Быль о том давнем времени, когда я еще жил с родителями, мой племянник был совсем маленьким, а деревья — большими
Ему почти четыре. Он белокур, как истинный ариец. Голубоглаз, как истинный ариец. Характер визгливый, близкий к нордическому. Беспощаден ко мне. Как в мультфильме, рисовано нахмурив брови, бросается на меня с кривой сабелькой: «Я тебя убью! Ты уже точно доигрался, гад такой!» Меня спасает только то, что сабелька пластмассовая. Он — мой кровник. В том смысле, что родственник, племянник.
Его родители на работе, а я сижу с ним на кухне, пью чай и восполняю пробелы воспитания:
— Так, Антон-голова-комком. Если ты будешь, чувак, на меня понты бросать, я тебя удавлю.
— Как удавишь? — живо интересуется молодая поросль.
Я вскакиваю и наглядно, руками, показываю ему всю процедуру.
— Подкрадусь сзади вот так, накину на шею капроновый чулок и вот так удавлю. И ты умрешь. И два часа буду глумиться над трупом, но ты этого уже не увидишь.
— А я от тебя под стол спрячусь!
— Хорошая мысль. Но ты помни: я могу удавить тебя днем и ночью, когда ты спишь, когда ты ешь, и когда ты играешь, и когда ты моешься в ванной. Ты и не заметишь.
— А я за маму спрячусь!
— А я маму тоже чулком задушу, она слабенькая.
— Папа не даст тебе маму и меня удавливать!
— А папа твой будет на работе. Придет домой, а вы тут уже вовсю разлагаетесь.
— Как разлагаемся?
— Вовсю. И увезут вас в холодный дом.
— К Деду Морозу?
— К нему, сынок. А мы с дедом Петей выпьем традиционный тост — за тех, кто в морге.
Некоторое время цветок жизни осмысляет сказанное, потом бежит к деду Пете на консультацию.
Я слышу из комнаты оживленный диалог, после которого цветок прибегает и рисует мне мои дальнейшие перспективы:
— Тебя папа за это потом молотком убьет, за то, что меня и маму задушишь.
— А я мину замедленную к двери привяжу, папа твой начнет дверь открывать, его и разорвет на мелкие части размером примерно с картофелину. Ты видел картофелину?
— Видел. Папу не разорвет! Он крепкий!
— А я противотанковую подвяжу. Это такая против танков мина, большая очень, как раз для папы.
— Ты прямо зверь какой-то! Не взрывай папу!
— Нет, он должен умереть, — непреклонно говорю я, намазывая бутерброд. — Мне, конечно, жалко мину тратить, но это неизбежно.
— Да я тебе за это голову отпилю, и ты не сможешь ничего тогда сделать против папы: голова не может одна ползать.
— Зато голова может катиться. (Пожалуй, нужно скушать еще один бутербродик.) Помнишь сказку про Колобка? Это же, в сущности, голова была без туловища. Верно?
Немного подумав, Антон соглашается.
— Ну тогда, Саня, я тебя… Тогда я у тебя глаза…
Он опять задумывается, поскольку по малолетству еще не знает, что нужно делать с глазами для их порчи. Пройдет с годик, и он уже будет знать, что глаза выкалывают, уши отрывают, пасть рвут, а рога наставляют.
— Тогда у тебя я глаза… вытащу, и ты не увидишь, куда тебе надо ползти.
— Ну и как ты это сделаешь, изверг?
— За брови дерну, и они вытащатся сами.
— А мои глаза у тебя в руках взорвутся, и ты задохнешься вонючим газом. — Я прямо воочию представляю себе эту ужасную картину, прихлебывая чай с клюквой. — Ну что молчишь? Нечего сказать? Иди к деду на консультацию.
— Да, я сейчас пойду к деду Пете. На коль-сун-та-цию.
Обсуждение возможных действий затягивается. Поколения дедов и внуков совещаются, как им извести промежуточное поколение.
Наконец, прибегает Антон, нашедший собственное решение:
— Саня, ведь ты же меня не станешь убивать: я пароль знаю!.. Забыл только.
— Ну ладно, живи покуда. Сегодня вечером принесу тебе пистолет игрушечный, подойди к деду, стрельни в него, продуй ствол и скажи небрежно: «Мертвые не потеют».
— Мертвые не потеют… Саня! Как здорово, что ты такой веселый! У Лешки дядя не такой, а папа у него вообще всегда грустный ходит. Есть манную кашу заставляет и не шутит никогда. А ты даже кашу манную есть не заставляешь. Ты самый лучший из всех гражданинов.
— А то!..
(С) Александр НИКОНОВ