Наблюдая все эти советские “песенки-фильмы”, а также реальный феномен неполитического ностальгирования по “советскому” (в виде неких общественных настроений и культурных поветрий), думаю о том, что поздний СССР это идеальный “объект для ностальгии”. Быть может, идеальнейший в истории.
Во-первых, ностальгировать по нему достаточно “морально” (объекту не припишешь никакого людоедства и особых “преступлений перед человечеством”). Все эти партсобрания, рюмочные-пельменные, песни у костра, и “поездки на картошку” – достаточно милы, а не бесчеловечны.
Во-вторых, объект обладает определенной эстетической самоценностью, то есть эстетика у него есть и она достаточно самобытна. С этим делом, например, проблемы у эпохи 1990-х. Маловато эстетики, а то, что есть, все-таки аналогизируемо – всякий “Дикий Запад”, “первоначальное накопление”, «кризисное оскотинивание», «кризисный апофеоз свободы». Хотя, ежели начнется конструирование ностальгии по 1990-м, будет интересно посмотреть, что получится.
В-третьих, в “позднем СССР” присутствует необходимая доля наивности. Ибо ностальгируют только по “наивному” – серьезное, жесткое, страшное не очень удобны для ностальгии.
В-четвертых, СССР это общность опыта для десятков миллионов людей. То есть действительно огромное количество людей может вспоминать примерно одно и то же, понимать друг друга в своих воспоминаниях. Вот она – польза относительной общественной однородности. Из-за будут проблемы с возможной “ностальгией по девяностым”. Девяностые у всех разные, они слишком фрагментировали общество. Вспомнить “общее для миллионов” – очень сложно!
Ну и еще. Ностальгируют многие, но “вернуться обратно” желает не так уж много из ностальгирующих. В этом тоже проявляется “идеальность объекта” – приятно вспомнить, повторять не хочется. Первое, соединенное со вторым, гарантирует от неврозов. И способствует “естественной сентиментальности”, без надрывов и сожалений по поводу неудавшейся жизни и потерянного “золотого века”.