Наблюдая все эти советские «песенки-фильмы», а также реальный феномен неполитического ностальгирования по «советскому» (в виде неких общественных настроений и культурных поветрий), думаю о том, что поздний СССР это идеальный «объект для ностальгии». Быть может, идеальнейший в истории.
Во-первых, ностальгировать по нему достаточно «морально» (объекту не припишешь никакого людоедства и особых «преступлений перед человечеством»). Все эти партсобрания, рюмочные-пельменные, песни у костра, и «поездки на картошку» — достаточно милы, а не бесчеловечны.
Во-вторых, объект обладает определенной эстетической самоценностью, то есть эстетика у него есть и она достаточно самобытна. С этим делом, например, проблемы у эпохи 1990-х. Маловато эстетики, а то, что есть, все-таки аналогизируемо — всякий «Дикий Запад», «первоначальное накопление», «кризисное оскотинивание», «кризисный апофеоз свободы». Хотя, ежели начнется конструирование ностальгии по 1990-м, будет интересно посмотреть, что получится.
В-третьих, в «позднем СССР» присутствует необходимая доля наивности. Ибо ностальгируют только по «наивному» — серьезное, жесткое, страшное не очень удобны для ностальгии.
В-четвертых, СССР это общность опыта для десятков миллионов людей. То есть действительно огромное количество людей может вспоминать примерно одно и то же, понимать друг друга в своих воспоминаниях. Вот она — польза относительной общественной однородности. Из-за будут проблемы с возможной «ностальгией по девяностым». Девяностые у всех разные, они слишком фрагментировали общество. Вспомнить «общее для миллионов» — очень сложно!
Ну и еще. Ностальгируют многие, но «вернуться обратно» желает не так уж много из ностальгирующих. В этом тоже проявляется «идеальность объекта» — приятно вспомнить, повторять не хочется. Первое, соединенное со вторым, гарантирует от неврозов. И способствует «естественной сентиментальности», без надрывов и сожалений по поводу неудавшейся жизни и потерянного «золотого века».