Мы в ответе за тех, кого приручили

Обезьянин Тарас был куплен у старика пуштуна в окрестностях Джелалабада во время возвращения отряда с армейской операции. Точнее, обменян на трофейную “сейку”. Был он тогда настолько тощ, мокр и несчастен, что старшина Романыч пожалел доходягу и наскоро сторговал его у хозяина, пока подтягивали отрядную колонну. Романыч вообще любил всякое зверье – в его палатке мирно соседствовали пес Паджак, кошка Ханумка и полдесятка тушканчиков. Солдаты вообще любят зверей – когда живешь мужским коллективом, не видя женщин и детей, в душе накапливается столько нерастраченной нежности, что прикипаешь всем сердцем к тем, на кого можно излить свою любовь и нежность, не боясь прослыть сентиментальным слюнтяем.

По прибытию в ППД Тарас был поставлен на старшинское довольствие, быстро отъелся, освоился, нашел общий язык с остальными обитателями палатки и стал всеобщим любимцем отряда. Одно время он пристрастился было к бражке, которой его от широты душевной потчевали прапора-интенданты, но другие мужики это дело просекли, прапорам пригрозили и погрязнуть Тарасу в пучине порока не позволили. Основным занятием его была карьера фотомодели – уж и не сосчитать, в скольких дембельских альбомах красовался он в обнимку с солдатами и офицерами, обряженный то в голубой берет, то в чалму, то с бананом, то с гранатой в волосатой лапе.

И все шло нормально, но примерно через полгода характер Тараса начал заметно портиться. Начал огрызаться, кусаться и орать по ночам дурным голосом. Озабоченные мужики притащили Тараса в санчасть – не взбесился ли ненароком? Осмотрев пациента и взяв анализы, начмед вынес неожиданный вердикт: парень страдает от спермотоксикоза.

– Это как? – потребовала разъяснения невежественная аудитория.
– Ну. Трахаться хочет, одним словом, – пояснил начмед.
– А кто не хочет?! – возмутились все, – Так мы же по ночам не орем!
– То – вы. А то – он. Животное, понимаешь… Потребность.
– Ну так у него что – руки отсохли? Подумаешь, премудрость!
– А может, он не умеет? Научи, может быть, поможет.
– Да иди ты! Нашел пацана.
– Слушай, Романыч! У тебя же Ханумка есть! Чего он ее не дрючит?
– А я откуда знаю? Может, у него на нее не встает, может, она ему не дает.
– А то может – бромчику ему? А, док?
– Хуёмчику! – возмутился начмед, – Где я тебе его возьму? Не дают в армии бром, неужели непонятно?! Наслушались баек, понимаешь…

Озабоченный Тарас хрупал в уголке галетой и поглядывал на людей с надеждой: вы же все такие большие и умные – ну помогите мне, придумайте что-нибудь! И офицеры отводили глаза: вот, завели животину, а не заботимся.

– Э, мужики, а чего мы паримся?! – хлопнул себя по лбу начмед, – У летунов, я слыхал, тоже обезьяна есть! Только не знаю точно – парень или девка.
– Точно?! – оживились все.
– Да вроде, точно. Свяжитесь, узнайте – может, повезет.

С оперативным дежурным отдельной транспортно-боевой вертолетной эскадрильи связались незамедлительно.

– Алло, Чайка? – в нетерпении жарко дышал в трубку начальник разведки отряда, – Это Рассветный!
– Приветствую, Рассветный! Проблемы?
– Слушай, Чайка, у вас правда обезьяна есть?
– Машка-то? Ну да, живет такая красотка. У комэска в модуле.
– Во класс! Слушай, тут такое дело!.. Короче, у нас тоже обезьян есть, мужик! И вот ему приспичило! Можно, мы его к вам на блядки свозим?
– Че-го?! – весело возмутился оперативный, – Да щ-щас! С разгону!
– Блин, жалко вам, что ли?
– Да ты чо! Это нашу-то красавицу! Нецелованную! Да за просто так трахать?!
– Ну зачем – просто так? Калым будет, все как у добрых людей!
– Значит, так, – тон летуна сразу стал оживленно – деловитым, – Мне – песочку вашу, прыжковую и тельник. И комэску тоже.
– Не вопрос.
– И – литр!
– Договорились. Но с тебя – десяток нурсиков!
– Да хоть сто.

Нурсики – это такие пластмассовые колпачки, которые надеваются на хвостовое оперение вертолетных НУРСов – удобнейшая посуда для пития, фирменный боевой афганский сервиз.

Собирали Тараса на блядки всем отрядом. Все жаждали принять в сборах самое непосредственное участие: сами без баб живем, так хоть за младшего брата порадоваться! Тем более, что из-за осенней непогоды никаких боевых действий не велось, народ изнывал от вынужденного безделья и живо обрадовался возникшему развлечению. Обрядили парня в новенькую, специально для него пошитую тельняшку, к которой начальник разведки прикрутил собственный знак “Парашютист-инструктор” (На время одалживаю – смотри, не прогреби!). Заботливо причесали, щедро обрызгали дорогим рижским одеколоном “Командор”. Налили для храбрости и куража треть кружки свежей бражки, каковую Тарас молодецки тяпнул и закусил сухой урючиной.

– Может, ему с собой пузырь дать? – обеспокоился Романыч, – А то что это: к бабе – и с пустыми руками! Не по-людски!
– Ничо, и так сойдет, – успокоил его начальник разведки, – Летун говорил, она у них девица – значит, непьющая.
– Да ладно! Все они непьющие. Из мелкой посуды…
– Н-ну, Тарасыч, смотри там! – завистливо потрепал героя-любовника по плечу взводный Астахов, – Не опозорь десантуру! Дай жару этой дамочке! Впердоль ей за всю мазуту, потрахайся за нас за всех!
– Угу. Покажите ей, что такое гвардия, благородный Румата, – пробормотал начальник разведки, – И кончай уже яйца чесать, что за манеры, поручик!

Загрузились в пару бэтээров и тронулись в путь, пребывая в радостно-нетерпеливом возбуждении. Наверное, каждый подсознательно ассоциировал себя с Тарасом и примерял ситуацию на себя.

– Па-ае-е-дем, кр-р-расотка, ка-та-а-аца! – воодушевленно проревел Романыч, заглушая рев дизеля, – Давно-о я тебя-а пад-жи-дал!!

Летчики встретили гостей также в приподнятом настроении.

– Ну что, показывайте жениха! – потребовал комэск, – Нормальный хоть мужик?
– А то! – гордо отозвался Романыч, демонстрируя закутанного в бушлат Тараса, – Парень хоть куда!
– Что-то дохленький он у вас какой-то, – комэск покрутил носом, – Десантник, называется!
– Ой, да ладно!… Боец – первый сорт! Будь здоров мужик!
– Н-ну, поглядим, что он за мужик… Калым-то привезли?
– Ну, а как же! Как договаривались.
– Ну так пошли, что ли? Барышня легли и просют!

К встрече Тараса сталинские соколы подготовились добросовестно и вдохновенно. В Ленинской комнате масксетью был выгорожен угол, украшенный цветистой надписью “Будюар”. Вокруг “будюара” толпился заранее возбужденный личный состав эскадрильи. В ожидании крутого порно почти все были вооружены фотоаппаратами. Томящаяся нежно в своем “будюаре” красотка Машка была размалевана дешевой тайваньской косметикой, как последняя портовая шлюха. Нескромно задрав юбчонку, пошитую из парашюта осветительной бомбы, она с изумлением изучала свои трусы “неделька”, в которые ее обрядили заботливые папаши.

Тарас был сражен наповал. Умильно вытянув губы трубочкой, он проверещал что-то вроде “Ой, бля-а-а!”, шустро выцарапался из бушлата и лихо скакнул за брезентовую перегородку – навстречу счастью! Засверкали блики фотовспышек! И!… И все. На этом Тарасова лав стори и закончились. Ослепленные вспышками, заполошно вереща, несостоявшиеся любовники перепуганно брызнули друг от друга в стороны – каждый к своему покровителю.

– Тараска, ну ты – чего! – пытался оторвать от себя крутого парня Романыч, – Давай, сынок, не ссы!…
– Тарррас, чмо болотное! – обескураженно хлопал себя по ляжкам начальник разведки, – Ты чего десантуру позоришь, а?! Мужики, подержите ее, что ли? Рачком так поставьте…
– Ага! Давай мы ему еще и поддрочим маленько! – цинично отозвались авиаторы, – Привезли хахаля, называется! Грёбарь-теоретик…

Тарас, чувствуя себя в безопасности за пазухой у папы Романыча, презрительно отозвался в том смысле, что не особо-то и хотелось.

– Не, мужики – ни хера не выйдет! – оценил обстановку комэск, – Финита, бля, комедия! Айда лучше, чайку гребанем…

Так и уехал Тарас, несолоно хлебавши. Но – нет худа без добра: после пережитого стресса он разглядел в давней соседке Ханумке даму, приятную во всех отношениях. И принялся тараканить ее по десять раз на дню! Бедная кошундра и в толк не могла взять, за какие грехи на нее свалилась такая напасть на старости лет. А Тарас упоенно отдавался этому увлекательнейшему занятию со страстью знойного аргентинского мачо, не обращая ни малейшего внимания ни на вялое сопротивление любовницы, ни на различия их в возрасте и внешнем облике. Ну не расист он был, явно.