Лаской бабу не возьмешь. Баба — она хитрая, забъется под корягу и кусает оттуда проходящих за ляжки. Бабу надоть брать на побрякушки, как индейцев и папуасов. Зеркальцем подманить, бусиками стеклянными, денюжку разноцветную показать. Речами умными непонятными парализовать.
А токмо из-под коряги голову высунет — обушком по темечку и поволок. А там, глядишь, посидит на цепи, пообвыкнет, смирится с судьбиной — станет из-за твоей широкой спины на других погавкивать, покусывать их помаленьку. Ажно приятственность некоторая от нее происходить начинает.
Обманчивая, правда, при первой же оказии вцепится тебе в диафрагму или еще какой дури наделает. Глаз да глаз нужен. Два глаза, то бишь. Одноглазого она в момент укатает. Токмо и будет слышно: «Придурок одноглазый!», кому такое приятно. Встарь, говорят, вожжами неплохо их приструняли, или за космы — да по полу, да где ж теперь возьмешь вожжи самые захудалые, а космы все чуть не налысо повыбривали. Зато зубы и когти — как у россомах, мало не покажется. Ессесный отбор, понимаешь, выживает сильнейшая.
Странный народец, но кажному естествоиспытателю дюже интересный. До кожного зуда иногда интерес забирает. До шпиталя и погоста доводит. А ты говоришь — дура. И-и-и, родненькая, баба она себе на уме. Хитрющаааа! Бывало дед мой на бабу частенько хаживал, отважный мужик был, без двух-трех за раз не возвращался. И все по-старинке, рогатиной там ткнет, зубом железным цыкнет — как шелковые становились, хучь к заднице прикладывай. А нонче? Ты на нее цыкни! Так цыкнет — потрохов не соберешь, не то что железный зуб — все высадит враз. Страшная в их силища сидит. Обаянием кличут. Вот и приходится мужику нонче как собаке побитой лебезить: «Тю-тю-тю, ля-ля-ля, коцыцек, кыцынька»… Тьфу, глазыньки мои б не глядели. Токмо вот куды ж им тогда глядеть, тебя спрашиваю? Да и не устоять, хилый нынче мужик пошел, не то что на обаяние — на шарм взять можно. Бывает, ну что за баба, ни рожи, ни кожи. Страм один. Ан нет, накося-выкуси! Глазья повылупливает, да как шибанет — быдто паровая молотилка по тебе прошлась. Искры из ноздрей, сердце словно бубен бессарабский. Главно дело, мозгой то разумеешь, што ни за рупь пропадаешь, а поди ж ты, губья ужо кренделя выводють: «Коцыцек…»
То-то. Не фунт изюму эти бабы. Ага. Нежностью гришь. Ийэх. Пропащия мы через йих, как есть труба дело. Однако помыслишь себе, покумекаешь — можно и их оболванить, хитрость токмо недюжинная для того требуется. Смекалка, опять таки.
Знавал я одного мужичонку, так он супроть их стоял как кремень. Ни-ни. Дохтур его посмотрел, вумный такой лекарь, бороденка жиденька, очечки махонькие, да и грит по нянашаму: «Да вы, батенька, фэномэн! Импантенть, грит, в шестом колене». От так-то. Мощный был мужик, сибиряк. Шоб это себе такое в колене учинить, а? Слышь чего скажу, коцыцек… От итиж его тудыть, понеслась душа в рай. Памажытя, людцы добрыя!!