я», «Есть».
Тело Соркомова, выползши из строя, поворачивается через правое плечо.
***
О строевой тут знают только, как ходить строем в баню и бегать строем на зарядке, ну и ещё то, что надо стучаться к ротному в канцелярию, прежде чем зайти. А также бригадные и батальонные построения, естественно. Подход-отход к начальнику напрочь забыты за ненадобностью. Когда Вадим мне рассказывал, что творилось по его приходу в роту, у меня волосы на голове шевелились. 95-й год… он шёл на работу (на подъём) с четкой мыслью… «хоть бы они сегодня просто напились». Потому как было ещё два варианта развития событий – самовольное оставление части и травма. За пьянку можно просто отпиздить, и потом злостно затравить, а вот самоволку с травмой приходится р е ш а т ь.
Травму надо прикрывать. Её всё равно прикроют… если не ты, так твои начальники. Потому что виноватым делают тебя, а отвечать и быть виноватыми перед своими начальниками неохота. Хочешь слушать о себе всякие гадости и получать урезание зарплаты – пожалуйста, смело вскрывай факт травмы. Не хочешь – решай вопрос с медиками и солдатом. Один хрен все всё будут знать, но официально ничего как бы и не происходит. Хичкок нервно курит в сторонке.
Ну, а уж если беглецы, то тут вообще начинаются танцы с саблями.
Никто не знает, куда мог чухнуть боец. То ли его выловят на железке. То ли сам с голодухи где-нибудь в милицию сдастся. И куда за ним потом, в какие ебеня ехать – неизвестно. Известно только, что за свой счёт. А денег не то, что нет. Их реально НЕТ.
Строевой они не знают, потому как не через учебку пришли. Не было у них учебки.
На всех не напасёшься.
***
Дали мне где-то в феврале двух диких якутяр, не знаю, в какой тундре их выловили… ну, спать отправил, Егор всё, что нужно, выдал. Ночью меня к комбату. Комбат увидел, что бойцы спят без простыней, а у меня только что самоходчики были. Ну, вот, м-р Добрянский и орёт. Да и прав, по сути.
— Лейтенант… да ёб твою мать… они у тебя поэтому и бегут… я тебе двух молодых дал, а ты их без белья… как скотов… ты совсем ахуел, Скворин… хули ты на меня вылупился??
Молчу.
— Утром доложишь… и Кустаревского своего (Егора) не забудь в жопу расцеловать… (не любит комбат моего старшину… только вот влезать не хочет в мою кухню. И правильно. Но Егор в натуре охуел, бля.)
Поднимаюсь в роту. Ночь. Все в отбое, только дневальный, дежурный и старшина встречают… хули… знают, что приду, раз комбат был и орал.
— Егоооор… блядь…
— Товарищ лейтенант, я этим опездалам всё выдал… щяс даже повторно… их, гыгы… их Митыпов развёл… две простыни – подшива… одна на один год, другая на другой. Они повелись. Полроты подшилось, наверно.
— Завтра смотрю подшиву. И не дай бог, кто до утра переподошьётся. У кого простыня – грохну, блядь. А ты куда смотрел??
— Так вы ж сами сказали — зимнее перещитать к смотру!!!
— Блядь… клоуны, сука… поднимай мне этого пингвина…
— Да он в сортире… изъявил желание помыть… упал там…
— Егор, бля… а ну-ка, давай-ка сюда мне всех троих. (Дежурным по роте — Фёдор, кореш Егора. И задрочить бурята Митыпова им не в падлу никогда — Воробьёвский ведь выкормыш).
Не врал старшина. И «барабан» мой потом подтвердил. Но такие моменты завсегда надо проверять.
А степень развития поступающего контингента, конечно — охуеть. Я видел, как бойцы тундровые садились срать на очко, держась за трубу сливного бочка, потому что думали, что она для удобства, и вместо того, что бы срать в дырку, срали на отпидорашеное до белизны тем же Примусом «очко». Просто потому, что впервые видели очко. Ну, о том, что умыться могли и у писсуара, я вообще молчу. А хули? Белый! Чистый! Воду включаешь – течёт. Не грязная. Нормуль.
***
— Встать в строй, – смотрю, как Соркомов падает в строй. – Печально, товарищи солдаты. Я перед собой вижу строй из нарушителей строевого и дисциплинарного устава. Кому охота на губу местную?? Могу договориться… а могу, в общем, и не напрягаться… вас и так туда определят. И это ещё не служба – за которую реально жопу рвут. Кто, из стоящих тут, может мне хотя бы приблизительно рассказать статью «обязанности дневального»? А вы все будете заступать в наряд по очереди, я тащиться никому не дам… Вот случись чо – подтянут наряд… с чего начинается разговор?
— Службу нёс? – нёс.
— Что ты делал во время того-то и того-то? — тО-то и тО-то.
— Тааак, а что должен был делать? Что в уставе написано??
— А хуй ево знает, чо там написано, потому что я мудак и не знаю, — имитирую я перед строем разговор с Грозным Начальством.
— А там, товарищи солдаты, написано то, что вам положено знать и исполнять по службе, и если вы сможете доказать, что поступали по уставу, то никто к вам не доебётся. Вот зайдёт прокурор, и чо ему кричать будете? Смирно? Дежурный по роте, на выход? А? Соркомов?? Хули ты на меня пялишься, урод?? Ты решил меня подставить под прокурора? – наиграно начинаю заводиться и идти к нему. Серьёзная предъява среди приблатнённой вчерашней шпаны.
Всё.
Момент истины.
– Ты кому тут, падла, пиздаквакаешь такое умное слово как «на хуя???» — стоящие рядом с Соркомовым несколько принимают по сторонам. Жертва определена, и они довольны, что это не они. Соркомов в полном ахуе оттого, что на ровняке угодил под пресс, и всё по делу – опустил клюв.
Я его не пизжу.
Зачем?
Его отпиздит Галсанов, которого я выебу за это и отпизжу позже. После того, как возьму объяснительные и поясню Галсанову, что именно я на него собрал и сколько весит неуставняк. О том, что никто не будет из-за его сраной зуботычины сажать пятно неуставняка на подразделение, он не думает. Не в состоянии. Но вот о том, что рядом где-то ходит кровожадный Прокурор, и только и ждёт возможности посадить его, Галсаноова, на дизель (дисциплинарный батальон – военная тюрьма – ад) — он будет думать до конца рабкоманды.
А вот благодаря солдату Соркомову у нас появляется график сдачи статей Устава Внутренней Службы рабкомандой, где рядом с фамилией Соркомов стоит ещё 14 фамилий. Мозгоёбка началась, и кому не понравятся уставы – плац рядом.
Через три дня эти сволочи поймали и сожрали собаку.
Я их спалил прямо на жарке второй порции мяса.
Я не против собачатины, я против проёба двух обезьян, занимающихся её убийством и готовкой вместо того, чтобы работать. Не уследишь сегодня, чем они занимаются, и они это очень быстро поймут. Тут же начнут проёбываться, и рано или поздно кому-нибуть влетят.
А собачек-то я люблю… после Борзи, ещё и в приготовленном виде.
Собачку захавать в Забайкалье считалось нормальным. И не то что бы недоедание. Тут, думаю, дело в другом. Дети природы якуты и буряты свои охотничьи инстинкты не подрастеряли за телевизорами и инетами… да и чурки очень быстро понимают, что, когда охота жрать, разница меж бараном и собакой только в том, что собака перед смертью говорит «гав» вместо «бе».
***
Зима. Мне нужно машиной перевезти ротное шмотьё на склад. На сдачу. Я нахожу машину, но её не выпускает, чтоб объехать бригаду (не в город куда-нибудь… а тут… по части) говнюк ваишник (военный автоинспектор), чурка и прапорщик. Законченный урод. Мне ведь не в город. И позарез надо… ну некем носить. Но путевого листа нет, и эта падла решила меня поставить раком. А как же… он, невъебенно крутой прапор, может застроить зелёного летёху. По-хорошему не получается, и я очень быстро закипаю… да так, что мы лаемся матюгами, и я ему обещаю кары египетские, а он мне сообщает, откуда я взялся и куда мне идти. Всё это при старшине. Возвращаю машину в парк и ставлю задачу на перенос барахла вручную. Приходится собирать остатки от заступившей в наряд (в караул, по столовой, по КПП, в патруль) роты, включая калек. И носить в шесть ходок. За время переноса, естественно, что-то проёбывается. Егор на нервах, я ещё больше. Короче, подсуропил прапор траблов на ровняке.
Через два дня врывается в роту этот прапор, и прямиком в канцелярию ко мне ломится.
— Ти мой вирак… я твой мама ебал… тыбе пиздэц… я тебя эбат щяс буду… – орёт.
Только это не его сраный пост ВАИ, а моя рота.
— Дежурныыый?? Почему посторонние в роте? Выкинуть на хуй!!! – на прапора даже не смотрю… смотрю на солдата. Тот мнётся… стрёмно ему прапора хватать. Зато не стрёмно тем, кто его помнит. Прапора реально вышвыривают из роты, и он кубарем катится по лестнице. Я собираю объяснительные о его поведении у очевидцев и жду замполита. Замполит приходит точнёхонько через десять минут. Старый капитан, прошедший первую чеченскую.
— Алексей… сколько ты у меня ещё крови выпьешь?? Мне звонил зампотех бригады… Ща комбат придёт… твои рамсы с прапором уже комбригу доложили… ты чо творишь, Алексей??
Я кладу ему объяснительные солдат и свой рапорт. Он читает об охуевшем прапоре. Лоб морщится в разные стороны… такое ощущение, что я на аттракционе «что можно делать кожей лба при желании».
— Ну, хорошо… понятно, что ты вспылил… но ведь и ему было с чего орать… не находишь??
— Да я так и не понял, чего он припёрся… чурка ёбаная… по-русски через пень колоду… идиот… служит, небось, уже лет 15, а по-русски, как мой Шаботуков разговаривает… тьфу… срать на него и розами засыпать.
— Ишь ты… а Байкала его кто захуярил??
— Какого Байкала??
У чурки был ротвейлер… охранял штрафплощадку. Злой. Страшнючая на вид зверюга с серьёзными такими зубками. Так вот, прапор перед визитом ко мне нашёл его в вольере. Башка и шкура прилажены к крестообразным палкам, воткнутым в землю… лапы аккуратно сложены рядом… на вечном, так сказать, посту Байкал. И даже зубки на месте.
Егор не сознавался до дембеля. И правильно делал. Наверное, каков Байкал на вкус, попробовала вся рота.
***
Человек, попадая в армейскую систему, меняет привычный уклад жизни, и хочет он того или нет – вынужден соблюдать режим. Распорядок дня. И время, например, на приём пищи отведены строго оговорённые часы. Так и накормить всех удобней тем, кто вкалывает в столовой. И мне, как командиру, определиться с основными занятиями, как-то — несение службы или занятия боевой, проще. Вся беда в том, что организм духа сразу же перестраиваться отказывается, и требует привычной вакханалии в жратве, не приемля рамки распорядка. Духу охота жрать всегда, и за банку сгухи он продаст Родину на раз. Что бы ни вопили правозащеканцы о том, что в армии хреново кормят – это не везде так, и в случае с новобранцами – вообще неприемлемо. Их хоть на убой корми во время приёма пищи – всё равно ходить будут голодными. Нагрузки-то поменялись, а организм ещё растёт. Черпаки и дембеля, издевающиеся над духами, таскающими в карманах хлеб, сами по духанке на этом палились, как правило.
Что лично мне очень помогало. Объяснительная полуторагодичной давности, написанная рукой нынешней грозы духов, где он признаётся в том, что своровал на обеде два куска хлеба, зачитанная перед строем и предъявленная общественности, враз меняет баланс авторитетности, и гроза становится лужей. Очень удобно держать за яйца любого бойца, и вертеть его мозжечком. Причём он, отлично сознавая, что шантажируем – ничего не может поделать, ибо действительно по духанке был за ним всеми давно забытый касяк… всеми… но не бумагой, которую опять-таки писал под страхом пиздюлины… не отопрёшься…свои же первые зачмырят, чтоб отгородиться, мол, мы не таскали.
Ну да….
…не таскали…
свежо предание, … хотя процентов 20 не таскает, но гнилых косяков всегда найдётся… не таскал хлеб, так спёр чужую зубную щётку, или носки… да что угодно. Потом забывают, и вот приходит время, и бумажка с выражением зачитывается в канцелярии в рожу дембелю, который только что рассказывал, что ему положено делать, а чего не положено «по сроку службы», ломается в раз. Cереет и начинает искать выход. А выход один – служить, как скажет тот, у кого бумага.
Мы так устроены, что боимся уронить свой авторитет больше, чем совершить поступок, его реально роняющий. Но сейчас не об этом.
Я бывал в разных частях за время своей службы, но такого беспредела с хавкой, как в этой долбаной Борзе в 96-ом, я не припомню.
Офицер может питаться в офицерской столовой или, забрав жратву пайком, жрать тогда, когда доберётся до своей конуры. Я перестал посещать офицерскую столовую день на третий, после того, как прямо на моих глазах сосед достал из макарон немаленький кусок стекла.
Стал получать паёк. Паёк, он во всех частях, как оказалось, разный. Обманывают офицеров опять же, как кому вздумается. Не пойдёшь же ты качать права на предмет недоданных трёх банок тушёнки и килограмма морковки. Да это ж со стыда сгореть… офицер, твою мать… три банки тушёнки пришёл выколачивать… охуеть. Готовить мне было некогда… да и не на чем… дык, если света почти на постоянку нет, пусть даже и набралось ведро воды под вечно включенным для её отлова краном.
Поэтому я питался, как и большинство холостяков, в солдатской столовой во время приёма пищи подразделением. Чай, масляк, хлеб, кусок рыбы или котлету там порубать ещё можно, но вот всё остальное есть просто нельзя.
«Вкусно жрать» по-борзински выглядело так:
Бигос – квашеная капуста, ещё и переваренная, с парой банок тушёнки на общий котёл, чтобы получилось по волокну мяса на тарелку дурно пахнущего месива цвета детской неожиданности.
Картофель отварной – в связи с перепадами напряжения в столовой ли, в башках начпрода ли с начальником столовой, которые обязаны контролировать приготовление пищи, но я его регулярно видел полупровареным, и наблюдал неебический сюр, когда бойчина вынужден соскабливать ложкой сварившуюся часть картофана, чтоб хоть что-то кинуть в топку молодого организма, жгущего калории с космической скоростью.
Перлофан – он же каша пластиковая… это нечто слипшееся и белое, фактически не имеющее вкуса. Еда будущего. Я её столько съел в училище и армаде, что мне стыдно лошади в глаза смотреть, и до конца жизни это я больше есть не буду… только с великой голодухи, как бы вкусно (а я знаю, что перловку действительно можно приготовить вкусно) эту крупу не приготовили. В Борзе эта субстанция не вытряхивалась из половника нормальным способом, поэтому бойцы используют, сами того не понимая, законы физики, ебоша ручкой половника о столы, для выпадения этой блядской каши из него.
Макароны по-флотски… блядь… тот же бигос, только из муки непонятного качества, дурно-бледная субстанция, в которой иногда можно различить обломки чего-то бывшего полукруглым и полым, потому как, развариваясь, они теряют форму и становятся кашей.
Пюре – комочки картофеля в жиже и почему-то вперемешку с бигосом…ощущение, что котлы со вчерашнего вечера не мыли.
Котлета — чем больше хлеба, тем сытнее. Но съедобно.
Компот – вода цвета хуёвого чая с долькой сушёного яблока или груши. Как бы там ни было, не видел брезговавших.
Чай – чёрное дерево, которое умеет тонуть и белое которое не умеет. Был дежурный чайник для офицеров, и нам заваривали нормальный чай. Правда, никто не пил из него. Пили именно солдатский, из общего котла. В общий котёл и нассать, и плюнуть сложнее.
Рыба – килька в томате консервированная, пережаренная или перетушенная, гарантированная изжога.
Или камбала – в жареном виде можно есть. Но чаще хуёво отделяемая от кости из-за недоваренности.
Масло – белого цвета со вкусом нефтепродуктов. Хреново размазывалось. Иногда, правда, и нормальное давали. Вообще, масляк в армии — вещь ценящаяся. Масляк – это кусочек масла в форме шайбы. Хлеборез их делает специальным инструментом (полый цилиндр с поршнем внутри). Масло набирается в цилиндр, а потом этим стержнем выпихивается… получается шайба. Каждому бойцу утром и вечером положено по куску масла, и это — самое ценное для него в завтраке и ужине. Это и предмет торговли – «местная валюта» наряду с водкой.
Как бы хреново не готовили, но чай, хлеб, масло и сахар испортить практически невозможно. А значит, что-то съедобное в организм всё же попадёт.
Хлеб – крошащийся кирпич со слепленным внутри полупропеченым мякишем. Это — когда начинала работать бригадная пекарня. Слава богу, она часто ломалась, и зампотыл был вынужден тащить нормальный хлеб из города.
Это навскидку.
Лично я, как и большинство офицеров, от пайка оставляю немного тушняка и рыбных консервов, сгуху (я оставляю всю), и пиздец. Остальное меняю на деньги, табак, водку.
Жрать в столовой не всегда успеваю, да и не каждый раз я вожу роту на приём пищи. Выход в сгущёнке… ебошу полбанки с утра, запиваю кипячёной водой. Кстати, о воде… вода набирается за время моего отсутствия. Пользоваться можно только верхней половиной воды в ведре. Её можно кипятить и пить. Остальным можно стирать или мыть, но пить эту ржавчину не рекомендуется даже с дикого бодуна. Ну, и полбанки допиваю, как приду… часика в два ночи, если повезёт — то с чаем… но везёт только тогда, когда есть электричество, естественно… а на нет — и суда нет.
Но мне, конечно, проще, чем солдату. Я, в конце концов, не один тут офицер. У меня есть приятели семейные, у меня есть возможность, оголодав, пойти и купить себе чего-нибудь пожрать. У бойцов такой возможности нет. Она появляется, когда бойцы чего-нибудь где-нибудь (где-нибудь – это может быть и рота, кстати, а за имущество уже отвечаю я) спиздят и продадут, часто за дёшево… им и надо-то пару водки да мяса. На безрыбье и собака сгодится. Отдельная статья – посылки. Их приносят в канцелярию и вскрывают при ротном.
И чего я только там не видел:
— водка, запаянная в полиэтиленовый пакет (от любящей мамы);
— полторашка фанты (сестрёнка положила, тут же наливаю себе и солдату по глоточку… и этот чудесный напиток отдаётся ротному в дар, дабы не получить в ебло за нечаянную выпивку);
— зелёный чай и приправа (от бабушки… которая курит трубку) – ганжубас.
И т. д.
Что интересно, присутствует понятие ДМТ (дефицит массы тела) – это группа бойцов, у которых рост непропорционален весу, и им полагается двойная пайка того дерьма, что готовится.
Я теперь точно уверен, что, сколько дряни ни ешь — нигде не прибавится. Дрянь — она и есть дрянь. Только что пузо набитое да желудок вроде работает. Сколько помню, дефицитчики были всю дорогу одни и те же, и никакие вторые пайки им не помогали. Им, наверное, уже доктора только помогли бы.
Кстати, хочется отдельно поблагодарить наши блядские военкоматы. Видели бы вы, что они в армию шлют родину защищать. Один присланный реально был с нарушенной координацией. В армию пришёл сам. Служить, говорит, хочу. В военкомате со вниманием отнеслись к просьбе ёбнутого юноши. Надо же недобор перекрывать. А недобор-то откуда?? Умные, типа, откупились. То есть, основная часть вменяемых рекрутов не добралась военкоматом, и служить едет всё, что угодно. Из-под суда отправляют. В 96-м бабло побеждает любое зло. А потом все удивляются, почему наша армия именно вот такая, какая есть.
Я уверен, что военкоматчиков через одного за взятки валить пора. Принародно. Кровососы и вредители – по-другому не могу назвать. Упыри — они и есть упыри.
Дык, елы-палы, чьё это порождение? Армия — всего лишь зеркало общества. Ведь на самом деле армия наша – это мы. Ну, не дети же, действительно, будут защищать здоровенных матёрых лбов, пропивающих печень по кухням и ругающих кремлёвских пауков, не могущих насосаться деньгами. И что, скажите на милость, при ведении боевых действий начнёт творить тот, кто отмазался от армии? Ответ простой, он начнёт думать. Думать и пытаться поступить, как ему подсказывает его здравомыслие…. И тут же получит от меня пулю в башку свою умную. Мне при выполнении поставленной задачи народная дума нафиг не нужна. Мне нужны подчинённые, которые, получая и уясняя задачу, не будут задавать «умных» вопросов, а будут её реально выполнять. И если им сказано (к примеру), что надо ползти по болоту — поползут, а не будут спрашивать, почему мы не идём по шоссе, по которому и удобней, и ближе.
Но вернёмся к вопросу питания.
Прислали одному мальчику в погонах из дома сало. Вроде доехало путём. А надо сказать, что посылки можно хранить в канцелярии, дабы вся рота сразу не угостилась, без особого на то желания хозяина посылки. Так, смотрю, мальчуган сало в роту забирает. А сало — это закусь… значит, надо ловить пьянку. Начинаю ловить – не ловится. Все, могущие её учинить, на виду и при деле. Рота готовится к БСВ (боевые стрельбы взводов). Снаряжаются ленты для БМП-2, перетряхиваются вещмешки, оружие чистится… в общем, все косорезы на виду.
И тут до меня доходит…бляаааааааааа…
— Кустаревский!!!! Дневальный… старшину ко мне, быстро.
Жду, пока из кладовой не выходит спиной Егор, чего-то там указывая каптёру по поводу фляг и бирок.
(Долбаные бирки… солдат без бирки, как пизда без дырки… сколько их не делай, обязательно найдётся на смотре один урод, у которого она «во токо шо… токо шо была»… Но очень полезная хрень… вот по такой бирке спалились два дурака, нёсшие гранату на продажу. Цена гранаты ими назначена была простая — две бутылки водки… гранату несли в вещмешке с картошкой… пытались бежать от патруля… бросили мешок и съеблись… а на нём — бирка с фамилией хозяина мешка… амба)
— Вызывали??? – поворачивается ко мне.
— Вызывают блядь в колхозе, Кустаревский… А где Кузя??
— Я его за проволокой отправил… и там по мелочи надо…
— Ты отправил, или он сам вызвался??
— А чо??
— Через плечо… сам??
— Ну, он мне давно обещал ещё траков для новой «машки» (это такая тяжеленная штукенция, которую обшивают шинелью или ещё какой шерстяной тканью и натирают ей полы, возя туда-сюда по взлётке) приволочь… у него зёма в бронелобых ходит…
— Бля …Егор… срочно его искать — и ко мне… когда ты его отпустил?
— Час… может, больше… да не чухнет он… товарищ лейтенант… чо я, Кузю не знаю?? Стопудово говорю… у него мозгов не хватит, – и тут же в сторону расположения, – Атемасов, я тебя закопаю щя… где, блядь, списки на третий взвод??
— Егор, ко мне Кузю… ищи где хошь… кидай всё и давай этого кренделя ко мне…
— Есть!!… — и опять в располагу, – Золотоооой!!!!… слышь??? Где там у Кузи зёма?? Где??? Ты знаешь сам??? Вот и пиздуй туда…. 15 минут времени, и ты здесь вместе с ним, иначе я из тебя Говняного сделаю… Чего?? Да мне по хуй… ищи где хошь… твой кореш? Вот и ищи…
Нашли через два часа. Кузя спорол два кило сала в одно лицо. Я думал, он сдохнет. Промывали в санчасти. Откачали… только вот нахуя??
(Гранату в вещмешке продавать носил именно он.)
Чувство голода – очень сильное ощущение. Постепенно тебе становится по хуй на всё, кроме своей утробы…тут хошь не хошь, а мозг ищет пути насыщения плоти, в этот момент служба идёт по пизде. Но страшно не это, страшно, что по пизде идёт и сам мозг. У меня был боец, который умудрился спиздить вывешенное на просушку бельё и тут же!!! на местном рынке!! встать им торговать, после безуспешной попытки обменять. Рынок – 8 столов-лотков, все всех знают. Так его патруль и взял. А я потом был вынужден возвращать трусы и простыни начальнику связи бригады. Он высказался по этому вопросу так, что я, придя в казарму, впервые в жизни уебал со всей дури человека (отличившегося беспримерным аппетитом) табуреткой.
Вообще, в армии нужно в первую очередь следить за гигиеной, это и утреннее умывание, и обязательное мытьё копыт после дня в сапогах. Форму тоже надо чистить, сапоги вообще безоговорочно должны блестеть… внешний вид солдата — это и его щит. Видишь, что стоит чмо засаленное, и чё-то ещё хавальник разевает… ну, и с пинка его… (если, конечно, он не в робе, например, в парке на технике…там и я чумазоидом бродил). А стоит солдат – сам себя уважает… чист, выбрит… в глаза смотрит. Можно и послушать, что он говорит.
Во-вторую – учиться терпеть голод и стараться не ронять своё достоинство ради куска хлеба или относительной безопасности. Учиться драться за себя… пусть даже один против толпы… толпа тоже ведь из людей… ну, отпиздят раз… ну, два… зато ты уж кому-нибудь, но хоть раз да заедешь в челюсть. А кто хочет в челюсть? Правильно… никто… да и стрёмно от духа в бубен выхватывать, и идут доёбывать Примуса какого-нибудь, а не тебя. Это тяжело делать до первого шага на защиту своего достоинства. Морда-то отрастёт, а вот согнутый хребет распрямлять тяжко. Авторитет теряется в секунду, а нарабатывается ой, как сложно. Сначала ты работаешь на авторитет, а потом он работает на тебя. Это аксиома.
Ну, и в-третьих — нужно понять, кто командует тем подразделением, куда ты попал. Это может быть и сержант, и комбат, и вообще командир другой роты. Но обязательно есть тот, кто рулит. Вот именно такого и надо искать, а дальше определяться… если это гоблин старослужащий, пользующийся ущербностью ничего не могущих офицеров – это один вариант… если это всё-таки командующий в роте офицер (в 90% случаев именно так и бывает), то вот его команды надо исполнять, и на остальных класть хуй. В армии рулит единоначалие. И это правильно… когда до хрена командиров, и ты пытаешься исполнить все их приказы, получается такая хрень, которую вовек не исправить.
Можно много чего ещё понаписать, но главное — это вот эти три момента… если ты их решаешь, то, считай, 50% проблем со своей жопы снял. Остальные пятьдесят твоя дурная башка организует самостоятельно — обязательно. Это армия… в ней можно делать всё… хоть жену комбата раком на взлётке… только вот залетать нельзя. Комбат, он ведь расстроится. А когда расстраивается командир – подразделение начинает огорчаться пуще него. Примета такая.
Удавить бойца, если ты знаешь, как правильно пользоваться властью – раз плюнуть. Любого. На любом сроке службы. Национальность тоже похуй. Но надо з н а т ь, на какую кнопку давить. Это уже высший пилотаж… когда хватает одной беседы.
«Шаботукова не бей – просто посади на местную губу… суток на трое… чужая чурка на губе всегда за праздник… земляки вряд ли караулу чо предъявят за него, он им похуй… а караул вымоет этим Шаботуковым сортир и все полы на губе, попутно отпиздив за все обиды от черножопых… вернётся шёлковым…» — Вадим.
Чурки в армии. Мдя… это, конечно, пиздец. Но, сказать по чести, у меня до сих пор двойственное впечатление. Стая зверей – это стая зверей. Если дошло до противостояния, то надо гасить ближайшего на поражение с максимальной жестокостью, но лучше до этого вообще не доводить. Они тоже умеют гасит
Эх томит Хомяк, по порциям выдает 🙂 а вчера с окончанием обещал 😐
ну все , опять работа на смарку))) срочно требуется продолжение 😀
Hukuta, я если чё обесчал — то непременно и всегда… 😐
Бляха, читаю и как заного попал ))) спасибо )))