— Старший сержант Филипченко. — Усатый страж видимости порядка на дорогах лениво козырнул выскочившему из машины водителю, мысленно калькулируя воспитательную беседу. — Нарушаем, значит?
Проштрафившийся повел себя странно. Вместо того чтобы смущенно улыбнуться и, разведя руками, посетовать на плохую видимость или что-нибудь в этом духе, он вперил раздраженный взгляд в лоснящуюся переносицу Филипченко и свистящим шепотом, сквозь стиснутые зубы, выплюнул очень нехорошие слова:
— Тебе что, сержант, надоело старшим быть? Совсем нюх потерял, да?
— Не понял… — на всякий случай решил уточнить Филипченко.
— Ты мне, сволочь, операцию срывать будешь? Тебя что — не предупредили?
— Никак… — начал было старший сержант, но передумал, решив проявить бдительность, — а ты… вы, собственно говоря…
Странный темноволосый водитель лет двадцати восьми от роду, с колючим взглядом, договорить ему не позволил:
— Молчать! — процедил он тоном пожизненного генеральского зятя. Потом отвел глаза от переносицы Филипченко и, недобро прищурившись, уставился куда-то в конец проспекта. — Давно здесь стоишь?
— С шести утра, — осторожно ответил гибддэшник.
— Машина… Вольво… Семьсот сороковая… Темно-синяя… Государственный номер РР 313… Давно… проезжала? — отчеканил вопрос темноволосый.
Филипченко напрягся, вспоминая проехавшие за полдня автомобили, подняв глаза к небу и беззвучно шевеля губами. Воспоминания ограничивались пятью с половиной тысячами рублей.
— Не было такой, — уверенно заявил он.
— Точно? — взгляд странного типа вернулся к переносице собеседника.
— Точно! — Боднул головой старший сержант.
— Смотри… как там тебя… Филиппенко…
— Старший сержант Филипченко!
— Пока еще — старший, — поправил темноволосый. — В этой Вольво едет сам Батон. Слыхал про такого? — словно сомневаясь в чем-то, спросил он.
Про какого-то Батона Филипченко, безусловно, слышал, и потому лишь молча кивнул.
— Так вот, старшой, — темноволосый по-отечески положил руку на сержантский погон, — ты лучше не геройствуй. Побереги, понял?
— Что беречь? — спросил вконец запутавшийся Филипченко.
— Да все береги. Все, — утомленно улыбнулся странный водитель, открывая дверь серого Опеля и усаживаясь на сидение.
Машина, пыхнув облачком газов в морозный воздух, мягко пошуршала по очищенному от снега асфальту…
— Что это было, Гена? — спросил сидящий справа от водителя пассажир.
— Тренировка, Сань, обычная тренировка, — ответил, улыбаясь, темноволосый. — Я считаю, что нам, актерам, подобные тренировки очень полезны. А вдруг завтра роль милицейского чина предложат, надо же попробовать, а? — добавил он подмигнув.
Плетущемуся к своей будке недовольному Филипченко послышалось, будто в тихий рокот мотора удаляющегося Опеля вплелся совсем посторонний звук — грохот здорового мужского хохота.
*****
Виктор Юрьевич вышел из банка, пугливо озираясь по сторонам и крепко, словно удостоверение олигарха, прижимая к груди толстый портфель. Как же он всегда боялся этого момента — когда нога только ступает на крыльцо, а в портфеле лежит месячная зарплата всей немаленькой фирмы! Одно успокаивало: в этот раз бояться нужно не всю дорогу, а только до двери автомобиля. Хотя неизвестно еще, что лучше — дрожать над чужими деньгами в общественном транспорте, или вернуться в офис на взятой без спроса машине главбуха. «Ну, сколько можно, в конце концов, — думал отчаянный кассир, — сколько можно так рисковать, возя большие деньги в трамвае?! Я ведь не мальчик уже, все-таки!»
Мальчиком Виктор Юрьевич действительно не был, и не был им уже больше сорока лет. Хотя сегодня совершил по-настоящему ребяческий поступок — спер со стола начальника ключи и угнал, по сути, его любимое, много лет лелеянное средство передвижения. Да, с главбухом они давние приятели, но кто ж его знает, что для Мишки важнее — двуногий товарищ или четырехколесный любимец.
Так или иначе, но возвращаться в офис было боязно. Виктор Юрьевич сел за руль, аккуратно пристроил портфель на правое сиденье, зачем-то протер очки и завел двигатель. Немолодая темно-синяя Вольво, государственный номер РР 313, не спеша, выехала со стоянки и тронулась в сторону проспекта.
Немного поколесив и постояв на светофорах, машина, наконец, свернула к офису, приближая миг встречи с начальством и увеличивая нервную взвинченность Виктора Юрьевича. Когда до родного бизнес-центра оставалось около трех сотен метров, истошная трель милицейского свистка ворвалась в приоткрытое окошко, едва не взорвав и без того бешено стучащее сердце несчастного кассира. Виктор Юрьевич с захватившей все его существо паникой увидел, как от будки постового к нему, маша жезлом и выпучив глаза, бежит на полусогнутых ногах усатый инспектор, зачем-то схватившийся за кобуру пистолета. «Ну, вот и доездился», — подумал начинающий и, похоже, уже завязывающий автоугонщик, нажимая ослабевшей ногой на педаль тормоза и даже не подумав выйти наружу.
*****
Старший сержант Филипченко лютовал. Его свисток непрерывно исполнял арию «Нежданного гостя», жезл неистово буравил воздух, вызывая ужас на лицах проезжающих водителей. Какой-то сопляк, пусть и при высоких чинах, отчитал его по-полной, и за что?! — за обычную несогласованность работы отделов, служб и ведомств. Нервы нужно было немедленно успокоить, благо поводов для этого проезжающие давали достаточно.
Удовлетворенно вернувшись на свое место после очередной экзекуции, Филипченко бросил взгляд на вверенное его заботам пространство и обмер. К перекрестку медленно подъезжала темно-синяя Вольво с врезавшимся в память номером — РР 313.
Забыв о совете наглого офицера поберечься, старший сержант выскочил из будки как собака на шорох и бросился в атаку, выдувая из свистка все, на что тот был способен.
Хлипкий очкарик за рулем смотрел на приближающегося инспектора, как и должен был смотреть на его месте любой воспитанный водитель — с явной готовностью хлопнуться в обморок. Он даже побледнел, словно благородная девица при первой встрече с матросом. Это немного успокоило Филипченко. Страшный Батон оказался не таким уж и страшным. Или, может, это и не Батон вовсе?
— Старший сержант Филипченко, — представился постовой, подойдя вплотную и продолжая держать руку на кобуре. — Документики попрошу.
— П-пожалуйста, — проблеял очкарик, подавая в окошко свои небольшие, но защищенные пластиком права.
— Батонов Виктор Юрьевич, — прочел вслух инспектор. «Точно! Батон!» — подумал он. — Будьте добры документы на машину.
— У меня… их нет, — охнул «рецидивист», вспоминая, что не догадался вытащить документы из Мишкиного пиджака.
— Вот как? — хмыкнул Филипченко… и тут его взгляд зафиксировал пухлый портфель на правом сидении. Тренированное чутье старого гаишника подсказало, что в нем — самое важное. — А что в портфеле? — хрипло спросил он.
— Деньги, — легко признался «Батон».
— Откройте, — почему-то снова хрипло приказал постовой.
Очкарик послушно открыл портфель, не ожидая ничего страшного от человека в мундире. Пачки купюр в банковской упаковке ввергли представителя закона в состояние полной прострации. С трудом оправившись, он спросил:
— Из банка?
— Да, — подтвердил водитель и, заметив, что рука на кобуре странно зашевелилась, добавил: — Это зарплата.
— Понимаю, — процедил Филипченко, — зарплата… лет на пятнадцать, наверное.
— Что Вы, — засмущался очкарик, — это за месяц.
Глаза старшего сержанта опасно потемнели. Ничего себе! Ему, небось, года не хватит, чтобы в поте лица махая жезлом заработать такую сумму, которая лежала сейчас в портфеле. На месяц?! «Надо вызывать подкрепление, — мелькнула мысль, — Батон явно с «дела» возвращается».
Он снял с пояса рацию, и в этот момент сзади послышался знакомый голос:
— Эй, старшой!..
*****
— Ох, Сань, спасибо тебе, сам бы я не смог нормальные кольца выбрать, — поблагодарил друга темноволосый Гена, отъезжая от ювелирного магазина. — Не разбираюсь я в украшениях. И вообще, зачем нужны эти ритуалы — не понимаю.
— Дурак ты, — беззлобно огрызнулся Саня, — для женщины обручальное кольцо — не просто украшение, а символ.
— Чего — символ? Прикованной чужой свободы?
— Может и так, — ухмыльнулся Саня. — А только кольца купить нужно.
— Так я и не спорю. С деньгами просто туговато. Ролей не дают. Сам понимаешь, кому режиссер роли дает — любимчикам, а не талантам. — Он задрал пальцем собственный нос и рассмеялся.
— Да ладно тебе! Ролей не дают, катайся по городу да «бомби» в свое удовольствие. Пусть хотя бы машина сама себя кормит.
— Да боюсь я «бомбить», если честно, — сказал Гена, немного помолчав, — разное рассказывают…
— А ты разному не верь. Хотя, конечно, думать надо, кого брать, а кого нет. Вон видишь — мужик бритый голосует? Ничего, вроде. Куртка у него дорогая… Подбросим?
Гена бросил сомневающийся взгляд на мужика в широкой кожаной куртке, потом вздохнул и притормозил.
— До метро, — басом бросил в окно бритоголовый.
— Садись, — кивнул головой Саня. Бритый солидно забрался на заднее сиденье.
Подъезжая к перекрестку, за которым Гена не так давно тренировал актерские навыки, Саня разглядел знакомую фигуру у темно-синей машины. Бросив взгляд на ее номер, Саня присвистнул и ткнул пальцем в лобовое стекло.
— Глянь-ка, ничего не напоминает?
— Ничего себе совпадение! — в свою очередь присвистнул Гена. На его лице появилась лукавая улыбка. Серый Опель остановился. — Эй, старшой! — крикнул Гена в окошко, — что, не терпится Батона взять? Ты смотри…
В этот момент что-то холодное и жуткое прикоснулось к его щеке.
— Ты что, сучонок, Батона надумал сдать? — донесся сзади злой удушливый шепот.
Скосив глаза, Гена увидел в зеркале заднего вида перекошенное ненавистью лицо пассажира и пистолет, прижатый к щеке. Внутри стало нехорошо.
— А ну, трогай, гаденыш! Быстро! — приказал Батон. Гена надавил на газ.
*****
Старший сержант Филипченко ничего не понимал. Он видел, как рванул с места серый Опель с давешним темноволосым за рулем; и разглядел на заднем сидении человека с пистолетом в руках. Но перед ним самим, в темно-синей Вольво, находился знаменитый Батон.
Мысль инспектора, мгновенно возвысившись до уровня мыслей Чернышевского, родила гениальный вопрос: «Что делать?» Филипченко поднял к губам рацию.
— Дежурный! Докладывает старший сержант Филипченко. Мимо меня проехал серый Опель. На заднем сидении — человек с пистолетом, держит водителя под прицелом. Преследовать не могу, поскольку задержал опасного рецидивиста Батона. Прошу подкрепления.
Выслушав ответный треск рации, он сказал: «Есть!» и повернулся к снова побледневшему «Батону».
— Ну что? Выходи, Батон… только осторожно. Сейчас я тебя нарезать буду.
Именно в этот момент Виктор Юрьевич все же грохнулся в обморок.
Вот что за великорусский шовинизм! Если гаишник так Филипченко! Нет, не Петров-Сидоров и не Иванов!
А потому что, рыба у меня кончилась, а пиво ещё есть! 😐