Синелобов Кирилл Мефодиевич решил напиться в гостях. Но на метро ехать поленился. Поэтому свою машину, “девятку”, поставил у парадного подъезда дома на Кирочной, чтобы завтра после работы забрать ее. Все произошло, как намечал Синелобов: он нарезался почти до умопомрачения, дико хохотал, рычал, целовался с какой-то рыжей соседкой и в половине первого ночи был изгнан хозяйкой, вернее, выдавлен ею постепенно из гостиной в прихожую и дальше, на площадку. Причем Синелобов помнил свое насмешливое недоумение по этому поводу: ему казалось, что хозяйка сердится, сдерживая смех, что за ним сейчас выскочат и потянут веселиться дальше, уже до утра. Поэтому он со своей стороны также решил пошутить и тихо-тихо ушел по лестнице вниз.
Там он попал в западню: пошел в одну сторону — тупик, в другую — снова тупик. “Эге-ге”, — сказал Синелобов сам себе, потому что любил читать раннего Гоголя со всеми его междометиями и иногда поигрывал в некоего богослова. Не был он настолько пьян, чтобы не найти выхода из городского двора. Потому он ходил из тупика в тупик и все повторял свое “эге-ге”. Он даже насмешливо следил сам за собой. Как бы один, глупый Синелобов, бродил из тупика в тупик и в то же время знал, что есть Синелобов умный, который, как только ему надоест, освободит дурака. И точно: Синелобов врезался в угол лбом и сразу нашел выход. И умный Синелобов, растирая пальцами рог посреди черепа, сразу захотел домой. На Кирочной было пустынно, сиреневые фонари бесполезно таращились с единственной целью — отогнать дикое хвойное небо. Невдалеке стояла машина, в которой темнел водитель. Синелобов подошел ближе, заглянул.
— Подвезешь?
— А тебе куда?
— На Стачек.
— Садись.
Синелобов сел на заднее сиденье. Видитель, парень в кожанке, что-то мудрил с зажиганием.
— Что, барахлит?
— Да, только приобрел.
Машина завелась. Они поехали.
Назавтра Синелобов, вспоминая свои ощущения чего-то до боли близкого, отпросился со службы и, уже зная все-все-все, тупо убедился в том, что вчера его подбросили до дома в его собственном автомобиле за полтинник. Двадцать рублей он переплатил.