Мобильник запищал в начале седьмого. Продрав глаза, несколько секунд я тупо смотрел в угол комнаты. Оттуда, с письменного стола, и заливался трелями «Турецкого марша» мой верный Siemens. Похмелье полоскало меня, словно тряпку в ведре. Наконец, со скрипом и щелчком, мыслительный орган заработал. Юлька! Это же она звонит!! Из роддома, бля!!! Утро — перескакивая через ворох сваленной на пол одежды –… Читать далее »
Пасмурно и сыро было на кладбище. Оттепель, но не весна ещё. «Не дожила…» — подумал Синицын, пусто, без горечи. Ветер трепал редкие волосы, холодил затылок. Ноздреватый февральский снег сизыми пролежнями оседал вокруг старых крестов и чёрных стволов деревьев. Грузно прыгая с ветки на ветку, орали вороны. Чуть поодаль готовилось ещё несколько могил. Рыжая и вязкая земля налипала на ботинки. Щетинистый… Читать далее »
*** Бабушка что-то говорит. Подняв руку, трясёт ветку. Бабушка улыбается. Улыбается ему. Он лежит в коляске и улыбается сразу всем – небу, бабушке, сирени и гремучим цветным лошадкам на резинке… Позже он прочитал, что воспоминания детства не могут быть такими ранними. Но он помнит. *** Из тарелки с манной кашей сыто смотрит жёлтый глаз масла. Над входом в кухню колышится… Читать далее »
Помнишь, как Мюнхгаузен летал? Как стрелял он вишней по оленям… Мир мещанский беспощадно мал Был ему. В плечах жал и в коленях. В плоскости экрана волшебство Невозможно. Чудеса — едва ли… Глядя на «обычности» его Мы как будто это забывали.
Г и б и с к у с <
— Эскимос! – раздаётся голос из дверей молочного. Эскимос – это я. Такую кличку мне дали за сидение в холодильной камере. Не добровольное, конечно. Недели две назад Валентина вручила мне длинный, сантиметров в сорок, нож и отвела в «холодильник». Там хорошо, прохладно после духоты бакалейной подсобки. Вдоль левой стены – пластмассовые ящики с варёной колбасой. Каждый батон перевязан в нескольких… Читать далее »