Бля буду, было.
Был у нас Паша Лещов, классный пацан, но сильно стеснительный, из-за чего у него был напряг с женским полом, ващето нехарактерный для нашей компании. Как-то он возле метро подцепил дэушку Настю из Института нефти и газа имени Губкина, в просторечии – из Керосинки, с которой благополучно лишился девственности (точнее – юношественности). Настя прилипла к Паше, как банный лист, каждый день приходила к нам в общагу, из-за чего мы, Пашины сокамерники, часами гуляли хер зна де. Эти поёбки, а также редкостная Настина упрыжищность так нас достали, что решение избавиться от неё было принято негласно. В падлу было, шо пацан из нашей блудни гуляет с таким кракадилом. Надо заметить, что столь напряженная половая жизнь достала и самого Пашу, поэтому, начиная с момента «тэ-нулевое», при появлении Насти он вспоминал о невъебенно неотложном деле и уёбывал куда-то по общаге. Настя сидела у нас до часу ночи, когда выгоняли из общаги всех посторонних, и мило с нами щебетала, доводя до крайней степени опизденения.
В тот серый зимний вечер я сидел в углу на кровати и мучительно пытался воткнуть невъебенно научную книгу, по которой назавтра должен был быть вздрючен. Паша, как более опытный камикадзе, пытался что-то мне объяснить. Влад же, наоборот, приперся со сданного экзамена с литровым пузырём жуткого пойла «кечкемет» (в те времена никому в голову не приходило разбавлять вермут хоть чемнить, поэтому наутро было достаточно попить водички, и похмелюгу снимало, как рукой, потом всё начиналось сначала) и искал компанию, чтоб отметить.
Подоёбывался до меня, был послан, и сел пить один. Тут произошло знаменательное событие – как хуй с горы, явился его одноклассник из Днепропетровска, которого он не видел года два. Учился этот Саша, по Владову меткому выражению, «в каком-то ебанутом институте» и припиздячил уже солидно датый и с пузырём того же «Балатоновского» вермута.
Где-то на третьем стакане Саша в полный рост разинул душу и признался, что о половой жизни знает только понаслышке и поприглядке. Влад приободрил его и пообещал исправить:
– Не ссы, ща ковонить выебем! Давай в магаз, а я ща телок приведу…
Знал бы Саша, во что выльется это «выебем»… это я так, читателя раздрачиваю.
Надо заметить, что никаких тёлок Влад искать не собирался, а хотел просто ёбнуть ещё за Сашин счёт. Так у нас тада было принято. А Саше потом бы сказали, что он так нажрался, что нихуя не помнит – как всех телок распугал своим бухим еблищем, а то и вообщеп в подробностях, как он переебал в натуре всех чувих в общаге, включая коменданта Раису Захаровну (за глаза – Захеровну) и «зелёную бабушку» с вахты. Такие вещи часто случались. Как-то одново такого ёбаря, заснувшего на унитазе, из-за недостатка коек для ночлега выкинули со второго этажа в сугроб, чтоп не вонял, а когда он утром вернулся в синяках и с предъявами, объяснили, что в пьяном виде он оказался пидарасом и ко всем нам приставал, и мы были вынуждены вынести его остыть, а по ходу немного отпиздили. Он потом года три от нас скрывался и боялся пить.
Так что ничево не предвещало. Но на ту беду пизда в лесу бежала, или как там у дедушки Крылова. Короче, припиздячила Настя. Паша изобразил на ебле щастье и упиздил типа «за конспектом». В косых уже глазах Влада зашевелилась мысль (о как я напесал!)
Со словами «Настя, тока никуда не уходи!», мой товарисч уебнул, не одеваясь – перехватывать Сашу, как я правильно догадался. Вернулся с открытым пузырём «кечкемета» и, что особенно удивительно, с чистым!!!! стаканом. Саша, как позже выяснилось, был обнадёжен и послан за ещё.
– Ну шо, Настя, давай выпьем? Я вот экзамен спихнул! – чистый стакан сверкал, как бриллиант.
– Та не, не хочица…
Выёбывалась она недолго. Через двадцать минут и два стакана Влад сделал одухотворённое ебло и начал:
– Настя, а ты заметила, шо в последнее время Паша как-то стал к тебе остывать?
– Ну эээ, ну да, прям непанятно….
– А хочешь, щоб было, как раньше? – тут он ещё шото завернул про друга, любовь, и жалко, что она проходит, а вы с ним такая пара… В голосе Влада захрусталилась слеза (о бля завернул!):
– Вижу, что хочешь! А знаешь, шо надо делать?
– Не, а шо?
Пиздеть он умел. Если опустить лирику, содержание замысла было таково: Насте надо полежать (не раздеваясь) с кемнить из мужиков на кровати, но под одеялом, просто полежать – и всё, Паша вернётся, увидит, приревнует, и в нём опять проснётся чуйство с невъебенной силой. Шото ищё про Фрейда и психанализ… короче, охуеть как убедительно.
– И всё будет заебись! Тут как раз есть один, не из нашей общаги…
Я пошёл поссать, а когда вернулся, Настя с Сашей пили на брудершафт. Оба были уже бухие в жопу, но ещё не в полную.
– За любовь! – как-то двусмысленно сказал Влад и стукнул их лбами. – Целуйтесь!
Я, как мог, незаметно забился в угол с настольной лампой и учебником. Большой свет уже был потушен.
Залазьте! – Влад широким ленинским жестом указал на пашину(!!!!) кровать. Саша начал снимать джинсы.
– Ты ж говорил, не раздеваясь… – чуть было не опомнилась Настя.
– Хуйня, так ещё лучше будет! И потом, если ты в самом деле поебёшься, Паша сильнее заревнует!
Настя втянула сопли и стащила свитер. Бухая в лифчике она была ещё страшней, чем раньше. Джентельмен Саша полез помогать даме снимать «бюстик». Одна лямка лопнула.
– Бля, он мне спину царапает! – детским голосом сказала Настя.
– Так сними сама, хули выёбываешься! – нежно посоветовал Влад.
Даже в полутьме было видно, что у Насти волосатая грудь. Я икнул от неожиданности, но внимания никто не обратил. На меня ваще весь вечер никто внимания не обращал. Наверно, лицо у меня было сильно задумистое. А мож, просто далеко сидел. Ещё и музон хуярил на полную – «Назарет», а потом – «Блэк Саббат». И дым стоял шопиздец.
– Поехали! – гагаринская фраза повисла в воздухе. Влад подтолкнул скульптурную группу в Пашину койку. Они упали, как мешки с гавном, и оба ёбнулись затылками об стену. Улеглись, Саша робко обнял Настю левой корявкой.
– Может, не надо?
– Да заебись всё будет, не ссы, Настя! Сделай змейку ей за ушком! – шото такое мы недавно читали в каком-то самиздатском учебнике половой жизни. Саша чуть не откусил Насте ухо.
– Понежнее! Не чавкай! – Влад налил себе и выпил.
– Давай, короче! – и налил ещё.
Молодые тела сплелись в предчувствии экстаза. Трусы у обоих слетели как-то сами, рубашку Саша так и не снял – наверно, так предохранялся. Настя запыхтела, как маленький паровозик, чмокающие звуки и сопение усилились, короче, как позднее было сказано (по другому поводу), процесс пошёл.
– Так, по животу её погладь! Теперь грудь поцелуй! Да не кусай! Вторую! Вторую тоже! По бёдру рукой проведи! Да не этой, блять, правой! Пальцáми чуть принажми! Да не дави так! – опытный Влад давал команды, умело дирижируя наивным половым новичком Сашей, а сам по-тихому наебошивался халявной венгерской бормотенью.
– Ну, вставляй! Медленно, не спеши! Настя, ноги раздвинь! Да нихуя стена не мешает! Ноги согни малёхо! А теперь – засаживай!!! Давай, блять! – Влад не был болельщиком, но что-то спортивно-азартное звенело в его пьяном голосе. Что-то подобное я наблюдал в уличном пивняке-автопоилке, когда алкаши болели за маленького кобелька, пытавшегося всадить вдвое большей суке.
Саша засадил, Настя разочарованно пёрднула. А может, всхлипнула пиздой. Но звук был кабуто пёрднула.
– Хуйня, это вакуум во влагалище! Не останавливайся! Давай! По самые яйца засаживай! Теперь еби её, как сидорову козу! – Влад был великолепен. В той же распечатке про радости секса незадолго было прочитано, что непристойности в процессе женщин сильно разжигают. Видимо, эта сексуальная мудрость всплыла в бухой Владовой башке.
Вроде всё срослось. Забелела-замелькала Сашина жопа в волнообразных движениях, застонала Настя «мамочки-мамочки». Но равномерно-непрерывное восхождение к вершине было прервано – про науку опять забыли.
Влад со всей дури хуякнул по столу стаканом:
– Стоп! Будем дрочить клитор!
Любовники аж хрюкнули от неожиданности. Лучшая фраза сезона родилась спонтанно. У меня свело челюсть, и батарея отопления ёбнула меня по голове (это такая фигура речи, на самом деле я об ниё ёбнулся, причём больно).
– Слазь давай, бляааа, забыли клитор подрочить, – заботливо так, по-семейному, пояснил свою команду старший товарищ. Саша слез и дрожащей рукой полез Насте втуда.
– Ой, больно, не нада, дай, я сама…
Где-то в этом месте Саша потерял эрекцию.
Примечаньице: дрочение клитора было модным тогда откровением. Только знающие люди втирали, шо применяют этот приём, а пиздеть о нем полагалось с охуенно умным видом и полуциничным голосом. «Бабы ваще улетают…» Опять жа, в половом пособии была масса хвалебных слов про клитор, жаль только, картинки со стрелочками отсутствовали. ЕС-1045, типа тово, какие нахуй картинки. А ещё один умудрённый понтами аксакал тогдашней шоблы всем советовал: «Если нажрёшься так, шо не стоит, целуй иё прям у в пызду», и наслаждался круглыми глазами собеседника (”умудрённый понтами” – опять красиво получилось!). При этом были сомнения, что он когда-либо это делал, потомушо вырубался раньше.
И вот картина маслом: лежит Настя и дрочит себе клитор, рядом лежит Саша и дрочит себе хуй. Влад задумчиво попивает вермут, я тихо охуеваю в уголку. Какой там к ёбанифени матанализ!
– Ну шо, надрочил? Настя, ты как – возбудилась? Давай тада, вставляй на место…Та не сразу! Медленéе! О!
Что значит молодость! Даже после таких потрясений Саша смог продолжить. Но не тут-то было.
– Мне больно, у меня смазка не выделяется, – неожиданно трезвым голосом сказала Настя.
– Саша, ты шо, кончил? – обеспокоено поинтересовался Влад.
– Нет!
И тут была произнесена вторая фраза сезона, навсегда врезавшаяся в память присутствующих:
– А шо ж тада хлюпает?
Ответить Саша не успел. Настя, почувствовав недоброе, изогнулась под ним, как пожарный шланг по давлением, и он благополучно кончил ей на живот. Настя заплакала:
– Так с блядями поступают….
– Хуйня, называется предохранение прерыванием! – авторитетно заявил Влад, встал и по-отечески накрыл участников ёбли одеялом. Они затихли. Влад допил вермут:
– Лежите тут, щас поссу и приду.
Настя была настока тупЭнька, что несмотря на протрезвение, осталась лежать с Сашей на Пашиной кровати. Пресловутая женская интуиция у ней также отсутствовала нах… Щас, через двадцать лет, я думаю – а мож, Влад иё тада случайно загипнотизировал? Ну низя ж в натуре быть такой дурой? Ёбаный в рот – двадцать лет!!!
Вернувшись, главнокомандущий выкинул в окно бычки и пустые бутылки, пьяно мне подмигнул.
Через N минут пришел Паша. Из-за дыма и полутьмы он не сразу разобрался в происходящем:
– Чё за хуйня?
Влад медленно встал, покачнулся и картинным жестом сорвал с прелюбодеев одеяло:
– Вот, Паша, посмотри, шо у неё на животе!
Паша присмотрелся, фыркнул и сдрыснул, хуякнув дверью. Настя драматично зарыдала. Это её в самодеятельном керосиновском театре научили. Саша, как оказалось, уже спал.
– Быстро все нахуй! Паша за топором пошел!
Настя съеблась мгновенно. Сашу пришлось будить, убеждать в нихуяненужности присутствия, и ввиду позднего времени, спускать из окна туалета второго этажа. Напоследок Влад одолжил у него червонец «до стипендии», и больше мы никогда его не видели.
Настя ещё несколько раз приходила, рыдала и просила прощения, но чисто заочно, потому что с Пашей пересечься ей ни разу не удалось. Хуй знает, почему… карта, видно, так легла. Паша воспринял всё философически. По сей день не знаю, согласовывал Влад с ним сценарий, или это была полная импровизация. Скорее, последнее – бухать на халяву модно всегда…
Экзамен я, естественно, не сдал, проебав стипендию, но никогда не жалел – представление того стоило, я это уже тада понимал.
Кста, уже в эпоху Интернета перечитывал то самое сексуальное руководство. Оказалось, что в доступном нам в годы учёбы варианте отсутствовала ахуенная глава про анал. Страшно даже подумать, шоп было, еслип мы её тада восприняли как руководство к действию.
Напоследок, согласно современной теории литературы, надо заебошить шонить ахуеть заумно-непонятное, шоп читатель прихуел, нихуя не понявши. Ну, шоп типа показать, шо автор умнее раз в сто, мудрость аж прёт совсех щелей. Теорию приучен уважать, поэтому будьте любезны:
– Если пизду обложить плиткой, она будет блестеть! – авторитетно заявил я кадата в те времена, но совсем другим разом – вернувшись в жопу пьяным с посещения общаги ПТУ плиточниц. Больше про тот случай нихуя не помню.