В один редких для меня выходных дней мы с женой, прихватив семью наших
друзей – Лешку с Татьяной, отправились на дачу. Ближе к вечеру, набив
живот шашлыками и оставив жен разговаривать о чем-то женском, мы с
Лешкой уселись напротив камина. Расплескав по пузатым бокалам коньяк, я
предложил ему скрасить разговор любимыми им сигарами «Черчилль».
— Может, на улице покурим? – неожиданно спросил Леха, — Татьяне сейчас
дым вреден.
— «Шо опять»?! — вырвалось у меня, поскольку, за те шесть лет, которые
мы не виделись, Лешка и Танька успели родить четверых, — ты еще
предложи в туалете по сигаре выкурить. Лучше окно приоткрой – через
камин все вытянет.
— Угу, опять, — Лехина физиономия расплылась в довольной улыбке, —
Второй месяц уже. Мы, кстати, хотели с Татьяной прощения у тебя
попросить.
— За что? — спросил я, соображая, в чем это они передо мной провинились,
собравшись родить пятого, — Ты меня с государством не перепутал? Это
же оно тебе теперь денег должно, а не я.
— Да нет, помнишь, у тебя семь лет назад неприятности были, — Лешка не
отреагировал на мою плоскую шутку, — групповой несчастный случай.
Еще бы я не помнил. Через несколько месяцев после того, как я стал
главным инженером, это случилось. И действительно групповой. Во время
ремонта фасада нашего офиса бригада штукатуров в полном своем
«восьмичеловечном», мужском составе, проломив настил одной из секций
лесов, грохнулась с высоты четырех с лишним метров. Падали они кучей,
поэтому, несмотря на небольшую высоту, сломали себе две руки, одну ногу
и сотрясли два мозга. Два месяца трудовая инспекция и прокуратура, куда
я ходил чаще чем на работу, пили из меня кровь – «испытания» того самого
настила оказались просроченными на несколько дней. Как и зачем они
собрались все вместе в одном пролете лесов, еще и напротив окна моего
кабинета в мое отсутствие, пострадавшие объяснить не смогли.
— Леш, а вы-то здесь причем? – спросил я, выдохнув дым и поперхнувшись,
— Если даже меня тогда, только оштрафовали, Татьяна же у нас в
бухгалтерии работала, а ты, так вообще, только заходил иногда? Не леса
же вы втихаря подпиливали.
— Не подпиливали, — согласился Леха, — ты же помнишь, что нам с Танькой
тогда встречаться негде было, она еще за первым мужем замужем была, да
и я женат. А тут забежал к ней с днем рождения поздравить, шампанского
выпили, посмотрели друг на друга и словно молния проскочила.
Понимаешь?
— Еще бы не понять. Судя по количеству детей, эта молния у вас частенько
туда-сюда проскакивает, дальше-то что?
— Тебя же не было, охрана меня знает, я у нее ключ от твоего кабинета
выпросил. Второй этаж, с улицы ничего не видно, а про то, что твои
штукатуры по лесам ходят, как-то и не вспомнили, — Леха все-таки
улыбнулся, — ну мы им «театр» и устроили. Я в окно глянул, только
когда грохот раздался. Смотрю – двое перед окном на «монтажниках»
висят, а внизу «куча-мала» копошится. Я и жалюзи сразу опустил.
— Не, Леш, не жалюзи, — сказал я, что бы не заржать в голос, — занавес.
В театре завсегда занавес опускают. Как закончат.
— Ты лучше скажи, простил или нет, остряк фигов. Татьяна беспокоится
сильно, а ей нервничать нельзя.
Ну уж нет, — я с трудом скорчил серьезную физиономию, — прощу когда на
крестины позовете. Если все нормально будет.
И, троекратно сплюнув, мы оба застучали по дереву.
У Лешки и Татьяны сейчас пятеро, Татьяна у нас давно не работает, какая
работа – с такой семьей. Но жалюзи на окне кабинета я теперь не
поднимаю. На всякий случай.