В то воскресное утро Гриша, как обычно, пригнал поезженную «Ладу-Калину» к дому. Предстояла поездка к теще в дом престарелых-инвалидов. В это заведение тещу пристроила жена Гриши. Пристроила на год, чтобы отдохнуть самой. Она обосновывала это свое решение тем, что ее мать-теща Гриши пила из нее жизненные соки. Но срок ссылки заканчивался. Через неделю теща возвращалась домой и возникала необходимость забрать заранее из богадельни кое-какой хлам, накопленный там за год.
Гриша поднялся в квартиру. Жена еще не собранная возлежала на диване и смотрела по дебилятору какую-то хрень. Гриша взглянул на часы, разделся, прошел на кухню попить чаю. Попил. Прошел в комнату. Жена продолжала смотреть дебилятор.
«Чего время-то терять» — подумал Гриша. Потоптался. Посмотрел на часы. Жена не обращала на него внимания.
«Пусть смотрит, — подумал Гриша. – Время терпит».
Минута шла за минутой.
Хрень по телевизору закончилась. Началась другая хрень. Жена продолжала смотреть.
— Собирайся, — осторожно произнес Гриша. – Пора уже.
Жена посмотрела на Гришу ненавидящим и одновременно брезгливым взглядом, будто на таракана, заползшего в тарелку с едой.
— Ты мне жить не даешь, — произнесла она ледяным голосом. – Я сама знаю, когда собираться. Опять с утра меня выводишь из себя.
— Да разве я вывожу, — попытался оправдаться Гриша. – Чего ждать? Поехали.
— Сама знаю, когда ехать. Ты мне не указ.
— Конечно, конечно, — согласился Гриша. Он понимал, что жене нужен повод для скандала. Сам Гриша был человеком смирным и всегда старался смягчить ситуацию.
— Все хорошо, – опять же осторожно произнес он. – Если хочешь – смотри. Нам же не к спеху.
Но эта фраза только взбесила жену.
— Ты мне уже все испортил. Все настроение испортил. Весь день мне испортил. Пять минут не мог подождать. Иди, не мельтеши. Жди меня на улице.
На улице моросил дождь. Гриша сидел в машине. Внутри него начал раскручиваться внутренний протест.
— И что я такого сделал? – задавал он сам себе вопрос. – Только сказал, что пора ехать. Всю жизнь так. Постоянно она раздражена, а на мне злость срывает.
— Открой багажник! – услышал он голос жены. Она держала в руках большую картонную коробку.
«А это еще зачем?» — подумал Гриша. Жена кинула коробку в багажник, открыла дверь машины и уселась рядом.
По пути заехали в супермаркет. Прикупили теще продуктов – колбаски, курочки, сальца, рыбки, фруктиков. Жена прихватила две бутылки пива. Тут же распечатала одну и приложилась к горлышку. Гриша сглотнул слюну. Но он был за рулем.
По пути жена, не забывая прикладываться к пиву, несла какую-то хрень о смысле жизни, о том, что хорошо бы было жить где-нибудь на югах в домике с видом на море. Но с таким как Гриша она обречена навечно жить в этом задрипанном Козложопинске.
Гриша слушал молча. Эти речи для него были не новы. Но внутренний протест продолжал нарастать.
Приехали.
— Гриша прихватил коробку и пакеты с продуктами. Поднялись на третий этаж.
— Гришенька, — расплылась теща в елейной улыбке. – Хороший мой.
«Хороший, хороший, бля», — подумал Гриша, вспоминая, как теща несколько лет назад пыталась своими когтями выцарапать ему глаза, за то, что жена пыталась выцарапать ему глаза за свою якобы поломатую Гришей жизнь.
— Что надо забирать? – спросил Гриша.
— Садись, — жена указала на стул.
— Да я бы забрал и ушел, — осторожно возразил Гриша.
— Садись, тебе говорю.
Гриша послушно сел.
Жена сложила с подоконника в коробку горшечные цветы.
«Придется насколько раз ходить взад-вперед» — подумал Гриша, понимая, что коробку с цветами можно унести только обеими руками.
— Что еще надо уносить? — спросил он, чтобы прикинуть, сколько ходок надо будет сделать.
— Сиди ты! – прикрикнула на него жена.
— Теща тем временем вытаскивала из тумбочек какие-то пакетики, узелки с лекарствами, еще какую-то хрень и складывала в большую сумку, всякий раз спрашивая у жены:
— Сейчас это повезем? Потом увезем?
«Сразу, что ли не могла собраться?» – с неудовольствием подумал Гриша.
— Пойду я. А вы пока тут собирайтесь, — решительно произнес он и прихватил коробку с цветами. Жене по всему не понравился его тон.
— Что, подождать не можешь?
«Неужели она не соображает, что мне надо несколько ходок делать», — подумал Гриша.
— Ну и иди! Сама справлюсь! Сама все унесу! – раздраженно произнесла жена.
Гриша не стал вступать в пререкания, молча удалился с коробкой, положил ее в багажник и вернулся назад.
— Что? Одумался? – ухмыльнулась жена. – Вернулся.
— Да я и не думал, — пожал плечами Гриша.
— Ты никогда не думаешь, — прокомментировала жена.
— Это забирать? – Гриша показал на сумку.
— Это.
Гриша спустился вместе с поклажей вниз.
— Гриша, — услышал он и оглянулся. Поначалу не узнал. На скамейке сидел Виталя. Вроде Виталя. Но почему без ноги? Рядом инвалидная тележка.
— Виталя, ты? – спросил Гриша, не веря глазам. С этим человеком он работал на заводе лет пять назад.
— Я вот, — Виталя грустно улыбнулся. – Видишь, как жизнь крутит.
— Ты это как? Что случилось?
— Да вот поехал год назад по зиме на север в командировку. Познакомился по дороге с тремя парнями. Вроде порядочные с виду. Напоили. Похоже, что подсыпали, что-то. Обобрали до нитки и выкинули на мороз. Вот и результат.
Виталя вытащил из кармана правую руку. На кисти не было пальцев.
У Гриши потемнело в глазах.
— Да ты не волнуйся, — усмехнулся Виталя. – Все нормально. Жизнь продолжается. Ты тут зачем?
— Теща у меня тут. На той неделе забираем.
— Понятно. Жизнь-то как?
— Нормально. Лучше всех.
— Понятно. У тебя есть хорошие знакомые юристы?
— Юристы? Я сколько знал юристов – все проходимцы. А что?
— Квартиру у меня отобрали родственнички. В суд на них подаю. Нужен хороший юрист.
— Не, знаю Виталя. Вопрос сложный.
— Я знаю, что сложный. И все же если, может, кто есть на примете?
— Я подумаю, — произнес Гриша, прекрасно понимая, что ничем не может помочь Витале.
— Если что будет – позвони, — Виталя достал левой рукой из кармана старую мобилу.
Обменялись номерами. Гриша, прощаясь, пожал обрубок кисти и пошел к машине. Настроение было премерзкое.
Сумку положил рядом с коробкой и уселся в машине. Теперь можно отдохнуть. Жена еще будет базарить с тещей о том о сем около часа. Можно даже вздремнуть. Гриша закрыл глаза. Но ему не спалось. Встреча с Виталей перевертывала сознание, а в ушах крутился раздраженный голос жены. По правде говоря, они жили не ахти как. Постоянная ругань и неустроенность. В памяти Гриши, кадрами из бредового фильма крутилось прошлое. Любовь. Начало супружеской жизни. Мечты. Рождение сына. Бытовуха. Ругань. Снова вроде, как любовь. Работа. Карьера. Увольнение. Снова какая-то работа. Мечты в тумане. Бытовуха. Надежда на лучшее. Работа. Увольнение. Измена жены. По идее надо бы разбежаться на хрен. Утряслось вроде как. Вроде как жизнь продолжается. Бытовуха. Измена Гриши. По идее надо было бы разбежаться на хрен. Утряслось. Жизнь продолжается. Бытовуха. Слабая надежда на будущее. Иллюзии. Иллюзии. Иллюзии.
— Открывай! – послышался сквозь дрему голос жены. Она уселась рядом и распечатала вторую бутылку пива.
Гриша тронул машину с места.
— Ты ведешь себя некрасиво, — произнесла жена, отхлебнув из горлышка. – Тебя надо воспитывать и воспитывать. Как ты можешь так себя вести со старым человеком? Нельзя быть таким высокомерным. Это видно всем людям. Вот и соседка мамы, увидев тебя, сказала, что ты не любишь старых людей.
— При чем здесь любовь? – пожал плечами Гриша. – Я к пожилым людям отношусь ровно. Всегда готов помочь.
— Ты высокомерен. Это видно по всему! – возразила жена, продолжая прикладываться к пиву. – Ты считаешь, что кроме тебя самого не существует никого. Ты думаешь только о себе. Но пройдут годы и ты, возможно, сам окажешься в этом доме. Посмотрим, как ты запоешь.
— Почему годы? Можно хоть завтра оказаться.
Гриша рассказал историю с Виталием.
— Вот! Вот! — подхватила жена. – Хоть завтра. Он этот Виталя тебе не случайно встретился. Это тебе знак свыше. Вполне возможно, что ты завтра окажешься на его месте, если не переменишься. Может быть ты тогда, что-нибудь поймешь в жизни. Хотела бы я, чтобы ты оказался на его месте.
«Что она несет», — подумал с горечью Гриша и в нем начала вновь подниматься жаркая волна протеста к происходящему.
— Ты хочешь, чтобы я обезножил? – спросил он, стараясь говорить спокойно.
— А почему бы и нет? – ухмыльнулась жена. – Человек просветляется тогда, когда на него нисходят испытания. Тебя же только нечто подобное может вразумить. Ты всегда был дитем малым. Ничтожеством. Сегодня меня с утра вывел из себя. Что ты из себя представляешь? Только издеваться надо мной можешь. Я тебя всю жизнь перевоспитываю. Толку никакого.
Гриша молчал. Он понимал, что если скажет хоть слово, то это только подольет масла в огонь. Лучше молчать.
— И что я от тебя хорошего имею? Ты ничтожество. Ты ничего не можешь, — продолжала жена. — Как ты можешь так жить? Ты думаешь, я про тебя ничего не знаю? Ты же только и смотришь, чтобы налево сбегать… Я бы очень хотела, чтобы у тебя тоже ноги отвалились.
Гриша старался не слушать и ровно вести машину. Но внутри все начало закипать. Как она так может говорить? Неужели и впрямь желает, чтобы он обезножил. Она рехнулась? Но он молчал, и это молчание только подогревало жену.
— Ты нас до ручки довел… У сына квартиры нет. Мы все вместе ютимся на жалких квадратах. А сейчас еще мама приедет. Я так не могу…. Да я готова кому угодно в ноги упасть, чтобы меня кто-нибудь забрал от такого ничтожества, как ты…. Ты издеваешься надо мной…
«Когда же она замолчит?» — подумал Гриша. Они уже преодолели половину пути до дома и въехали на длинный мост через реку. Но жена все больше распалялась. Она начала вспоминать всю прошедшую жизнь и вытаскивала из прошлого все самое мерзкое и гадкое. В памяти Гриши это мерзкое обретало зримые формы и пронзало его сердце раз за разом ржавыми ножами.
— У нас нет будущего. И во всем ты виноват. Ты… Ты… Ты…
«Она не замолчит. Она никогда не замолчит. А все правильно. Она права. Я ничтожество. Мразь. Гавно. Вся жизнь гавно. Все вокруг гавно. Гавно. Гавно. Гавно.»
— Ты полное гавно! – резанул по его ушам голос жены. – Ты гавно! Гавно! И ты должен это понять раз и навсегда.
В голове Гриши будто, что-то лопнуло. Жаркая волна бессильной ярости, замешанной на отчаянии, взорвала каждую клетку тела.
— Заткнись, дура! – завопил он. – Дура! Дура! Бля! Чего тебе надо?! Чего ты добиваешься?! Заткни свою пасть!
Он ехал и что-то бессвязно орал. В ответ вопила жена. Он видел белки ее выпученных глаз и перекошенный злобой рот.
Неожиданно волна бурлящего возмущения схлынула, уступив место абсолютному покою и тишине.
— Ты гавно и весь мир гавно, — послышался в этой тишине отчетливый незнакомый голос. Гриша встряхнул головой, и от этого голоса и встряски с глаз как бы спала пелена. Он ехал и видел впереди себя гавно. Лужи дождя – гавняная жижа. Полотно моста – раскатанное гавно. Вместо берега с городской застройкой Гриша видел впереди чудовищные навороты гавна. По бурому проперженному небу плыли облака гавна. Среди них летел кусок гавна в форме самолета. Внизу под мостом широким потоком текла дрисня. Вместо жены рядом сидел кусок гавна и шевелил отверстием в своей верхней части. Из отверстия вылетали звуки громкого пердежа.
Гриша увидел руль в виде круга гавна, на нем свои пальцы – гавешки.
Гриша ехал внутри гавна и рулил гавном. Навстречу и, обгоняя его, проносились куски гавна.
Гавно, кругом гавно.
«Весь этот мир – высер бога» — эта мысль раскаленным прутом пронзила мозг Гриши.
Кусок гавна, сидящий рядом, продолжал непрерывно пердеть.
— Хватит, — произнес голос. Гриша резко крутанул руль вправо. По ушам резанул вопль-пердеж куска гавна, сидящего рядом. Автомобиль на скорости завалился на бок, ударился о бордюр, переворачиваясь пробил ограждение и, кувыркаясь ринулся вниз. Багажник распахнулся.
В воздухе полетели цветочки…
BalaboloFF