Экспедиция

Саша Петров давно хотел побывать в экспедиции.
Все равно – в какой. Но чтоб кругом лес, или степь, или горы, и костер по вечерам, и романтика, и обязательно – исторические находки. И чтоб какую-нибудь из этих находок сделал он, Саша. А потом маститые археологи, бородатые и в вязаных свитерах, хлопали бы его по плечу и говорили: “Наш парень! Молодец!”
Саша очень хотел… Но с его профессией можно было рассчитывать только на какую-нибудь экспедицию в недра городских инфраструктур. Дело в том, что Петров работал сантехником. И работу свою, как ни странно, любил, не обращая внимания на неизбежную грязь, трудности и тяжелую сумку с инструментом. Наверно поэтому жильцы, которым приходилось наблюдать, как Саша возится с протекающим краном или батареей, всегда приглашали его выпить стопку или неловко предлагали деньги.
Саша пил мало, лишних денег не брал, вежливо отказываясь, и уходил, оставляя на пороге приятно удивленных клиентов.

В этот раз мобильник зазвонил у Петрова точно тогда, когда он задумчиво прикидывал место для крепления нового кухонного смесителя. Хозяйка кухни, Клавдия Парфеновна, жилистая и крепкая старуха, очень Сашу уважавшая, засуетилась было, но Петров не спеша полез в карман робы и достал старенький потертый аппарат.
– Алло.
– Саня? Хорошо, что ты на связи, – в динамике звучал радостный голос старого приятеля, научного сотрудника крупного музея, – помнится, ты в экспедицию хотел? Аллё?
– Хьюстон, у вас проблемы? – приветливо переспросил Саша. – Хотел, конечно!
– Ну вот! Есть для тебя дело! Мы тут такое нашли, я сразу и позвонил, по знакомству…
Голос приятеля скрылся за шумами и хрипами.
– Алло, – Саша потряс трубку.
– …кому другому ни за что бы! – снова ожил телефон. – Короче, если хочешь поработать лопатой, позагорать – милости просим! Мы тут такое нашли!
– Да какое? – не выдержал Саша.
– Могилу Аттилы нашли, – приятель таинственно помолчал в трубку, – представляешь?
– Да ты что? – Петров глазами поискал свою сумку, вытащил из нее разводной ключ, примерился к гайке.
– Все источники подтверждают! – приятель хохотнул довольно. – Ну бывай, Саня, я завтра перезвоню, уточню что и как.

Назавтра Саша взял неделю отпуска. Проснувшись непривычно поздно, он пропылесосил ковер, вымыл несколько тарелок, скопившихся на кухне, и принялся укладывать рюкзак. Сел на табурет и задумался. Потом отмахнулся.
– Все нормально! Съезжу туда-обратно и вернусь. Сто лет уже никуда не выбирался, так и мхом обрасти недолго.
“Так-то оно так…” – печально протянул внутренний голос и замолчал. Зато раздался звонок в дверь. Волоча за собой полупустой рюкзак, Петров вышел в коридор и щелкнул замком.
В квартиру, пританцовывая на ходу, влетела Наташа – с долгим поцелуем повисла у Саши на шее, тут же попыталась насильно накормить мороженым, одновременно выпутываясь из курточки. От Наташи пахло дождем и мокрыми лилиями.
– Сашка! Я соскучилась!
– Я тоже, – улыбаясь, перемазанный мороженым Петров показал ей на кухонную дверь, – марш к чайнику, женщина!
– Слушаюсь, мой генерал! – откозыряла Наташа и тут же спросила:
– Петров, а Петров… Скажи мне, Петров – куда это ты намылился с рюкзаком? Неужели ты хочешь бросить бедную девушку одну в большом городе, где ее каждый может обидеть?
– Ну так уж и каждый… – смущенно пробормотал Саша. Обидеть эту девушку и в самом деле вряд ли смог бы кто-нибудь. Особенно, из живых. Саша вспомнил, как Наташа в первый раз появилась у него перед глазами – прямо из гроба на колесиках, вкатившегося в квартиру. Вздохнул, покачал рюкзаком.
– В общем, я еду в экспедицию.
– Ух ты! – Наташа перестала греметь чашками и высунулась из крошечной кухни. – В какую?
– Там… могилу Аттилы нашли.
В наступившей вдруг тишине Саша услышал, как об пол брякнула ложечка.
– Сашка… – Наташа глядела на него и хмурилась. – Слушай, это нехорошо. Ты бы не ездил. Понимаешь…
– Да я все понимаю, – быстро сказал Петров. Весь вчерашний вечер он читал книгу, взятую напрокат у соседского парня, и теперь вспоминал истории о “проклятьи фараонов” и “предостережении Тамерлана”.
– Понимает он, как же. Не езди, Саш… – Наташа подошла к нему, положила руки на плечи. – Знаю я таких.
– Как я или как Аттила? – отшутился Петров. – Все будет хорошо, точно. Наташка, ну сама подумай – кто меня еще позовет? Я же всю жизнь об этом мечтал!
Наташа вздохнула.
– Ох, Петров… Я, конечно знаю, что ты ничего не боишься. Только – все же будь осторожнее.

Когда Саша спрыгнул на землю из кузова старого грузовичка и огляделся, расправляя мятую топографическую карту, оказалось, что до раскопа топать еще пару километров через лес. Водитель, буркнув: “Дальше не повезу”, – сунул протянутые Сашей деньги в карман рубахи и газанул так, что грузовик выдал из-под колес целый фонтан камней и грязи. Петров еле успел отскочить в сторону.
Настроения это ему не испортило, зато испортило рюкзак, карту и частично – куртку. Укоризненно посмотрев вслед удаляющемуся кузову, Саша сунул руки в карманы и пошел в лес.
– Санек! Здорово! Ты откуда такой чумазый!? – радостно облапил его старый приятель Валька Козырев, который сидел у раскопа под моросящим дождиком и пел грустную песню без слов. Длиннорукий Козырь, точно кракен, заграбастал Петрова в свои объятья, из которых тот выбрался с трудом, судорожно глотая воздух.
– Ну Козырь… – прохрипел Саша. – Ну здоров…
Оглянувшись и расправив смятые ребра, он обнаружил, что стоит над раскопом, затянутым полиэтиленовой пленкой. Сквозь мокрый полиэтилен виднелись контуры чего-то большого и каменного.
– Это что? – Саша вопросительно оглянулся на Козыря. Тот улыбнулся, закуривая папиросу.
– Это вот, Саня, то самое. Крышка. В смысле, не нам с тобой крышка, а вообще – крышка, каменная. Гробница Аттилы. Сначала думали – кенотаф какой-нибудь, а потом начали очищать – нет, не похоже. Завтра утром шеф сюда банду умников притащит, так что ты вовремя.
Петров сделал шаг вперед по песчаной насыпи – очень хотелось посмотреть поближе на странные углы, видневшиеся под пленкой. И вдруг песок под ботинками шумно обвалился вниз, открывая черную дыру. Саша взмахнул руками и полетел вниз, в темноту. Приземлившись спиной на что-то твердое, он почувствовал, что едет вниз по узкому ходу, а потом бухнулся на груду каких-то затрещавших досок. Следом вылетел его рюкзак и приземлился Петрову точно на макушку…

… Два зеленых огонька неподвижно мерцали перед глазами. Саша сел, ощупывая здоровенную шишку на лбу, и поморщился от боли.
– Нормально так. Наверно, фонарем долбануло! – сказал он громко, и понял, что эха здесь нет. Голос в этой плотной тьме, которую словно бы можно было резать кусками, звучал глухо, будто под слоем ваты. Два огонька, которых Петров сначала не заметил, на секунду погасли, потом придвинулись ближе.
– Ты зачем пришел? – спросил кто-то. Голос был странный – вязкий, текучий, мертвенно-ледяной. Лязгнуло в темноте, и к Сашиной шее прижалось холодное лезвие.
– Эй! Потише там! – возмутился Петров, нашаривая в рюкзаке фонарик. – “Пришел”. Я не пришел, а упал. Есть разница! И кто здесь вообще?
Он щелкнул фонариком, и яркое пятно света метнулось по стенам и потолку гробницы. Аттила, весь заросший бородой, сидел, свесив ноги с каменного постамента, вокруг которого валялись истлевшие доски и золотые накладные пластины гроба. Высохшая кожа туго обтягивала его череп, в глазницах светились те самые огоньки. Вождь гуннов медленно убрал длинную костистую руку с пощербленным мечом от горла Петрова. Потом усмехнулся. Выглядело это жутко – затрещала пергаментная кожа, обнажая желтые зубы и почерневший сухой язык. Но Саша в это время внимательно разглядывал каменные барельефы и ничего не заметил.
– Верю, – протянул Аттила. На секунду Саша ощутил, как в голове что-то неприятно помутилось, словно кто-то забрался внутрь и шарит в поисках нужных слов. Потом Аттила хмыкнул.
– Ну ты даешь, Санек, – сказал он, и холод из его голоса исчез, остались только очень знакомые интонации. “Да это ж, если послушать – вылитый мой батя!” – удивился Петров.
– Нашел, куда падать, – Аттила неодобрительно покачал головой в золотом шлеме и повел плечами, которые даже сейчас, обтянутые иссохшими жгутами мускулов, все равно казались широченными и могучими, – вот тебя как будто в детстве не учили, что не надо куда попало лазить… Не учили?
– Учили, – горестно признался Саша, – но как-то так, плоховато.
– Да уж знаю! – вождь досадливо отмахнулся рукой. С одного из пальцев сорвался литой перстень и покатился по плитам пола, дребезжа и сверкая в луче фонаря. Аттила проводил его взглядом. Большой паук забрался на перстень, обхватил его мохнатыми ногами, исчез в темноте.
– Саша, – мягко спросил Аттила, – а ты знаешь, что я, в общем-то, был не очень добрым?
– Наслышан, – Петров потряс фонарик, и тот снова загорелся ярко. – Я даже про похороны читал. Мол, сначала отвели русло реки, потом закопали, потом реку обратно, потом пустили коней… хотя я никогда не понимал – зачем еще и коней-то, если русло? И как их пустили? Вплавь? А потом написано, что всех, кто закапывал, порубили, и тех, кто рубил – тоже.
– Ага. Разъедрить их в корягу, – кивнул Аттила, и Саша снова узнал отцовские ворчливые нотки в чужом голосе, – и тех под мечи пустили, и других, и их жен и домашний скот…
– А скот-то зачем? – поднял брови Петров.
– Ну, тут я погорячился, конечно, – сокрушенно качнул головой вождь гуннов, и нервно повертел нагрудный медальон, – но и ты меня пойми, Санек. Ни на кого нельзя было положиться! И уже потом я понял, что был прав! Ведь реку-то я вовсе не приказывал отводить-приводить. Не было этого! И сырость потом лет четыреста держалась – пауки, змеи…
В дальнем углу зашуршало.
– Привет. Это, кстати, моя любимая наложница. Поздоровайся, Петров, – строго сказал Аттила.
– Здрасте, – Саша помахал рукой. Женская фигура в истлевшем длинном платье робко кивнула и снова исчезла за кругом света.
– Боится, – вздохнул мертвец, – а зря. Это ведь она меня и зарезала сонного. А потом ее зарезали. Ну, тут уж ничего не поделаешь, я на нее за эти годы и обижаться перестал. Стерпелось, как говорится – слюбилось. Сначала-то, конечно, удивился – чо-то не помер? А потом было мне видение…
– Третьего дня? – не удержавшись, рассмеялся Петров, но тут же получил увесистый, но незлобивый подзатыльник и ойкнул, почувствовав, как набрякшая шишка на лбу отдалась болью.
Гунн повертел в руке меч, но сдержался.
– Видение, говорю. Мол, не будет тебе прощения, Аттила, и за смерть брата, и за кровь, что пролил, и за все горе, что причинил. Сиди, мол, и думай. А как что правильное надумаешь – тут же все тебе и простится. Вот и сижу. Точнее, лежу…
– А знаешь, Петров, почему я тебя не убил? – помолчав, вдруг спросил гунн. Саша, который как раз развязал рюкзак и откусил от бутерброда, вопросительно уставился на него, пытаясь прожевать хлеб и ветчину.
– Ты ешь, ешь… А потому, что ты не испугался. Не закричал, не заплакал…
Саша хотел было рассказать Аттиле про свою квартиру номер 13, но тот откинулся на постаменте и выставил вперед ладонь – не надо, мол, без тебя знаю.
– Неправда это! – вдруг, сам того не желая, выпалил Саша. Вождь, затрещав проржавевшей кольчугой, повернулся и глянул на него. Отчего-то Саше почудилось, что в глубоких пустых глазницах вместо зеленых огоньков он видит глаза – усталые, грустные, совсем не жестокие.
– Неправда, – повторил Саша, – просто стало понятно, что совсем и незачем зря никого убивать.
Аттила изумленно поднялся с постамента. Шагнул – и вдруг оказался совсем рядом, положив тяжеленную руку Саше на плечо. И тут Петров понял, что в гробнице стремительно светлеет – не дневным светом, а другим, будто над головой зажгли ослепительно яркую лампу, не дающую теней.
– Ну, Санек… Ну, блин… – вождь гуннов снова улыбнулся. Пахло от него совсем не гнилью, а чем-то похожим на корицу, смешанную с библиотечной пылью. А свет все надвигался, и Петров зажмурил глаза, чтоб удержать слезы, навернувшиеся от режущих лучей.
– Держи! – холодные твердые пальцы сунули ему в ладонь что-то тяжелое и гладкое. И вдруг Саша понял, что стоит один на растрескавшемся каменном полу, рядом с обвалившимися остатками постамента – а сверху из дыры, откуда свешиваются корни деревьев, сочится неяркий свет пасмурного неба.
Он сунул разрядившийся фонарик в карман и поднял голову.
– Санька! Живой! – рявкнул Валька Козырь. Бросил лопату и на радостях свистнул по-разбойничьи, в два пальца.

Когда Саша Петров подошел к двери своей квартиры, он долго копался во всех карманах, не понимая, куда делся ключ. В это время замок щелкнул, и дверь распахнулась настежь. Кто-то бросился Петрову на шею, и он с размаху и очень больно сел задом на твердые ступеньки.
– Наташка-а-ы! – взвыл Саша, отбиваясь без особого успеха.
– Петров! Где тебя носило, чучело мое ненаглядное? – смеялась и плакала рыжеволосая девушка.
Потом он сидел на кухне, пил чай и смотрел в окно, подбирая слова.
– Дальше и сам, честно говоря, не понял. А Козырь вытаскивает меня и говорит – да как же так, ты на чем там жил месяц? Я отвечаю – какой месяц, я бутерброд даже не успел доесть, вот он у меня, в кулаке зажат. Тут у него глаза стали такие большие, круглые…
Саша руками изобразил, какие большие стали у Козыря глаза и отхлебнул чаю.
– …и главное, когда они внутрь полезли – там ничего не было. Ну, то есть, все было – золото, серебро, оружие всякое. А в гробу – никого, и вокруг ни одного скелета. Профессор очень расстроился. Говорит – я так и знал, что это кенотаф, пустышка. Ну, они там остались копать, а я домой поехал. Уже и так вместо недели месяц в отпуске был.
– А где же Аттила? – тихонько спросила задумчивая Наташа.
– Да не знаю я, – пожал плечами Саша, который уже рылся в сумке с инструментом.
– Как ты думаешь – он все понял, и его простили? Да?
– Наташка, ты не видела ключ на двадцать четыре? – спросил Петров и добавил. – Не знаю. Раз хочется верить – значит, давай оба в это верить.
Он поставил сумку на пол и поглядел на свою левую руку. На указательном пальце блестел холодный и гладкий перстень с выбитой в золоте головой тигра.

(с) Вадим Шарапов