Праздник

— Можно? – Беседкин приоткрыл слегка дверь шефа и вежливо-осторожно просунул в кабинет лобастую голову. – Вызывали, Пал Сергеич? Люся сказала…
В прокуренном кабинете шефа стояла тишина. Лишь тихо урчал кондиционер под потолком, тщетно пытаясь освежить помещение.
Шеф сидел в задумчивости за столом.
— Можно? – чуть громче повторил Беседкин, и для чего-то постучал по мягкой обшивке двери.
Шеф нехотя закрыл какую-то книгу, отодвинул на край стола. Подумал и прикрыл сверху бумагами.
Беседкин успел заметить лишь чёрную обложку и ряд белых букв.
«Библию, что ли, читает…» — равнодушно подумал он и толкнув дверь сильнее, сделал шаг в кабинет..

Шеф пошевелил беззвучно губами и тяжело уставился на Беседкина.
— Можно Машку за ляжку. И в сапог нассать – тоже можно, — неожиданно выдал шеф. – Охуел совсем, да?
Беседкин непонимающе дёрнул кадыком.
— Так вы ж… вы сами… Люся сказала – вызывали…

Шеф грузно шевельнулся в кресле, подался вперёд. На манер бульдожьих лап, уперся руками в стол, разведя локти в стороны.
— Я не понял… – нарочито растягивая гласные, ответил шеф. – Ты чо, меня совсем в хуй не ставишь? Мёдом жизнь показалась? Отвечай, чмо ебанное, когда тебя завотделом спрашивает!
Беседкин почувствовал, что начинает потеть.
— Что… Я не понимаю…
— В хуй не ставишь меня, да, сука?!
Папка в руках Беседкина заплясала и запрыгала.
— Пал Сергеич… Да что вы… как это…
Шеф хряснул по столу кулаком:
— Да ты, я вижу, в конец охуел! Съебал, на хуй, и зашёл, как положено! Пока я тебе не уебал прямо щас!
Беседкин вылетел из кабинета. Захлопнул дверь, прижался к ней затылком и вытаращенными глазами уставился на секретаршу.
Та пожала плечами.
Стерва.
Беседкин простоял так минуту, лихорадочно соображая. Наконец, набрав воздуху, повернулся, снова стукнул по обшивке и приоткрыл дверь.
— Товарищ завотделом! – деланно-бодрым голосом произнёс он. – Разрешите войти?
Шеф, закуривая, взглянул на него из-под кустистых бровей. Кивнул и обронил небрежно:
— Залетай!
Беседкин зажал папку между ног. Растопырил руки, отчего его пиджак затопорщился на загривке. Нелепо разошедшиеся края выставили напоказ наметившееся брюшко.
— Ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! – на манер самолёта загудел Беседкин и семенящими шагами направился к столу шефа.
— Вспышка с тылу! – вдруг заорал тот.
Беседкин бросился на пол и обхватил голову руками. Папка выпала, раскрылась, и умершей птицей распласталась рядом.

Шеф хмыкнул и встал с кресла. Обошел стол и склонился над подчиненным.
— Ну и хуле мне с тобой делать прикажешь? Не шаришь ни хуя, блядь, сужбу, а меня ебут за это… Сука-бля! – несильным, но точным ударом шеф ткнул Беседкина ботинком в ребра.
Отошел на шаг.
— Ты у нас кто?
— Кассир… Старший… — лицом Беседкин упирался в ковролин, и ответ прозвучал глухо.
— Фамилия?
— Беседкин…
— В пизде у мамы Табуреткин… – сострил шеф и зычно заржал.
Тут же посерьезнел.
— Встал, на хуй!
Беседкин вскочил. Посеревшие губы его дрожали.
— За что… Пал Серге… то есть… товарищ завотделом…
Павел Сергеевич шумно выдохнул табачный дым через нос.
— Ты, паскуда бля, платёжки сегодня после двух принял? Кассовый день не для тебя, сука, бля, да? Невъебенно старым стал, всё по хуй тебе уже? На службу хуй ложим, сука, да? Впадлу всё уже, на все правила хуй забил?
Беседкин безмолвно вздрагивал.
— На лося! – занес волосатый кулак Павел Сергеевич.
— Как… – тихо всхлипнул Беседкин, но вскинул руки ко лбу.
— Хуяк! – в рифму ответил шеф и от души засадил ему в «перекрестье». – Музыкального лося давай!
Беседкин, борясь со звоном в голове, развел руки в стороны и жалобно заблеял:
— Вдруг, как в скаазке, скрипнууула дверь… Всё мне ясно стааало тепеерь…

Шеф затушил в пепельнице окурок и ухватил старшего кассира за галстук.
— Э-ээ-э… – наматывая галстук на кулак, нахмурился завотделом. – Не рановато ли галстучек так носим? Ты всё-таки охуел… Снял, резче, сука! Через голову!
Кассир непослушными пальцами рвал узел галстука.
— Резче, сука, я сказал!
Старший кассир стянул, наконец, галстук и отдал его завотделу. Тот, оглядев петлю, хмыкнул, и затянув узел, уменьшил её вдвое. Взял со стола ручку и отчертил на галстуке жирную линию.
— Вот так, бля… – бросил он галстук в руки кассира. – Будешь носить, как положено. Увижу, сука, что ослабил – вешайся сразу лучше. Фанеру к бою!
Беседкин, не помня себя уже, выпятил впалую грудь и затараторил:
— Фанера трёхслойная, бронебойная, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года выпуска, к осмотру готова!
От удара кассир пошатнулся и едва не упал.
— Съебал крокодильчика сушить! – рыкнул завотделом.
Беседкин дёрнулся к столу шефа. Ухватился за его край, неловко задрал одну ногу, мостя её на спинку массивного стула. Стул опрокинулся.
Помертвев, Беседкин затравленно взглянул на шефа.
Тот широко улыбался.
— Ну ты уж совсем… – добродушно пробасил шеф, качая головой. – Михал Семёныч… Ну нельзя же так… Ты чего, в самом деле-то… Совсем шуток не понимаешь…
Беседкин всё еще цеплялся за край стола, как ДиКаприо за плотик в финале «Титаника». Кассира трясло крупной дрожью.
— Ы… ы… ы… – кривя рот, попытался он что-то сказать.
Бледное лицо его расцвело розовыми пятнами. Со лба скатывались капли пота. Кассир беззвучно плакал.
Шеф похлопал его по плечу:
— Ну буде, буде… Ты чего…

Тихо жужжал вентилятор в кондиционере.

Завотделом поворошил бумаги на своем столе и кивнул на показавшуюся под ними книгу.
— Вот, ребята из кредитного подарили… Полистал тут… Нахлынуло что-то…
Белые буквы на черном фоне никак не выстраивались в слово перед затуманенным взглядом кассира.
Шеф с хрустом потянулся. Оживленно потер руки.
— Праздник ведь завтра… День Защитника, да, по-новому-то? А, Михал Семеныч? Пошли к логистам, бездельникам этим… Там накрыли уже, небось… Люську прихватим. Нравится ведь она тебе, а? Хыхыхы… Пошли, пошли! Службу вспомним, посидим по-мужски, выпьем капель пятьсот… Ну долго мне тебя уговаривать, чего ты? Сейчас сейф на спину закину тебе, побежишь у меня, с полной выкладкой… Шучу, шучу, боец… Тьфу ты, бля… привязалось…