Жизнь мегаполиса

Утро. Вход в метро.
Толкотня потных задов у турникетов…
Тыкаю в механизьму магнитной «социалкой» и шествую на зелёный. Тут же передо мной рисуется ретивый «крот» — молоденький младший сержант метрошной милиции. Вялое почёсывание черепа в районе правого виска демонстрировало отдание сержантом чести вкупе с репликой «здравствуйте, гражданин страны Рассейской!»
— Предъявите вашу социальную карту.

Предъявляю. Сержант переворачивает её и с радостным возбуждением обнаруживает на обратной стороне карты отсутствие моей фотографии. Мда… Теперь я точно знаю, какое бывает выражение лицеморды у самца-павиана, внезапно обнаружившего в соседних кустах белый рояль.
— Ага!!! — восклицает младший сержант и испытующе смотрит на меня.
Уж не знаю, чего сержант от меня ждал, но я решил самца не злить и перейти на его наречие.
— Ага!.. — говорю.

Видимо, отзыв был не верный. Самец сержант, эта краса и гордость отечественного андеграунда, отконвоировал меня в ментовскую метрошную забегаловку. Там, спиной ко мне за школьной партой сидел толстый старший сержант и с интересом читал «Экстра-М». Судя по седому бобрику под фуражкой, дядя носил гордое звание старсера лет уже дцать с гаком. И на этом основании давным давно никуда не торопился.
— Чо там? — спросил старший сержант не отрываясь от газеты.
— А вот — Чёрного с чужой социальной картой поймал! — лучась счастьем доложился младший сержант старшему.
— Чёрного — это хорошо… А то мне курить нечего. — устало сказал старший сержант и с грациозностью беременного бегемота обернулся.

Видимо, вид меня — выбритого, в тройке, плаще и с кейсом — в сознании старшего сержанта с термином «чёрный» не состыковался. Дальше произошёл следующий служебный диалог.
Старший сержант (в тональности Волка из «Ну, погоди»):
— Ты кого, Дрочер, мне привёл?! Какой же это чёрный, когда он — Белый!..

(Ёж-моё, за кого меня, русского, только в этой жизни не принимали — и за араба, и за немца, и за еврея, и даже за жЫдогрузина, но вот, чтоб — за чёрного!.. Да, день явно удался)

Младший сержант (в тональности кота, пойманного хозяйкой за дефекацией посреди персидского ковра):
— Дык, это… Там же ж у турникетов свет плохой, я смотрю — вылитый чёрный. И идёт не как человек… А вальяжно! Опять же — карта у него без фотки.
Старший сержант (в тональности Питера Пена, отказывающего во взаимности Венди):
— Всё, Дрочер, свободен! Вали отсюда. Ну, брысь!..
Младший сержант испаряется.
Оставшийся в гордом одиночестве толстяк долго рассматривает мою «социалку», вслух дивуется отсутствию на ней фотки и зачем-то колупает торец пластика ногтём.

Вспомнив, что опаздываю на работу, а потому времени на бодания с родными правоохранительными органами не имею (да и муторное это занятие — бодание с органами), начинаю стремительно «колоться».

Объясняю, что с тех пор, как гос-во признало за мной право именоваться «многодетным отцом», но не сочло необходимым на этом основании выдать социальную карту москвича, я объявил гос-ву вендетту. Т.е. гос-во на каждом повороте дурит меня, а я по мере сил дурю гос-во. Причём, у нас обоих эта веселуха неплохо получается. Например, государство не индексирует мою зарплату, а я рассекаю в общественном транспорте за счёт «социалки» своего двухлетнего сына (вот, почему там нет фотки). Тем более, что имена и фамилии у нас с Дрон-Дронычем одинаковые…

Старший сержант хмыкнул и выдал трансцендентальную реплику «Все вы — умные, а я тут — в жопе!» Затем потребовал для ознакомления мой паспорт. С удивлением обнаружил в нём московскую прописку, груду старых пропусков в погранзону и мою фотку в камуфляже. Опосля чего окончательно впал в каталепсическую задумчивость. Было понятно, что толстяк никак не решит, что же со мной делать? То ли экспроприировать у меня «социалку» с концами, то ли попробовать с меня что-нибудь персонально поиметь?

Поскольку опаздывалось мне уже не по детски, пришлось срочно идти навстречу чаяниям человека в мундире. В бумажнике у меня меньше бумажки в 500 «деревянных» не было. Расставаться с такой суммой ни за хрен в мои утренние планы не входило…
Так что взял инициативу на себя.

— Товарищ старший сержант, разрешите мне сделать ещё одно признание?
— Чо?.. Разрешаю.
— У меня тут в кармане лежит непочатая пачка «Captain Black». Давайте поднимем друг другу настроение в это пасмурное утро? Вы курить хотели, а мне на работу уже до смерти подрываться надо…

Через пару минут, обеднев на два десятка сигарилл, я выпорхнул на платформу вольный как ветер. И — с социальной картой.

Перед тем, как меня отпустить, толстый сержант счёл необходимым озвучить следующие берущие за душу слова:
— Ты это… Хоть бы в «социалку» сына свою фотку вклеил, что ли? А то совсем нас за мудаков держите, честное слово! И это… Слышь, теперь как кто через турникеты с социальной картой прёт — у нас специальная лампочка (ахтунг, cейчас вы узнаете, с каким звуком срабатывают лампочки) — Швырк!!! — и загорается. Мы тут же идём на перехват. Т.к. есть приказ — «социалки» пасти. Во избежание. Так что ты учти — по вторникам и пятницам — мы тут!.. А за курево — спасибо. Занычу. И это… Если на выходе Дрочер будет чо клянчить — пошли его нах. Я — человек честный и взятки вымогать не позволю!.. Ну всё. Будь.