Мы в ответе за тех, кого приручили

Обезьянин Тарас был куплен у старика пуштуна в окрестностях Джелалабада во время возвращения отряда с армейской операции. Точнее, обменян на трофейную «сейку». Был он тогда настолько тощ, мокр и несчастен, что старшина Романыч пожалел доходягу и наскоро сторговал его у хозяина, пока подтягивали отрядную колонну. Романыч вообще любил всякое зверье — в его палатке мирно соседствовали пес Паджак, кошка Ханумка и полдесятка тушканчиков. Солдаты вообще любят зверей — когда живешь мужским коллективом, не видя женщин и детей, в душе накапливается столько нерастраченной нежности, что прикипаешь всем сердцем к тем, на кого можно излить свою любовь и нежность, не боясь прослыть сентиментальным слюнтяем.

По прибытию в ППД Тарас был поставлен на старшинское довольствие, быстро отъелся, освоился, нашел общий язык с остальными обитателями палатки и стал всеобщим любимцем отряда. Одно время он пристрастился было к бражке, которой его от широты душевной потчевали прапора-интенданты, но другие мужики это дело просекли, прапорам пригрозили и погрязнуть Тарасу в пучине порока не позволили. Основным занятием его была карьера фотомодели — уж и не сосчитать, в скольких дембельских альбомах красовался он в обнимку с солдатами и офицерами, обряженный то в голубой берет, то в чалму, то с бананом, то с гранатой в волосатой лапе.

И все шло нормально, но примерно через полгода характер Тараса начал заметно портиться. Начал огрызаться, кусаться и орать по ночам дурным голосом. Озабоченные мужики притащили Тараса в санчасть — не взбесился ли ненароком? Осмотрев пациента и взяв анализы, начмед вынес неожиданный вердикт: парень страдает от спермотоксикоза.

— Это как? — потребовала разъяснения невежественная аудитория.
— Ну. Трахаться хочет, одним словом, — пояснил начмед.
— А кто не хочет?! — возмутились все, — Так мы же по ночам не орем!
— То — вы. А то — он. Животное, понимаешь… Потребность.
— Ну так у него что — руки отсохли? Подумаешь, премудрость!
— А может, он не умеет? Научи, может быть, поможет.
— Да иди ты! Нашел пацана.
— Слушай, Романыч! У тебя же Ханумка есть! Чего он ее не дрючит?
— А я откуда знаю? Может, у него на нее не встает, может, она ему не дает.
— А то может — бромчику ему? А, док?
— Хуёмчику! — возмутился начмед, — Где я тебе его возьму? Не дают в армии бром, неужели непонятно?! Наслушались баек, понимаешь…

Озабоченный Тарас хрупал в уголке галетой и поглядывал на людей с надеждой: вы же все такие большие и умные — ну помогите мне, придумайте что-нибудь! И офицеры отводили глаза: вот, завели животину, а не заботимся.

— Э, мужики, а чего мы паримся?! — хлопнул себя по лбу начмед, — У летунов, я слыхал, тоже обезьяна есть! Только не знаю точно — парень или девка.
— Точно?! — оживились все.
— Да вроде, точно. Свяжитесь, узнайте — может, повезет.

С оперативным дежурным отдельной транспортно-боевой вертолетной эскадрильи связались незамедлительно.

— Алло, Чайка? — в нетерпении жарко дышал в трубку начальник разведки отряда, — Это Рассветный!
— Приветствую, Рассветный! Проблемы?
— Слушай, Чайка, у вас правда обезьяна есть?
— Машка-то? Ну да, живет такая красотка. У комэска в модуле.
— Во класс! Слушай, тут такое дело!.. Короче, у нас тоже обезьян есть, мужик! И вот ему приспичило! Можно, мы его к вам на блядки свозим?
— Че-го?! — весело возмутился оперативный, — Да щ-щас! С разгону!
— Блин, жалко вам, что ли?
— Да ты чо! Это нашу-то красавицу! Нецелованную! Да за просто так трахать?!
— Ну зачем — просто так? Калым будет, все как у добрых людей!
— Значит, так, — тон летуна сразу стал оживленно — деловитым, — Мне — песочку вашу, прыжковую и тельник. И комэску тоже.
— Не вопрос.
— И — литр!
— Договорились. Но с тебя — десяток нурсиков!
— Да хоть сто.

Нурсики — это такие пластмассовые колпачки, которые надеваются на хвостовое оперение вертолетных НУРСов — удобнейшая посуда для пития, фирменный боевой афганский сервиз.

Собирали Тараса на блядки всем отрядом. Все жаждали принять в сборах самое непосредственное участие: сами без баб живем, так хоть за младшего брата порадоваться! Тем более, что из-за осенней непогоды никаких боевых действий не велось, народ изнывал от вынужденного безделья и живо обрадовался возникшему развлечению. Обрядили парня в новенькую, специально для него пошитую тельняшку, к которой начальник разведки прикрутил собственный знак «Парашютист-инструктор» (На время одалживаю — смотри, не прогреби!). Заботливо причесали, щедро обрызгали дорогим рижским одеколоном «Командор». Налили для храбрости и куража треть кружки свежей бражки, каковую Тарас молодецки тяпнул и закусил сухой урючиной.

— Может, ему с собой пузырь дать? — обеспокоился Романыч, — А то что это: к бабе — и с пустыми руками! Не по-людски!
— Ничо, и так сойдет, — успокоил его начальник разведки, — Летун говорил, она у них девица — значит, непьющая.
— Да ладно! Все они непьющие. Из мелкой посуды…
— Н-ну, Тарасыч, смотри там! — завистливо потрепал героя-любовника по плечу взводный Астахов, — Не опозорь десантуру! Дай жару этой дамочке! Впердоль ей за всю мазуту, потрахайся за нас за всех!
— Угу. Покажите ей, что такое гвардия, благородный Румата, — пробормотал начальник разведки, — И кончай уже яйца чесать, что за манеры, поручик!

Загрузились в пару бэтээров и тронулись в путь, пребывая в радостно-нетерпеливом возбуждении. Наверное, каждый подсознательно ассоциировал себя с Тарасом и примерял ситуацию на себя.

— Па-ае-е-дем, кр-р-расотка, ка-та-а-аца! — воодушевленно проревел Романыч, заглушая рев дизеля, — Давно-о я тебя-а пад-жи-дал!!

Летчики встретили гостей также в приподнятом настроении.

— Ну что, показывайте жениха! — потребовал комэск, — Нормальный хоть мужик?
— А то! — гордо отозвался Романыч, демонстрируя закутанного в бушлат Тараса, — Парень хоть куда!
— Что-то дохленький он у вас какой-то, — комэск покрутил носом, — Десантник, называется!
— Ой, да ладно!… Боец — первый сорт! Будь здоров мужик!
— Н-ну, поглядим, что он за мужик… Калым-то привезли?
— Ну, а как же! Как договаривались.
— Ну так пошли, что ли? Барышня легли и просют!

К встрече Тараса сталинские соколы подготовились добросовестно и вдохновенно. В Ленинской комнате масксетью был выгорожен угол, украшенный цветистой надписью «Будюар». Вокруг «будюара» толпился заранее возбужденный личный состав эскадрильи. В ожидании крутого порно почти все были вооружены фотоаппаратами. Томящаяся нежно в своем «будюаре» красотка Машка была размалевана дешевой тайваньской косметикой, как последняя портовая шлюха. Нескромно задрав юбчонку, пошитую из парашюта осветительной бомбы, она с изумлением изучала свои трусы «неделька», в которые ее обрядили заботливые папаши.

Тарас был сражен наповал. Умильно вытянув губы трубочкой, он проверещал что-то вроде «Ой, бля-а-а!», шустро выцарапался из бушлата и лихо скакнул за брезентовую перегородку — навстречу счастью! Засверкали блики фотовспышек! И!… И все. На этом Тарасова лав стори и закончились. Ослепленные вспышками, заполошно вереща, несостоявшиеся любовники перепуганно брызнули друг от друга в стороны — каждый к своему покровителю.

— Тараска, ну ты — чего! — пытался оторвать от себя крутого парня Романыч, — Давай, сынок, не ссы!…
— Тарррас, чмо болотное! — обескураженно хлопал себя по ляжкам начальник разведки, — Ты чего десантуру позоришь, а?! Мужики, подержите ее, что ли? Рачком так поставьте…
— Ага! Давай мы ему еще и поддрочим маленько! — цинично отозвались авиаторы, — Привезли хахаля, называется! Грёбарь-теоретик…

Тарас, чувствуя себя в безопасности за пазухой у папы Романыча, презрительно отозвался в том смысле, что не особо-то и хотелось.

— Не, мужики — ни хера не выйдет! — оценил обстановку комэск, — Финита, бля, комедия! Айда лучше, чайку гребанем…

Так и уехал Тарас, несолоно хлебавши. Но — нет худа без добра: после пережитого стресса он разглядел в давней соседке Ханумке даму, приятную во всех отношениях. И принялся тараканить ее по десять раз на дню! Бедная кошундра и в толк не могла взять, за какие грехи на нее свалилась такая напасть на старости лет. А Тарас упоенно отдавался этому увлекательнейшему занятию со страстью знойного аргентинского мачо, не обращая ни малейшего внимания ни на вялое сопротивление любовницы, ни на различия их в возрасте и внешнем облике. Ну не расист он был, явно.