ПЕРВАЯ ЧАСТЬ
Всем известен такой мудак — Одиссей, и как он девять лет плавал по морям безо всякого толка. Я хочу обратить внимание, что Гомер там больше напиздел на тему, какой он там был герой и все такое прочее. Этому Гомеру наверняка платили бабки, чтоб он покрывал грехи власть имущих. Я потом коснусь Гомера еще раз ниже по тексту, когда до него дойдет пиздеж.
Рассмотрим, бля, факты, а не литературную традицию. А факты таковы (я, бля, опираюсь на текст).
Песнь первая
В начале первой песни кратко повторяется содержание предыдущих серий, дескать, как отпиздили троянцев и как никто не хотел возвращаться домой к жене, потому что и с блядями хорошо. И вот собрались боги типа побухать и обсудить события. И Афина встряла за хитроумного Одиссея, чо он там завис на острове с нимфой, нимфа его к остальным бабам не отпускает, даже к богиням типа Афины. Надо сказать, что герои — они, конечно, фсе герои, но по-разному. Напрмер, у Ахиллеса хуй был большой, а у Одиссея не очень, зато хитроумный. Впрочем, бабы Одиссея любили даже больше Ахилла, того в основном мальчики интересовали, типа, был там такой Патрокл, не будем закрывать глаза на факты.
Так вот, подъебывает к Зевсу эта Афина и говорит: а хули — все герои вернулись, но я не вижу Одиссея и когда он мне полижет пизду своим хитроумным способом. Зевс отвечает: а не пошла бы ты на хуй, на этого Одиссея у Нептуна косяки, это ихняя разборка, я не буду встревать. Я, бля, хоть и царь богов, а боюсь за свои яйца. Но, бля, если все боги подпишутся, то я кончаю ссать и буду великая сука, если не верну Одиссея домой, а Нептун мне в таком случае похуй.
Боги были сильно пьяные после коннекта и все орали: “А нам похуй этот Нептун!” Два агента от Нептуна записывали в книжечку всех, кто пиздит, поименно. Тогда решили послать к нимфе Меркурия, который был известная шестерка и все время бегал по таким делам, а Афина поехала к сыну Одиссея Телемаку.
Одевается она под Гомера — а тогда много ходило таких продажных Гомеров — и подкатывает к Телемаку, типа, спрашивает, как жизнь на острове Итака? Телемак говорит: такая жизнь, что лучше сдохнуть, у мамани сорок любоников, с утра до ночи групповуха, мне нив какую пизду не дают поебаться, а только иногда в темноте очень больно пихают в жопу, а мне не нравится.
Гомер, в смысле Афина, говорит: бля, они охуели! Вернется твой папаня Одиссей — он им покажет, где в жопе гвоздик! Ты, бля, поддерживаешь, чтоб он вернулся?
Телемак отвечает: очень поддерживаю, токо не знаю, кто такой. Виртуально слышал, что у меня папаня Одиссей, а в реале ни разу не видел.
Афина ему говорит: я, бля, на своем опыте не сомневаюсь, что все бабы суки и Пенелопа в том числе. Так что забей на свою маманю и езжай к старому пердуну Нестору, спроси, где твой отец Одиссей и у каких блядей ошивается, я сильно сомневаюсь, что мертвый и слышал, на чатах говорят, где-то выкидывали за флуд какого-то Одиссея, бля, не тот ли.
Телемак охуел, заходит, где пили маменькины любовники и как крикнет: “Пидорасы!”
Главный любовник Антиной поднял пьяную голову и медленно ответил: “Пидорасы, чо возьмешь,” после чего снова уснул.
Конец первой серии.
Песнь вторая
“Ну и жопа же сегодня куда-то ехать!” — подумал Телемак, глядя как розоперстная Эос пялится на Землю, как баран на новые ворота. Поэтому он сначала собрал народное собрание острова и сказал ему: “Мужики! Вас сроду никто нахуй не слушал и слушать не собирается, потому что вы говно говном. Я вас собрал исключительно чтобы послать нахуй и заявить, что уебываю от вас искать своего родителя. И что весь остров и всю Грецию заебали любовники моей матери пить водку и обжираться на народные деньги”. Тут встрял пахан тех любовников Антиной и долго и нудно пиздел, что они не виноватые и что кто-то ночами распускает покрывало, без которого пиздец свадьба Пенелопы не состоится, а до тех пор они развлекают царицу как могут, не оставаться же ей целкой. Телемак неоднократно видел, как ночами Пенелопа с Антиноем распускают это ебанное покрывало, но у него до сих пор болела жопа от последнего наезда на женихов, и он решил промолчать.
“Короче, бля, я хотел вас ебать, ебать и ебать,” — продолжал Телемак максимально абстрактно. — “В целях поисков пропавшего без вести отца прошу дать мне две тыщи долларов, корабль и двадцать человек гребцов”.
Все такие молча сказали друг другу: а нахуя ему две тыщи долларов? Конечно, пропьет. И постановили, что вопрос решает коллегия любовников царицы, то есть та же инстанция, на которую он, лохотрон, жаловался.
После собрания женихи собрались и начали обсирать Телемака. Самый маленький и говнистый говорит: “Ты чо, бля, хотел ехать в Спарту и собрать там на две тыщи долларов мужиков, чтобы нас отпиздить?” А, бля, Антиной подсирает: “Ха, бля, он хотел разбить себе ебальник в кораблекрушении, как это сделал его ебанутый отец, который кормит червей на дне Эгейского моря и никогда не вернется”. И так они наезжали на него очень долго, Телемак сильно обиделся, пришел домой, напился в сиську пьяный и заснул.
Ну а чо, если государство не помогло, обычно влезают боги и высирают корабли, хуй знает из чего, что и сделала Афина, уже не помню в каком обличии, разбудила Телемака, который был с большого бодуна и не вязал лыка, затолкнула его на корабль, и вся тусовка поехала в Спарту.
Конец второй серии.
Песнь третья-четвертая.
И как только Гелиос взошел… Бля, любит этот Гомер в начале песней вспоминать, как что-то взошло; применяя гнилой фрейдизм, можно сделать вывод, что у самого Гомера не часто всходило. Так вот, как только-таки взошел… И вообще Гомер очень мудачно пишет, у меня даже нет желания подробно пересказывать, как Афина, одетая хуй знает кем, вместе с засранцем Телемаком приехали в Спарту и после долгих и нудных разборок все-таки выяснили, что Одиссей сидит на острове у нимфы Калипсо, после чего Телемак загрузился и вернулся домой, где его потом и застанет вернувшийся с блядок отец. Бля, читатели еще с первой главы прекрасно знают, что Улисс у этой сраной нимфы, так нахуй городить весь этот огород про Спарту и народное собрание? Если он намекает, что Афина ебалась не только с отцом, но и с сыном, то это и так все прекрасно знают, что она полная шлюха. Если он начитался Фрейда и во избежание инцеста объясняет, что пока Одиссея не было, Пенелопа с Телемаком не ебалась, а у нее было до хуя любовников, то это, бля, мог выяснить сам Одиссей по приезде, без этого виляния кораблями туда-сюда. Я, бля, как не менее великий писатель, чем Гомер, совершенно не вижу причин для такого длинного и не связанного с остальным сюжетом введения, кроме того, что, возможно, Гомеру платили построчно и он тут чисто отхуяривает объем.
Бля, без концов.
Песнь пятая
Ну, короче, пятая песня начинается с того, что обломившаяся насчет законившего Телемака Афина приебывается к Зевсу и оять просит послать Меркурия приказать нимфе отпустить Одиссея. Я молчу, что она вроде уже это просила и вроде уже решили послать, но меня подъебывает факт, а чо она сама не поехала? Она, видимо, не сомневалась, что нимфа прекрасно знает, чо она с этим Одиссеем собралась сделать, и тут же вцепится в рожу сраной сопернице, не посмотрит, что богиня. И ваще, судя по Гомеру, эта Паллада больше выебываться мастерица и подставлять Гектору подножку, а на серьезные дела старается посылать крайнего, то есть Меркурия.
Калипсо мрачно посмотрела на Гермеса и спросила: “Ну и какого хуя надо?” За долгие годы бессмертной жизни она убедилась, что Гермес — не к добру.
Гермес же, сука, без спроса хватает со стола амброзию и говорит: “Я тебе скажу как бог богине: мне никакого хуя не надо, но послало начальство. У нас на Одимпе, бля, как Зевс скажет, так и юудет, а я лично его в душе всю дорогу материл: тут сыро, холодно и мало лохов воскурять жертвы, отчего жрать охота хуже, чем Гераклу. Да, а дело, дело-то такое: у тебя тут ошивается такой Одиссей, так ты должна его послать нахуй, в смысле, на Итаку.”
Калипсо ему отвечает: “Вы, боги, в натуре охуевшие создания и от вас нету бабе счастья. Как только какая богиня зацапает приличного мужика из смертных и нехуево с ним живет, напрмер, Заря с Орионом или я с Одиссеем, вам тут же завидно, потому что у вас тупая сексуальная жизнь, вы большей частью не кончаете и не засовываете даже”. А надо сказать, что для богов характерна импотенция, в результате, например, Зевс родил Афину из головы, а кого-то там еще из ребра. Ему, бля, проще было забеременеть, чем кончить в бабу, такая тяжелая на Олимпе с мужиками ситуация. Так вот она говорит: “Я уже хотела написать заявления, чтоб его сделали бессмертным и чтоб он ебал меня вечно, а ваши говенные бюрократы и ваше мудачное правительство (последние слова она произносила нарочито громким голосом), говенные бюрократы и мудачное правительство вконец охуели и лишают меня самого дорогого, а я чо, дура, переть против закона, и хуй с вами в таком случае”.
Гермес из всего монолога понял только, что нимфа не против, а записывать все словаи подводить Калипсо под государственную измену ему было наху не нужно, и он не хотел лишних врагов. В результате он тихо уебал. Калипсо же тихо вздохнула и велела Одиссею строить корабль и уебывать.
И, пока он рять суток днями строил корабль, она каждую ночь заебывала его на прощание до полусмерти, так что когда лодку спустили на землю, у Одиссея сильно болели руки-ноги и особенно хуй, к тому же он дико хотел спать. Тут уже было не до нормального управления кораблем в условиях Средиземного моря, и первый сраный шторм разбил постройку в щепы. Хорошо хоть Улисса вынесло волной на берег в страну феаков, где он наконец-то заснул и отрубился, на чем и кончилась пятая песня.
Песнь шестая
Шестая песня начинается с того, что Навсикая вышла посикать, то есть постирать трусы с двумя служанками как раз на то место, где Одиссей спал в кустах. А эта Навсикая была злобная лесбиянка, и ка ктолько она оказалась наедине с двумя телками, про святое дело стирки трусов было тут же забыто. Она начала насиловать обеих с такой ужасной силой, что даже привыкшие ко всему навсикайские служанки заорали на всю страну феаков. И, суки, так и не дали поспать Одиссею, который проснулся и начал мучительно соображать, в какой он на этот раз стране и слышит ли он рев загнанного барса или крики десяти рожающих циклопих. Впрочем, посмотрев в щель между кустами, он увидел бабу, зажавшую молодую девку между ляжек и вгоняющую ей в жопу большую палку, из чего логически заключил, что это лесбы и, значит, страна цивилизованнная. Вторая молодая девка лежала перед Навсикаей с раскинутыми ногами и вставляла себе в пизду булыжник.
“О, подобная дочери Юпитера, властительница здешних мест!” — заорал Улисс, с напрасной целью перекричать лесбиянок, которые поняли только то, что мужик и голый и уебали за камни. Осталась только злобная Навсикая, вращающая вынутой из жопы дубиной и своим единственным левым глазом, а правый у нее вытек один раз во время садомазохистского секса.
“О, подобная дочери Юпитера, властительница здешних мест”, — повторил Одиссей, — “я вовсе не хочу забирать у тебя своих девочек. Наоборот, я хочу посоветовать тебе, как сделать так, чтоб они визжали еще громче, а именно — нужно подвесить девочку кверх ногами на каком-нибудь дереве и втыкать ей арматуру одновременно в пизду и жопу, а также бить ее по зубам ботинками, тогда девочке будет очень больно и страшно, а нам весело”.
Они так и сделали и достаточно поугорали, Навсикая даже начала дружески покусывать синие голые яйца Одиссея, но он в ответ так двинул ей между глаз, что сразу, сука, зауважала. После чего Улисс сказал: “Ну, это все прикол, а ты знаешь, что я тоже царь, но из другого места, и если меня тут не накормят, не напоят и не уложат спать, сюда припрется мой мын Телемак и вам всем пиздюлей накачает?”
“Верю, что ты царь,” — сказала Навсикая, потирая ушибленный ебальник, — “пошли жрать, долги стрясем с вашего царства”. И они отправились в город феаков, оставив трупик замученной девушки долго и устало гнить при свете лучей наконец-то заходящего Гелиоса.
Песнь седьмая
Когда они вошли в город феаков, на улицах было подозрительно тихо. На некоторых домах красовались таблички “Тут не живут мужики”. Из-за заборов вопросительно выглядывали кошачьи морды, готовые съебать каждую минуту. “А, бля, снова папаша развлекается,” — заметила Навсикая, — “он у нас пидорас”. И действительно, когда они подошли ко дворцу, было заметно, что Алкиной развлекался по-черному. Утренняя облава показала наличие в городе тольо трех неотъебанных мужиков: старого бомжа, безногого идиота и трехлетнего младенца. Старого бомжа подвергали групповому сексу с помощью двух собак и одного буйвола, что он сносил с таким презрением, как будто философия стоиков уже появилась. Трехлетним младенцем занимался лично Алкиной, безуспешно пытаясь засунуть триддцатисантиметровый хуй ему в рот. Безногий идиот сам был орудием пытки для малолетней кошки, которую служанка заставляла лизать ему жопу. Впрочем, жопу периодически поливали сметаной, а кошка была явно голодная.
“Малолетки идут!” — заорала Навсикая, пытаясь привлечь внимание родителя. “Где?” — завопил он, выдергивая окровавленный хуй из разорванного рта младенца. “В пизде,” — мрачно заметила Навсикая. — “Я привела чужестранца, он царь с большими связями. Если попробуешь его выебать, будешь иметь дело с моими служанками. Ты понял, сука?” “Понял,” — ответил Алкиной трясущимися педерстическими губами.
“Tак что напои его и уложи спать, да не вздумай пристраиваться в кровати сбоку, как ты любишь,” — сказала Навсикая и пошла дрочить перед ужином, как она всегда делала.
Алкиной же отчасти позаебывал Улисса, типа откуда взялся и не высрало ли его море. “Меня не высрало море, о великий царь,” — отвечал Одиссей, запихивая в глотку яйца того буйвола, которым пытали бомжа, — “но боги освободили меня от сексуальной маньячки и нимфоманки Калипсо, которая заставляла меня на ней жениться, что мне нахуй не надо”. “А, тогда понятно”, — сказал Алкиной, и Одиссей первый раз за многие годы завалился на кровать один.
На этом, бля, кончается первая часть Одиссеи.
ВТОРАЯ ЧАСТЬ
Песнь восьмая
Восьмая песня начинается с того, что Афина идет по городу и всем прогоняет, что приехал какой-то великий чужестранец и всем надо на него посмотреть. Спрашивается какого хуя всем на него смотреть и зачем ей переодеваться мужиком и глашатаем? Я подозреваю что она это сделала с единственной целью, а именно она была извращенная трансвеститка с элементами эксгибиционизма. Богам хорошо трансвеститить: они могут одевать не только чужие одежды, но и тела.
Так вот собрались они все на пир посмотреть на Одиссея, и, поскольку феакия страна извращенцев, начали все извращатся. Сначала местный поэт Дерьмодок, в котором многие могут узнать самого Гомера, спел им похабную песню про то, как Марс ебал Венеру и что из этого вышло (нихуя хорошего). Потом они начали метать диски в жопу стоящего раком раба. Раб так смешно вертел жопой чтоб в него не попало, что вся тусовка угорала. Потом бабы состязались, сколько хуев войдет в каждую. Победила одна юная невзрачныя девушка, в которую входило по три хуя в пизду и жопу соотвественно, по хую за обе щеки, хуй в нос, хуй в пупок и по хую в уши и того дохуя получается. Когда они кончили, победительница была облита спермой с головы до ног и очень смущалась что все на нее смотрят. Ну, обычные приколы — самая длинная сиська и самая вонючая жопа — это все хуйня, а главное состязание было у хуесосов кто сколько заглотит за полчаса. Победил один старый, умудреный годами хуесос, который заглотил два литра, правда человеческой ему не нашли, а старикану пришлось глотать у коня, впрочем дед был очень доволен.
После состязаний все напились в зеленую сиську, особенно победители которых поили на халяву. С перепою все стали звать Дерьмодока чтоб он чего-нибудь спел. Это делалось специально чтоб всех вырвало и в брюхо можно было запихать еще больше еды и пойла, и таким образом процесс пьянки ба увеличился.
Дерьмодок начал петь очень гавенную песнь про Троянскую войну и про то, как Улисс якобы наебал троянцев подсунув им троянского коня. Одиссей прекрасно помнил что никакого коня в помине не было, а Елена увидела в подзорную трубу как он ебет военнопленных и тут же открыла ворота в город. Впрочем, нехуево и поэты придумали про коня, подумал он, и медленно заплакал по пьяни, вспомив, что Елена ушла к Менелаю, а таких мощных пизд он еще не видел. Он кончил на ней не менее пяти раз в ночь взятия Трои и получил страшную боль в яйцах на всю ближайшую неделю, после чего окончательно осознал, что из-за такой бабы стоило десять лет воевать.
Так вот Одиссей заплакал, а Алкиной посмотрел на него подозрительно и говорит: “Нехуй плакать, когда всем весело”. Одиссей замолчал, но через пару минут опять начал скулить, Алкиной посмотрел на него еще подозрительнее и говорит: “А я бля сказал нехуй плакать, когда всем весело”. Одиссей надолго замолчал, уполз под стол и снова начал там плакать, Алкиной медленно сполз под тот же стол, захуярил Одиссею между глаз, и опять говорит: “Все-таки нехуй плакать, когда всем весело”. Тогда Улисс распрямился вместе со столом, отчего пара рабов сломала себе шеи, хуй с ними, и говорит: “Знаете мужики, я тоже был под ээтой Троей. Я бля и есть этот самый Одиссей” Все охуели от такого пиздежа и спрашивают: “Гы, а расскажи как ты сюда попал”. И тут Одиссей начинает им гнать, что уже относится ко следующей песне.
Песнь девятая
“После того как мы взяли Трою в точности как описано у Дерьмодока, я с моими кентами на обратном пути ограбил остров Киконов. И ебали мы там всех и ебали. Я посоветовал корешам поскорее съебывать после таких действий, но они сильно увлеклись и поили малолеток до посинения медицинским спиртом, а потом лишали их девственности извращенным способом. Пока они занимались такой хуйней, Киконы позвали других Киконов с соседнего острова, их было много и трезвых, а нас было мало и пьяных. И ебали нас и ебали. Большинство из моих кентов спят теперь вечным сном в киконской земле, а особо крепкожопых и непобедимоебых, включая меня, выпнули на корабли и кричали нам вдогонку сильно нецензурные слова, которые даже я здесь отказываюсь приводить. (От автора: бля у Гомера много таких эпитетов типа ”непобедимоебый Одиссей“, ”великожопый Ахилл“, ”вонючепиздая Афина“ и так далее. Он наверно думал, что чем длиннее слово, тем заебатее; это неверно: самое заебатое слово вообще состоит из трех букв).
Так вот, с теми, кто остался мы через девять дней прибыли в страну лотофагов, которые так называются потому что в древности они нюхали стиральный порошок ”Лотос“, а теперь они нюхают клей Момент и дихлофос, а богатые лотофаги нюхают кокаин, это будет покруче стирального порошка. И я бля неоднократно говорил кентам — не нюхайте клей Момент, вы останетесь в этой стране и забудете откуда родом. Некоторые же придурки не послушались и так там и остались нюхать всякую поебень, а мы поплыли дальше.
Оттуда мы приплыли в страну циклопов, которые известные анархисты и козоебы. Ибо каждый циклоп живет в своей пещере и ебет своих коз, а правительства у них нет и всех путников они посылают нахуй. У них паслось там на лугах очень много безпризорных коз, и мы с радостью отъебали их, потому что в стране лотофагов с сексом было очень туго, а гомосексуализм в команде я запретил, повесив на рее особо яростных пидоров. После этого мы захотели жрать и приперлись в одну из пещер, где жил этот блядский циклоп. Там было дохуя всяких сыров и молока, но тут как всегда некстати приперся хозяин, бугай сорок пятого размера, со своим стадом, причем он был странно нервный и всем задавал идиотский вопрос: ”кто только что отъебал моих козочек?“ Я пропустил вопрос мимо ушей, как будто его не было, и задал встречный: ”А неужели ты сука не боишься Юпитера, что разговариваешь с гостями так нагло и не наливаешь им дохуя пива чтобы они напились вдупель пьяные за твой счет?“ На это циклоп тупо ухмыляясь ответил: ”А ебали мы вашего Юпитера, с теми же, кто ебет наших коз, циклопы поступают так“ — и схватил двух моих спутников, ударив их жопа о жопу так, что все гавно вышло у них из кишок и они тут же сдохли.
Увидев такое дело, я понял что на понт его не возьмешь и дело хуево, тем более он закрыл входную дверь. Сожрав двух растерзанных чуваков, циклоп растянулся возле двери и захрапел. Когда же встала дочь утра и розоперстная Заря, он проснулся, отъебал всех козлов и коз, сожрал еще двоих на завтрак и пошел шляться видимо по бабам, а стадо выгнал жрать. Поскольку у них нет правительства, у этих диких людей никто бля не ворует и там невозможно развернуться нормальному герою. Пока он шлялся, я хитроумно изобрел как вставить ему хуй в задницу и круто наебать, но пока не подавал виду.
Когда этот уебок вернулся, я налил ему медицинского спирта из своей фляжки и начал прогонять: ”Циклоп, ты мне очень понравился. Если бы ты не любил своих коз, я предложил бы тебе свою задницу. Но поскольку у нас разная сексуальная ориентация, прими от меня в подарок вина моей страны“. Циклоп налакался спирта и запел какие-то ебанутые циклопьи песни, а потом начал пиздеть что-то вроде ”ты меня уважаешь?“ и ”как тебя зовут братан?“ Он пытался таким образом меня наебать, пытаясь узнать, как меня зовут, так что я ответил ”Меня зовут Отъебитесь“ чтобы он отъебался.
Под конец эта сука заснула, и тогда я храбро воткнул ему в глаз раскаленную в местном костре большую палку. Глаз у него вытек, и он начал видеть Нирвану, то есть Нихуя. И когда он увидел Нирвану, то начал громко орать на всю Циклопию: ”меня грабят! Меня ебут!“ Циклопы высунулись из своих нор и спрашивают: ”кто там тебя ебет?“, а он отвечает ”Отъебитесь!“, думает что так меня зовут. Те конечно говорят: ”Ах, раз отъебитесь да пошел ты нахуй“ и снова заваливаются спать, а наш Полифем (так его звали) начинает еще громче выть, пока из темноты не раздается голос самого авторитетного циклопа: ”Слушай, сука, если еще будешь пиздеть и не давать людям спать мы зальем твою нору бензином подожжем и фамилии не спросим.“
Полифем замолкает и шепотом обещает уебать нас нахуй как только выпустит коз. Но мы бля тоже не лохи, а наоборот герои, соответсвенно мы утром пролезли под брюхами его коз, раз циклопы большие то и козы у них большие, а хули вы думали. Вы спросите, а как мы их ебали? А по пять хуев в одну козу, отвечу я вам.”
Совсем заврался старый бздун, подумала в этом месте Навсикая, на протяжении всего гона молчаливо рассматривавшая одиссеевы яйца, представляя их как в оторванном, так и в разобранном виде.
“Так вот, когда мы отплыли от этого места, продолжал Улисс, я решил повыебываться. Воистину справедливо говорят боги: кто много пиздит, того много пиздят, но я тогда был опьянен победой и не осознавал этого момента. Поэтому я крикнул полифему: ”а ты знаешь, придурок, кто тебя наебал? Меня зовут Одиссей сын Лаэрта“. А этот Полифем оказывается только с виду лох а так родня Нептуну, которому он тут же настучал мол выеби того Одиссея. Нептун как получил наводку на имя сильно ебнул по морю своим трезубцем и нас разметало по морю и расхуярило о какую-то скалу, после чего начиается уже десятая песня.
Песнь десятая
Ебнуло нас о скалу, и мы попали в царство Эола, у которого шесть дочерей и шесть сыновей, в семье сплошной инцест без комплексов в смысле шесть сыновей ебут шесть дочерей и вице верса. Там мы оставались один месяц и ничего интересного не происходило, а только все ебались как обычно. На прощание Эол мне дал мешок с завязанным в него восточным ветром чисто Пенелопе подрочить. Ибо мы живем в древнее и темное время, господа, когда вибраторы еще не изобретены, и бедным бабам приходится пользоватся котами тьфу ветрами в мешке.
Но как только мы увидели нашу бедную Итаку, у моих спутников произошла протечка мозгов, и они решили, что в мешке какие-то невъебенные бабки, которые я спиздил у Эола по моей старой привычке все пиздить. Глубокой ночью они подкрались к мешку, и развязали с намерением ограбить награбленное, как у нас под Троей говорил Ферсит. Он вечно первый в драку не лез а бежал сзади и пиздел: ”Грабьте награбленное! Грабьте награбленное!“ и как-то раз допизделся, но я отвлекся. Ветер вырвался и начал так дрочить паруса, что не видали мы Итаки как своих ушей, а вместо этого нас вынесло на неизвестный берег, и я послал этих долбоебов достать чо пожрать. Двоих. Но эти двое, увидев какую-то девку, вместо того, чтобы заняться позитивным делом, то есть взять ее в заложницы или хотя бы зарезать и сварить, начали задавать ей сакраментальные вопросы типа: ”Девушка, а вы никогда не трогали себя рукой между ног? Девушка, а вы бы хотели, чтобы вам туда воткнулась большая палка?“ И пока один таким образом заговаривал ей зубы, другой тихо снимал бретельку с ее сиськи и ненавязчиво пожимал рукой колено. К сожалению, когда сиськи были уже на виду, девушка уже развесила уши и раздвинула ляжки, а рука нашего человека уже приближалась к победному концу, появился папа девочки, а он был великан. И ладно бы он появился один, а он заорал благим матом на всю страну великанов, после чего их появилось такое ебитское количество, что вся команда страшно обосралась и погребла от этой земли с дикой скоростью.
После этого нам долго было нечего жрать и мы жрали обильное гавно, которое получилось в результате обсера во время бегства. Когда же гавно кончилось, мы опять пристали к какому-то берегу, но все спутники ужасно ссали на него выходить, так как всех заебало, что на берегах выскакивают великаны или циклопы, пиздят много, кайфу никакого и тому подобное. Под конец мы пинками выгнали пару самых гванистых юнг на берег, но они целый ден не возвращались, так что я сам пошел посмотреть чо с ними произошло. А они оказывается набрели на дом волшебницы Цирцеи, которая делает со всеми приходящими мужиками следующий фокус: задирает перед ними юбку и показывает пизду, мужики разевают паяло и превращаются в свиней. Впрочем, и большинство мужиков превращаются в свиней при виде женских пизд, но те времено, а эти у Цирцеи навечно.
Со мной же этот фокус не прошел, потому что у меня рефлекс: когда я вижу пизду, я что-нибудь в нее засовываю. В данном случае я засунул меч, но дырка у Цирцеи оказалась луженая и ее не порезало. Чувствуется большой опыт девушки. ”Ну ты крутой мужик!“ — сказала она, набирая раскачку по мечу. ”Это еще хуйня, что я засунул, “ — заметил я, — ”проблема в том, что я и не высуну, так что превращай пацанов в людей обратно“. На сорок пятом оргазме Цирцея поняла, что лучше так и сделать. Таким образом, отъебались 🙂
Песнь одиннадцатая
В этом месте вензапно приебался Гермес или Гермес был до Цирцеи, я точно не помню, присутствующий тут поэт Дермодок после разберется, но возникла такая суть дела, что прежде чем я смогу плыть на Итаку, я должен сойти в ад и спросить там душу пророка Тиресия нахуя же я не могу на нее плыть. Кто мне сказал ехать в ад и какого-то хуя там спрашивать, вместо того, чтобы прямо уебывать домой, я понятия не имею, но факт в том, что я таки поперся в ад. Должен сказать вам, что в аду нехуево живется, например Ахиллес там по прежнему ебет мальчиков, Енечка изучает полное собрание Нанси в оригинале, Анарх решает чертятам задачи по програмированию котлов и топок, впрочем о чем это я. Так вот этот Тиресий сказал нам такое пророчество: ”А не пошли бы вы нахуй“, в чем я его вполне понимаю, так как убей меня не въезжаю какого это хуя Гомер посылает меня в этом месте в ад, то ли он хотел просто повыебываться, как он хорошо разбирается в адах, то ли ему не терпелось изобразить всех своих врагов в кипящей смоле типа как Данту, хуй его Гомера разберет. Он также много пиздит про этот ад, всю одиннадцатую песнь, и пиздежу его конца не видно.
Песнь двенадцатая
По возвращении из ада мы плыли мимо острова сирен. Сирены эти наполовину птицы, а наполовину бабы с большими сиськами, они показывают свои сиськи издалека и мужики плывут на них, чтобы пощупать, но разбиваются о скалы. Известно много кокетливых баб которые все время выставляют свои сиськи а попробуй прикоснись, так вот сирены такие же. Чтобы с моими лохотронами ничего такова не случилось, я завязал им глаза и заткнул уши не слышать похабных сиренских песен. Самого же меня привязали к мачте, но посмотреть я на все посмотрел потому что очень люблю порнуху.
После сирен мы проскочили между Сциллой и Харибдой, оба чудовища непонятного пола, которые с огромной силой ебут друг друга и проскочить можно только когда оба кончают, а это случается редко и ненадолго.
Затем мы встряли по-крупному, наехав на бога солнца. Причем я предупреждал этих мудозвонов: ”Чует мое сердце, что это коровы бога солнца! Чует мое сердце, что он наваляет нам пиздюлей, если мы их сожрем!“ Но они собрались от меня в сторонке и говорят друг другу: ”Давайте сначала сожрем коров, а потом поставим богу солнца большой храм, когда вернемся на остров Итаку“. Они бля забыли, что на Итаку еще надо вернуться. Поскольку после того, как они сожрали этих коров, бог солнца побежал жаловаться Зевсу, Зевс ебнул молнией так, что все дернули с суши на корабль, а на море Нептун припомнил нам циклопа Полифема и всех нахуй разбило о скалы, только я спасся и оказался у нимфы Калиипсо, о чем я вам уж рассказывал”.