Как отделаться от женщины

Славик сидел дома и читал статью в газете. Статья называлась «Кто остановит педофила?».
В дверь позвонили. «Чуриков припёрся», подумал Славик и устало пошел открывать.
— Дарова, Алексеич!
— И тебе того же, коль не шутишь. Ну, проходи, — Славик сделал широкий жест. — Слышь, Виталь! А ты можешь остановить педофила?
Виталик запнулся об ковёр, на котором и растянулся во весь рост.
— Да-а-а… — откаментился Славик. – По ходу, ты самого себя остановить не в состоянии. Узнаю отличника строевой подготовки!
Славик имел в виду случай, когда рядовой Чуриков во время занятий на плацу выпал из марширующей шеренги и отдавил ногу сержанту, да так, что от берца отвалилась подошва, а самого пострадавшего госпитализировали с диагнозом «тройной перелом щиколотки».
— Алексеич, чё щаз спросил? – Виталик не без труда встал на ноги и отряхнулся.
— Спросил про педофила, глухомань инженерно-строительная.
— А для какого, прости, хера ты меня спросил про педофила?

— Да так. Хотел узнать твою точку зрения, — Славик порывисто скомкал газету и швырнул ее об стенку. – Потому что Ульянка считает, что у меня должна быть точка зрения по поводу педофилов. А я, хоть убейся, не могу эту точку зрения придумать.
Суть Виталику стала отчасти ясна.
— А-а-а-а… — пробормотал он. – Я тебе говорил – не связывайся с бабой. Она тебя испортит. Раньше ты никогда не думал о педофилах.
— Теперь вот только о них и думаю, — с горечью отозвался Славик. – Понимаешь, у нее на эту тему пунктик. Сплошные педофилы на уме. Ладно, хватит о грустном, давай о хреновом. Садись, блин, слушай новости, — Виталик, не отводя от друга тревожного взгляда, задницей пеленговал кресло. – В общем, через десять дней у нас свадьба.
Задница Виталика и кресло разминулись на десять сантиметров.
— Жжош, Борисыч, — восхитился Славик. – Второй раз за полторы минуты – это симтоматично. Ну, чего ты на меня пялишься?
— Да вот, — мрачно ответил Виталик с пола. – Думаю, что таким козлам, как ты, на свадьбу дарят. Ты хоть мог меня предупредить?
— Не мог, — отрезал Славик. – Язык не повернулся.
Виталик осторожно пересел в кресло.
— Вы чё – уже и заявление подали?
— Да! Причем я даже не заметил, как. Я вообще был против.
(С Ульянкой Славик познакомился пару месяцев назад на выставке кошек. Виталик не смог от него добиться, чего он забыл на выставке кошек, но, так или иначе, с выставки Славик вышел уже вместе с Ульянкой. Девушка была не то чтобы красавица, но лицо ее даже ночью светилось светом какой-то шизофренической одухотворенности. Невероятно активная, она вмешивалась во все проблемы общества, до которых могла дотянуться, отчего обществу становилось всё хуже и хуже. Кроме того, Ульянкина активность в постели практически не проявлялась. В позе «а ля креветка» она легко могла рассуждать о роли феминизма в динамике развития менеджмента и управления).
— Да и у меня с ней почему-то ни хрена не получается, — как-то по секрету сообщил Славик Виталику. – Это всё из-за ее имени. Ульянка – почти Ульянов, а Ульянов – это Ленин, и, если закрыть глаза, постоянно мерещится, что трахаешь лысого мужика с куцей бородкой.
— А зачем ты себе такое представляешь, подлый извращенец? – задавленный этой многотонной ассоциативной цепью, спросил Виталик.
— Я ничего не могу с собой поделать, — отвечал тогда Славик.

— …но на кой надо было переться с ней в ЗАГС??? – упорно не втыкал Виталик.
— Думаешь, она мне сказала, что в ЗАГС? Приперлась с утрева пораньше, я ваще еще не вспомнил, кто я и что я, и говорит: пошли, говорит, у нас дело важное. Ну, я всунул себя в штаны, зубила начистил – и поехали. Приезжаем – смотрю: ЗАГС «Грибоедовский». Ну всё, думаю, это писец. Но был еще не писец. Писец был, когда мы кольца покупали.
— Ты еще и кольца купил?! Алексеич, я не верю своему среднему уху! Ты – и кольца! Слушай, а еще вы что купили? Перечень – в студию!
Славик принялся загибать пальцы.
— Костюм мне. Платье – ей. Фату – мне… Тьфу, опять ей! Ожерелье, серьги и браслет на ногу – ей. Туфли – ей. Лимузин…
— …вам, — подсказал Виталик.
— Ей!!! Потому что меня туда положат только мертвым! Одни мои знакомые ехали в лимузине фоткаться на Поклонную гору, свидетельницу укачало, и она долго блевала на пиджак жениху. Тот не придумал ничего лучше, как выскочить из тачки на полном ходу, и улетел прямо в Москвареку. Такой свадьбы я не хочу.
— А какую ты хочешь? – озадаченно спросил Виталик.
— Никакую! И, главное, свадьба – это только начало концлагеря. Я могу себе представить, что со мной будет дальше, если уже сегодня я должен иметь точку зрения по педофилам и ездить в детские дома с благотворительными акциями…
— Да ты чё?!
— Член в очо!!! Ульянка так с детьми отжигала – там все перекрестились, когда мы уехали. Ей это, типа, надо было, чтобы статью в инет накатать: «Брошенные дети – похеренное будущее».
— А не брошенные дети – это похеренное пиво. Погодь, а вы, случайно, детей заводить не собираетесь?
Славик от души врезал шкафу с ноги.
— Ульянка уже почти беременна, по крайней мере, так она говорит. Вот и верь после этого в презервативы и прочие гондоны! Это еще, учти, что я ни разу не кончил. Да-да, нечего ухмыляться, как бычья залупа! У тебя бы вообще ничего не встало, если б всё пиво из твоего холодильника спустили в мусоропровод.

Виталик уже и не знал, чем утешить лучшего друга. Вот это залет покруче, чем когда в армии Славик, надраивая очки отсюда и до ужина, надумал размять мускулы, помахивая грязной тряпкой, и ненароком намотал ее на голову бесшумно подошедшему сзади прапору.
— Блин, Вячеслав, я весь сочувствие, — сказал Виталик. – Жена… дети… семья… Может, это не так плохо?
Славик скроил гнусную рожу.
— Жена, дети, семья, — передразнил он Виталика. – Пиво не пей, водку не жри, ребенка табуреткой не …изди! На хер мне сдалась такая семья?!!! Дитё непонятного пола, воспитанное по последней моде управленческого феминизма, за дверью толпятся педофилы, опущенные моей ненаглядной женушкой, а если я не расхерачу всю эту толпу голыми руками, как Брюс Виллис, значит, я – трус, чмо и слабак!
— Не, Алексеич, ну че ты на себя наговариваешь? Никакой ты не слабак! Помнишь, как мы пацанов на прошлый новый год отметелили?…
— Помнишь. Только тех пацанов, если сам помнишь, было всего двое, один в жопу бухой, да и вообще в милиции мне сказали, что они учатся в третьем классе. Чего мы с тобой после ящика пива как-то и не заметили. Кстати, не говори об этом Ульянке – она меня сходу в педофилы назначит.
Виталика озарила гениальная идея.
— Так, может, наоборот – лучше сказать?! Неужели она захочет выйти замуж за такого педофила, как ты… — поймав на себе тяжелый взгляд Славика, Виталик быстро поправился: — …в смысле, вдруг ты будешь дубасить вашего будущего ребенка?
— Этим ее как раз не запугаешь, — Славик понуро уставился в пол. – Ульянка меня заранее предупредила, что мужик, поднявший руку на ребенка, ничего хорошего не заслуживает, кроме как сковородкой по причинному месту. А за ней не заржавеет. Прошу как человека – не дари нам на свадьбу набор сковородок. Хотя, на свадьбу ты вообще не приглашен.
— С хуяль тогда я буду вам что-то дарить? – разобиделся Виталик. – А кто вообще приглашен-то?
— Всё очень скромно. Я, Ульянка, ее мама и штук двадцать – тридцать пять Ульянкиных подружек. Она сказала, что мужиков на ее свадьбе не будет.
— Интересно, а тебя она кем считает?
Славик ответить не успел – в дверь опять позвонили.

— Привет, ребята, — бросила Ульянка, влетая в комнату.
За те несколько раз, что Виталик видел Ульянку, ему так и не удалось к ней привыкнуть. Ульянка всегда двигалась стремительно, напоминая ракету, пущенную летчиком-истребителем Осиповичем в корейский «Боинг» — воет рассекаемый воздух, сардонически хохочет Осипович, а ракета несется и прикидывает: куда бы звездануть поудачнее, чтобы получился полнейший металлолом.
— Та-а-а-к, — процедила Ульянка, подбирая с пола измятую газету. – Чего это вы тут газетами кидаетесь? – она расправила оскверненное СМИ и обнаружила, что наиболее циничному надругательству подверглась статья «Кто остановит педофила?». Вячеслав! – бурящий взгляд Ульянки впился в счастливого жениха. – Я не поняла – это ЧТО значит?
В воздухе запахло озоном. Славик мгновенно увял, как хрупкая фиалка под палящим солнцем пустыни Калахари.
— Еще раз спрашиваю!!! – Ульянка озверевала на глазах. Виталик понял, что вмешаться надо до начала кровопролития.
— Ой, да это мы просто статью обсуждали, — принял он огонь на себя. – Очень правильная статья, мы так близко к сердцу всё приняли, что даже и не заметили… как она помялась. Чесслово.
Про себя Виталик молил всех известных ему по именам богов, чтобы Ульянка не учинила подробный допрос о смысле прочитанного – про педофилов он знал только то, что они не совсем педагоги. Но без деталей.
— Да-а-а-а? – Ульянка окинула Виталика недоверчивым взглядом. На Виталике была токсично-зеленая тенниска с надписью «ЙА – КИЛЬКО!». С человеком, который позиционирует себя таким образом, вряд ли имеет смысл о чем-либо разговаривать, но почему бы и нет?
— Так вы, Виталий, согласны с точкой зрения автора статьи? – строго спросила Ульянка.
— Стопудняк, — закивал Виталик. – Вот прям как будто я сам эту статью наху… написал, то есть.
— Я в этом сомневаюсь, — в голосе Ульянки прозвучало довольно-таки неприкрытое презрение. – Хотя… Если бы вы посещали семинары по проблемам детства, которые ведет Яна Козлынина… Главное — педофилов нельзя подпускать к детям ближе, чем на километр…
— Не, это слишком близко, — Виталик категорично пристукнул кулаком по журнальному столику – с нижнего яруса выкатилась пустая банка «Туборга». К счастью, Ульянка ее не заметила, а то техасская резня бензопилой показалась бы ребятам «Пионерской зорькой». – Их вообще, на десять километров только можно подпускать! Детишки щаз такие пошли – всех педофилов перепортят, а что же тогда будет с прогрессивным феминизмом в обществе?
Ульянка задумалась – однозначного ответа на этот вопрос у нее не было, а на семинарах Яны Козлыниной такая тема не поднималась. К тому же, в последней реплике явно имелась какая-то странная нестыковка, но сейчас Ульянка не могла ее идентифицировать, потому что из-за этого «прогрессивного феминизма» у нее в мозгах всё сладостно перемешалось.
— Ладно… — сказала Ульянка. – Потом пообщаемся… может быть. Так, Вячеслав, я, собственно, зачем пришла… Тебе надо заказать зал в ресторане, о чем я уже говорила, но ты, разумеется, забыл. Будь любезен всё сделать к завтрашнему дню, потому что я должна заранее предупредить всех девушек, ясно?
— …ндэ-э-э-э…
— Надеюсь, что ясно! Всё, я пошла, приеду вечером, — она чмокнула Славика в посеревшую от стресса щеку, — хочу подарить тебе море удовольствия. Я разрешу тебе прочитать вслух мою новую работу – «Что должен знать мужчина о внематочной беременности». До встречи, радость моя, закрой за мной дверь.

— Дружище, ты меня спас, — с чувством сказал Славик, выпроводив возлюбленную. – Если бы она продолжала на меня наезжать… я бы ей надрал задницу с летальным исходом.
— А, по-моему, она бы тебе просто проломила голову с летальным исходом, — прямо заявил Виталик. – Между прочем, я тоже страху натерпелся. Вот бы я ляпнул что-то не то про этих педофилов…
— Ты и ляпнул. Просто Ульянка так быстро во всё врубается, что половину сразу забывает. К твоему сведению: педофилы – это не те, которых портят детишки, а которые, как раз, сами портят детишек. Блядовитый океан… — Славик прихватил с пола «Туборг» и отправил его в окно. – Кто тебя просил долбить по столу? Чуть не попалились…
Виталик пожал плечами.
— Я в шокинге, Алексеич. Не жизнь, а минное поле какое-то… Одного не понимаю – зачем ей вообще понадобился муж?
— Ей охота сделать ребенка, — буркнул Славик. – А я – единственное чудило, которое удалось подцепить. Но мне это уже до мокрой и расширенной звезды. Я пропащий человек, и я хочу жрать. Но жрать нечего, потому что вчера эта благоматьеётворительница кормила моими сардельками бездомную соседскую кошку. А я утром урвал по репе от соседей — их Манька обожралась, и у нее раздулось брюхо. А карбонат схавали два бездомных ризеншнауцера и бездомный бультерьер из первого подъезда.
Славик горестно завыл на люстру, и Виталик поспешно заткнул уши.
— Ха! Чего я вспомнил! – вой оборвался. – У меня есть два пакетика «Боллтона», заначил на черный день, — Славик возбужденно потер ладони. – Вот их сейчас и нажрусь. И помру молодым, но это намного лучше, чем свадьба с Ульянкой.

Вскоре на журнальном столике стояла огромная чашка и чайник с кипятком. Славик вскрыл пакетики с лапшой, высыпал содержимое в чашку и добавил кипятка.
— Должно разбухнуть, — сообщил он, перечитывая рецепт на пакетике.
Виталик осторожно заглянул в чашку, и желудок его подал громкий сигнал «Мэй Дэй».
— Алексеич, я не уверен, что тебе следует это есть.
— А вас, Витальборисыч, никто не спрашивает, в чем вы там уверены. Поживи с моё на гестаповской диете – еще и не такое слопаешь. – Славик долил кипяточка. – Уже бухнет, гнида.
— Как-то мы с ребятами в пионерлагере вожатым дохлую крысу в костер подкинули… — Виталик принюхался.
Славик посмотрел на него волком.
— Борисыч, мне нет дела до того, какие моральные уроды ошивались в вашем пионерлагере. Педофилов на вас не было, а очень жалко, кстати.
Лапша зловеще приподнялась над краями чашки, ядовитые испарения въедались в потолок. Славик облизнулся.
— Ну, поехали, — он взял ложку и запустил ее в «Боллтон». Тот отозвался протестующим змеиным шипением. Виталик на всякий случай отодвинулся подальше вместе с креслом. – Ёп, вкуснотища. До карбоната, конечно, не дотягивает, но…
— Слав, оно опять бухнет, — предупредил Виталик. – Если так пойдет дальше, тебе придется жрать прямо со стола.
— А мы ее кипяточком, — Славик вбухал в чашку третью дозу и снова вооружился ложкой.
Лапша неуклонно возрастала. Ее как будто бы не становилось меньше.
— Был такой писатель – Беляев, — сказал Виталик, наблюдая, как Славик алчно поглощает «Боллтон». – У него книжка, типа, «Вечное тесто» называется. Там один крендель удумал избавить человечество от голодухи и изобрел особую херню, которую можно было хавать, а в тепле она заново нарождалась.
— И чего? – спросил Славик с набитым ртом.
— Ну, сначала-то ее крестьяне в хижинах держали, там тепло было, у печек. Но потом наступило лето, и тепло стало, приколись, Алексеич, вообще везде. Весь мир оказался обложен этой хренью намертво. Тогда нашли этого кренделя и долго его пидорасили, чтобы он что-нибудь с этим сделал…
— Ты к чему мне это сейчас рассказываешь? – Славик еще разок удобрил «Боллтон» из чайника.
— Да к тому, что писатель Беляев ни хера не предвидел будущее. Ему надо было написать книжку «Вечная лапша»…
— Угу. На твоих ушах. Пошел на средний палец, Виталь! Ух, хорошо-то как! Спорим, в твоем любимом колбасном кафе такого не подадут?
— Ну да, конечно. Там тебя отравят как-нибудь более гуманно. Господи, можно, я окно пошире открою? Я сегодня забыл свой противогаз…
— Тебе легко тут испражняться в тупоумии! Ты-то пришел домой, загрузил в себя кильки пару кило, «Докторской молочной» догнался – и с пивом на диван. А мне сегодня читать Ульянкин новый креатив про бременскую маточность, и я не желаю делать это на пустой желудок. О-о-о, оргазм!… – Славик подобрал пакетик и еще раз прочел аннотацию. – Тут написано, что должно быть мясо… Как бы мне до него добраться?
— На твоем месте я бы поскорее добрался до того мяса, которое продало тебе эту гадость, — посоветовал Виталик. – Алексеич, я не думал дожить до того, чтобы увидеть, как ты столовыми ложками жрешь опарышей…
— Чуриков, в последний раз предупреждаю – заткнись и дай мне спокойно пожрать опа… ПООБЕДАТЬ МНЕ ДАЙ СПОКОЙНО!!!!!!
— Да ладно тебе орать – еще Ульянку накличешь. – Виталик опять заглянул в чашку и поморщился. – Опарыши – они и в Африке опарыши.

…Когда Виталик собрался уходить, Славик уже наелся, а уровень «Боллтона» в чашке ниже практически не стал.

Друзья распрощались возле ларька. Виталик взял банку «Клинского», а Славик, всем видом изображая плакальщика на собственных похоронах, затарился «Боллтоном». «Ночью съем», — угрюмо сказал он.
Виталик, со свойственной ему щедростью, предложил поделиться пивом, но Славик вяло махнул рукой и походкой насмерть укоцанного неандертальскими копьями мамонта затопал к своему подъезду.

Весь остаток вечера Виталик переживал за друга и даже дал обет не открывать кильку, пока не придумает какой-нибудь беспроигрышный вариант спасения Славика от росписи с Ульянкой.
В виде компенсации Виталик отварил пачку сосисок и съел их с кетчупом, попивая холодное пивко. Приготовил яйца в крутую, заправил майонезом и съел с «Бородинским», попивая пивко. Наделал бутербродов с «Докторской молочной» и допил под них пивко.
Обет «неоткрывания килек» был выдержан ровно до тех пор, пока в холодильнике оставалась «живая» еда. Затем обету наступил экстремальный крантец, и Виталик слопал сразу две банки кильки.

Ранним утром следующего дня Виталик, заправив в брюки любимую тенниску, отправился к Славику, лелея надежду не столкнуться там с Ульянкой. Он уже знал, как действовать: Славику надо срочно мотать за границу. Правда, загранпаспорта у него нет, но сойдет и просто затаиться где-нибудь в колхозе. А он, Виталик – но только по телефону! – скажет Ульянке, что колхоз называется «Красный педофил», и хрен она туда поедет. Принципы не пустят.
У Славикова подъезда Виталик таки столкнулся с Ульянкой. Но та его даже не заметила. Почему-то в колготках на босу ногу, со вставшими дыбом волосами, она просвистела мимо, а вытаращенные глаза смотрели куда-то в светлое будущее.
…За дверью квартиры раздавались звуки, наводящие на мысли о разнузданной оргии. Виталик прислушался. Бакланко, похоже, отплясывал что-то из западноавстралийского каннибальского репертуара, да еще и горланил песню «Дойче зольдатен унд официрен». Насколько Виталик знал, до пения нацистских хитов Славик доходил только по сильной пьяни или от очень большой радости.
— Да, Геллочка! – услышал Виталик. – Конечно, солнышко! Ясен хер, заинька! Не, свадьбы не будет. Угу. Она ушла, ла-ла-ла!!! Я – брошенный мужчина, и я хочу выпить с тобой пива!!! Я хочу выпить пива со всем прогрессивным человечеством, потому что меня бросила невеста. Подвалю через час, сделай пиццу, но много!

Виталик так и не узнал, что подвигло несгибаемую Ульянку уйти в глухой отказ. Славику было не до объяснений, а к ночи он пропустил через свой организм столько пива, что не смог даже назвать патрульным своё имя – только повторял: «Му-у-у-жики, а давайте водки возьмём». Вместо водки он огреб дубиналом ниже позвоночного столба, был препровожден в отделение, где и заснул на скамейке в «собачнике» со счастливой улыбкой на пьяной роже.
— Знаешь, Борисыч, — признал пару дней спустя Славик. – Насчет «Боллтона» ты был обуительно прав. Отрава отравой. Честно, я даже до унитаза добежать не успел.

…На семинаре Яны Козлыниной Ульянка никак не могла сосредоточиться и почти не слышала, какую пургу гонит ведущая. Изгнать из памяти омерзительную сцену было для нее неподъемной задачей. Снова и снова она возвращалась туда, в коридор возле кухни. Собственно, вышла-то она с целью помочиться на сон грядущий, но после ЭТОГО мочиться ей кардинально расхотелось.
Славик сидел за кухонным столом, ложкой размешивая в стакане какую-то вспучившуюся мешанину, и приговаривал:
— Опарышки мои… хорошие, такие аппетитные! Сейчас я буду вас есть. А Борисыч – козел, ничего он в опарышах не понимает, — и положил в рот полную ложку, — о-о-о-о, мои опарыши!!!
Ульянка на цыпочках вернулась в комнату и зарылась под одеялом. Когда появился Славик, она затаила дыхание и притворилась крепко спящей. Хотя, какой тут сон, да еще эта скотина ворочается под боком, то так уляжется, то по-другому, а то вообще по диагонали, как баран.
Вскоре после рассвета (Ульянка так и не шелохнулась, убеждая себя, что настоящие леди не писают) Славик вдруг подорвался с кровати и выскочил в коридор. Понимая, что начинается что-то страшное, Ульянка ломанулась за ним.
И успела всё увидеть.
Она никогда не выйдет замуж за человека, который – у нее на глазах!!! – в семь часов утра блевал опарышами в её лучшие туфли.