В один редких для меня выходных дней мы с женой, прихватив семью наших
друзей – Лешку с Татьяной, отправились на дачу. Ближе к вечеру, набив
живот шашлыками и оставив жен разговаривать о чем-то женском, мы с
Лешкой уселись напротив камина. Расплескав по пузатым бокалам коньяк, я
предложил ему скрасить разговор любимыми им сигарами “Черчилль”.
– Может, на улице покурим? – неожиданно спросил Леха, – Татьяне сейчас
дым вреден.
– “Шо опять”?! – вырвалось у меня, поскольку, за те шесть лет, которые
мы не виделись, Лешка и Танька успели родить четверых, – ты еще
предложи в туалете по сигаре выкурить. Лучше окно приоткрой – через
камин все вытянет.
– Угу, опять, – Лехина физиономия расплылась в довольной улыбке, –
Второй месяц уже. Мы, кстати, хотели с Татьяной прощения у тебя
попросить.
– За что? – спросил я, соображая, в чем это они передо мной провинились,
собравшись родить пятого, – Ты меня с государством не перепутал? Это
же оно тебе теперь денег должно, а не я.
– Да нет, помнишь, у тебя семь лет назад неприятности были, – Лешка не
отреагировал на мою плоскую шутку, – групповой несчастный случай.
Еще бы я не помнил. Через несколько месяцев после того, как я стал
главным инженером, это случилось. И действительно групповой. Во время
ремонта фасада нашего офиса бригада штукатуров в полном своем
“восьмичеловечном”, мужском составе, проломив настил одной из секций
лесов, грохнулась с высоты четырех с лишним метров. Падали они кучей,
поэтому, несмотря на небольшую высоту, сломали себе две руки, одну ногу
и сотрясли два мозга. Два месяца трудовая инспекция и прокуратура, куда
я ходил чаще чем на работу, пили из меня кровь – “испытания” того самого
настила оказались просроченными на несколько дней. Как и зачем они
собрались все вместе в одном пролете лесов, еще и напротив окна моего
кабинета в мое отсутствие, пострадавшие объяснить не смогли.
– Леш, а вы-то здесь причем? – спросил я, выдохнув дым и поперхнувшись,
– Если даже меня тогда, только оштрафовали, Татьяна же у нас в
бухгалтерии работала, а ты, так вообще, только заходил иногда? Не леса
же вы втихаря подпиливали.
– Не подпиливали, – согласился Леха, – ты же помнишь, что нам с Танькой
тогда встречаться негде было, она еще за первым мужем замужем была, да
и я женат. А тут забежал к ней с днем рождения поздравить, шампанского
выпили, посмотрели друг на друга и словно молния проскочила.
Понимаешь?
– Еще бы не понять. Судя по количеству детей, эта молния у вас частенько
туда-сюда проскакивает, дальше-то что?
– Тебя же не было, охрана меня знает, я у нее ключ от твоего кабинета
выпросил. Второй этаж, с улицы ничего не видно, а про то, что твои
штукатуры по лесам ходят, как-то и не вспомнили, – Леха все-таки
улыбнулся, – ну мы им “театр” и устроили. Я в окно глянул, только
когда грохот раздался. Смотрю – двое перед окном на “монтажниках”
висят, а внизу “куча-мала” копошится. Я и жалюзи сразу опустил.
– Не, Леш, не жалюзи, – сказал я, что бы не заржать в голос, – занавес.
В театре завсегда занавес опускают. Как закончат.
– Ты лучше скажи, простил или нет, остряк фигов. Татьяна беспокоится
сильно, а ей нервничать нельзя.
Ну уж нет, – я с трудом скорчил серьезную физиономию, – прощу когда на
крестины позовете. Если все нормально будет.
И, троекратно сплюнув, мы оба застучали по дереву.
У Лешки и Татьяны сейчас пятеро, Татьяна у нас давно не работает, какая
работа – с такой семьей. Но жалюзи на окне кабинета я теперь не
поднимаю. На всякий случай.