Наша битая шестерка стоит у обочины, на Носовихинском шоссе. Владлен пошел отлить в кусты, а мы от скуки смотрим на ангар по ту сторону дороги, где тянется муравьиной цепочкой череда крошечных вьетнамцев с клетчатыми клеенчатыми тюками.
– Во, бля… – говорю я, толстая тетка в тренировочных, Русская Писательница, Марфа Московская, своим спутникам. – Как, бля, словно, муравьи. И ведь все, бля, на пользу, все, бля в дом, суки, тащут!
Владлен вернулся, проверил, застегнута ли ширинка. Поехали.
– Не то что наши, блин – нет ни хуя, так они и то, что есть, просрут все тут же, долбоебы. Таких, бля, мудозвонов, в мире нет! –
– Я сама об этом сижу, думаю!- печально откликается Маринка, опрокидывая в себя стопку водки с апельсиновым соком. – Выродилась наша культура, корни, бля, потеряла!-
– Думаешь ты… А хули тут думать? – говорю я, поправляя резинку на трениках.
– Надо, бля, от вьетнамцев рожать. Лет через двадцать здесь нормальный народ будет, работящий, со своей культурой. –
Морозова молчит. Рожать. От этого слова у меня в утробе что-то заурчало, я выпустила газы – почти неслышно.
– Хорош бздеть, педрила лысый! – набросился на Владлена Коля. – В кустах пропердеться не мог?! –
– Да заебал ты стрелки переводить, мудила хуев! Подпустил и гонит тут…хуила! – отозвался Влад.
Я с улыбкой посмотрела на наших мужчин. Настоящие. Оба знают, что я набздехала, но из галантности эту перепалку затеяли – чтоб меня не смущать.
– Ладно, кочумай базарить, хуесосы. Маринка, сбавь газ – гаишники. Чем откупаться будем – твоей мандою? –
*****
Часам к 11-ти выехали за кольцевую по Ярославке.
– Ребят, дальше – сами. У меня дело тут. –
Все вышли и пошли ловить бомбилу.
Я закрыла машину и направилась к освещенной группе. Проституток было больше, чем обычно, человек пятнадцать – наступал уикенд, все едут на дачи, самый спрос.
Ко мне подошел худой парень в черной футболке и вопросительно-молча уставился на меня. Я внимательно оглядела пеструю стайку блядей, но почему-то не испытала радостных ощущений. То ли их неокрепшие рожи вызвали во мне подсознательный протест, то ли грызли сомнения по поводу правильности моего решения. Однако, почему я должна отказывать себе в маленьких радостях?
Парень стал договариваться со мною о цене. Я опытная баба, по молодости много с проститутками терлась, с конченой прям блядвою, и в разговоре с ним поняла, что парень этот – сутенер. Сами посудите – он здесь один мужик, сам подошел, о цене стал говорить. Кто он? Сутенер! Я опытная. Много по молодости с блядвою… Ах, да! Уже казала…
Рядом остановился “Чероки”, во внутренностях салона виднелось несколько лысых голов. Судя по короткому разговору, здесь их хорошо знали. Из джипа внимательно посмотрели на меня – я опасливо отодвинулась от проституток, на всякий случай. Но они все же меня заметили, заорали сутенеру: – Ты, Стасик, совсем оборзел, бля? Ты че сюда таких коров гоняешь, в натуре? Понятно, выходные, всем надо – че теперь, таких ставить?! –
Стасик грамотно от них отбазарился, а ко мне толкнул щупленькую рыжую девочку лет пятнадцати. Я заметила, как она замешкалась, пряча в карман маленький томик – стихи? – и виновато посмотрела на хозяина.
Уши мои воспламенились, когда я услышала, сколько с меня собираются содрать за одну жалкую ночь – на эти деньги я планировала купить новый пылесос – но отступать было поздно.
В машине она молчала, я – тоже. Переживала затраты.
– Ты че умеешь-то?- спросила я, когда молчать совсем надоело.
– А что Вас интересует? – отозвалась она.
– Ты мне тут грамотную не строй! – одернула я ее. – Трахаешься нормально? –
– Не знаю… –
– Как это, бля, не знаю?! – завопила я. – На хуй ж я за тебя такие бабки дала?! Че умеешь, говори! –
– Простите, это Стасик, наверное, ошибся. Я правда ничего не умею…– Бля, пиздец! Я хуею от такой наглости! – Не могу поверить! Кинули, как лошицу чмошную. А ведь я – опытная. По молодости много с блядвой… Да, говорила уже. Понятно.
– В чем Стасик твой ошибся, пиздота ты хуева?! –
Девица вздрогнула, как-то поежилась, и коснулась томика, лежавшего у ее на коленях. – Извините, Вы не могли бы… без этих слов? Пожалуйста…-
– Ну надо ж, бля! – Я фигею! – Ты может еще и целочка?! – Заржала я.
И – представьте себе! – эта дрянь кивнула. И даже улыбнулась, сучара бацилльная.
Ладно. Понятно. Я – попала.
– А на хрен ж он тебя выводит? –
– Вы знаете… – Ох уж мне этот политэс! – К нам часто приезжают люди, вроде Вас… –
– В смысле?-
– Писатели… Журналисты… А я из всех девочек лучше всех говорить могу. Меня каждый вечер берут. –
– О-па! И так ни разу не выебли?!-
– Они и не пытаются. Двое хотели, но… Не вышло у них. –
– У меня – выйдет. – пообещала я.
– Зачем? Вы ведь – женщина. Я Вам лучше о моей маме расскажу… Я как сейчас помню ее в платье, перед зеркалом – статную, пахнущую дорогими духами, с роскошной прической, собравшей ее густые черные волосы в подобие…-
– Э, кончай тут! Мне это на хер не усралось. Я сама – Русская Писательница!
Марфа Московская! Слышала?!-
Эта дрянь лишь головой покачала. Я прочитала, наконец, два слова на ее книжице – Марина Цветаева. – Дай-ка! –
Книжка полетела в окно, в мокрый снег у обочины. Проститутка вся сжалась, нахохлилась. – Только Вы меня, пожалуйста, не бейте…-
– Посмотрим. А че они на такую херню деньги тратят – писатели твои, журналисты, а? –
– Ну…я думаю… они же потом все это описывают… в рассказах, в статьях своих…
Гонорары получают. –
– Гонорары! Ты, бля, и это слово знаешь! А я в твои годы гонореей обходилась. –
– А что это – гонорея? –
– Не беси меня, тварь! –
*****
Дома, пока я раскупоривала бутылку водяры и резала рыбу, Юлька – так звали девицу, осматривалась.
– Не вздумай ничего спереть. Найду – убью! –
– Зачем Вы так..? – Подошла к книжной полке. Посмотрела на фото. – Ой,
Пастернак!-
– А то знаешь?! –
– Вообще-то, не очень… Читала много, но… Мне его стихи… и проза… как-то не близки… Я у него переводы Шекспира люблю. Помните – «Как если бы та роза..
–
– Э! Стоп! Кочумай тут! Не зли меня. –
Но попозже, когда я пельмени варила и отвлеклась, она опять затрындела: -А еще я помню отца… Огромный, сильный человек, пахнущий небом… Он был летчиком-испытателем. Давно уже… ему дали премию за первый полет на новом истребителе, и все друзья говорили ему – Купи машину! А он только улыбался и отшучивался. В пятницу прихожу из школы… Боже! Что это?! В моей комнате –
куклы, мишки, зайцы, задорные плюшевые псы, смешливые обезьянки – повсюду!
Это отец все деньги отнес в Детский Мир, накупил мне там друзей… И все годы после этого я жила в моем игрушечном раю, всех по именам знала, никогда не путала. У каждого был свой характер…-
– Хорош, бля, пиздеть! Силы береги. Жри давай! –
– Спасибо. А Вы?-
– И я пожру. Перед еблей-то…-
Звонок. Блин, кого черти принесли? Зинаида Павловна, бля…
– Марф, дай лаврушки – мы тут мясо затеяли. Придешь? –
Зашла на кухню. А у меня там – проститутка харчует. Посмотрели друг на друга.
– Это Юлька… Маринкина… –
– Да-а? Такая уже большая? –
– А-га.-
Подошла, потрепала по рыжим волосам.
– Женихи-то есть, а? Симпатичная… –
– Есть. – Ответила я вместо бляди. Я и сама по молодости много с блядями…
Стоп. Говорила уже. – Петру привет. –
–
Она пошла, у порога обернулась: – Марф, вроде у Маринки-то …Ирка была? –
– Юлька. Вы забыли просто. –
– Ну, ладно… Спасибо. –
– Да пожалуйста. –
*****
– Че делать будем, падшая? – Я уже в халат переоделась. – Трахаться хочешь?
–
– Не знаю…-
– Бля, лучше б и правда пылесос купила – хоть кто-то бы здесь сосал! Ха-ха!
Че не смеешься, проблядь? –
– Не смешно как-то… извините.-
– Знаю, что не смешно. –
Помолчали. Скучища…
– А Вы правда – писательница? –
– Что – не похожа?-
– Да нет, к нам всякие приезжали… –
– На, рассказ мой новый почитай – МИЛЛИОН АЛЫХ РОЗ. Я прикемарю пока.
Слышала такую песню? Пугачевой? –
– Слышала, конечно. А это разве Ваши стихи? Там, вроде, Вознесенский… Про Пиросмани. –
– Кончай эрудировать, щелка. Достала уже. Читай. –
Я легла на тахту, украдкой на шалашовку смотрела. Ну хоть бы раз улыбнулась!
– Тоже не понравилось? –
– Да нет… ничего вроде… А у Вас на работе стенгазету не выпускают?-
– С чего вдруг..?-
– Можно… туда. Кто Вас знает – им интересно будет.-
Я так и подскочила: – Да ты че тут…сопля?! Я столько бабок отдала ни за что – а ты меня еще обламываешь?!
Подошла к ней, крепко взяло за плечо: – Так, давай, разберемся ху из ху, детка! Я – Русская Писательница… Марфа, бля, Московская, а ты кто?!-
– Юля…-
– Юля ты?! Ты – манда продажная, проститня деше… блядь, короче! Я таких, как ты, насмотрелась. По молодости, много с блядвою… Ладно… Я – опытная! Че пялишься?! –
– Марфа, а вот к мужчинам-писателям Муза приходит…дева такая, с крыльями… А к писательницам? –
– Ты мне зубы не заговаривай! Бля… Слуш, а правда… к нам-то кто приходит? –
Она смотрела на меня снизу вверх, наивная такая…
– Ну, к Вам же вдохновение приходит… Вы же пишете…-
Я стала думать. Так, армян увидела – написала. Миллион Алых Роз услышала – обработала. Рассказ вышел. Смешной, бля! Про Маринкину дочь с четырьмя сиськами, от алкаша, написала. Трогательно. Про лису – писала. Про кота – тоже. Помню, от скуки охуевала, увидела комара на потолке – и тут же его Комарихой Ингой назвала, и тоже – в рассказ. К армянам. Хотя, при чем здесь они? Но рассказ получился. Его читали. Друзьям – понравилось. На остальных – плевать. Я – пишу, я – Русская Писательница.
И теперь мне это чмо тут что-то… Вот раньше бляди были! Такие, бля, кобылы… С неграми, бля, с югославами… И попиздить по душам – всегда запросто. А эта мелочь… И не еблась ни разу, а строит из себя тут… Меня еще подъебывает!
– Слуш, мокрощелка, ты давай-ка отсюда… Сваливай. –
Она так растерянно глазенками захлопала – уси-пуси.
– Я… простите…-
– За свои бабки и чтоб подъебывали… не хуя тут! Пошла!-
Проститутка понуро копалась в прихожей, одевала свою понтовую красную
куртку. Я стояла в дверном проеме, одна рука – в бок, другая в косяк уперта.
– Вот ты мне скажи, Юля. – С издевкой выговорила я. – Вот что с тобой дальше будет, а? Когда наблядуешься? –
Она посмотрела на меня. Ощерилась, падла. Хули лыбишься?
– Я осенью в Англию еду, учиться. –
– И на кого?-
– Филология. –
– На какие башли?!-
– Заработала. –
– Чем? –
– Пиздой! – рассердилась вдруг дешевка. – Ты чего до меня докопалась, корова?! О себе, блин, подумай. Чао! –
Я смотрела, офигевшая, как она зашла в кабину лифта – прямо напротив моей двери. Спокойно смотрела на меня. Перед тем, как дверцы сдвинулись, она сказала, незло и серьезно: – Говно, кстати, пишешь. –
Лифт захлопнулся, заурчал, повез ее вниз. Грохнула дверь подъезда.
Я вернулась в квартиру, плеснула водки в стакан, выпила, вылила остатки,
снова махнула. Подошла к зеркалу.
– Я – Русская Писательница. Марфа Московская. Пошли все на хуй. –
От водяры меня развезло, и я заснула, как только легла.
Засыпая, шептала: – Вот раньше бляди были… проститутки, сука.… кобылы… Попиздеть с ними… Бухнуть… Попиздеть, бля, по душам… Раньше… Бля…