Номер Один и номер Два

1. На родных просторах

Три феномена российской жизни, всплывая в сознании, мгновенно излечивают от ностальгии: гололёд, Большая Грязь и общественные уборные. Два первых явления незыблемы и вечны. Третье в новой России частично подверглось освежающим реформам. По принципу: заплатишь — сходишь по-человечески. Но не об этих новациях речь. И — не о удобствах при элитных спортзалах, дорогих отелях, ресторанах и банках. Они всё же нетипичны, как бы ни были чисты и ультрасовременны. Доступ народных масс к ним ограничен. Столица — это ещё не вся страна. А на периферии, как известно, новое пробивает себе дорогу с трудом. Тем более — в местах скопления публики, учитывая количество претендентов на одно, простите, очко.
О, эти вожделенные места общественного пользования в родных аэропортах, в поликлиниках, на заводах и фабриках, на вокзалах и автостанциях! О, редкие, как чёрный жемчуг, незаколоченные туалеты на улицах райцентров, в парках больших городов и в разного рода присутственных местах! Наличие этих раритетов можно определить безо всяких указателей, а лишь держа нос по ветру. Зайдёшь в одно из таких заповедных мест — и самой историей пахнёт на тебя.

Но радость обнаружения общественной уборной бывает так велика, а надежда найти там декадентские излишества в виде сиденья на унитазе или туалетной бумаги — так иллюзорна, что все её сопутствующие признаки отступают на второй план. Нужно уметь видеть главное. Только самые тонкие натуры могут дрогнуть от такой ерунды, как отсутствие стояка под раковиной для мытья рук (удобно же — можно заодно и ноги помыть!) или раковины как таковой. Надо считать, что вам повезло, если кабинка будет оснащена дверью, и, — что повезло вдвойне, — если достанется сама кабинка, а не «открытый план» — доступное публичному глазу отверстие в полу, отороченное по бокам ребристыми металлическими «подошвами», на которые предлагается ставить ноги.
В этом случае следует не впадать в шок, и не озираться стыдливо по сторонам, а, сосредоточившись на процессе, хладнокровно сохранять равновесие. Особенно, если в поле зрения окажутся неизбежные издержки такого минималистского дизайна — подёрнутые патиной времени свидетельства множественных попаданий мимо цели. Сами же «подошвы», созданные в пору военного коммунизма, должны пробуждать у вас тёплые чувства: ведь в те далёкие грозные годы кто-то всё-таки проявил заботу о грядущих поколениях пользователей. Сработано на века! Что же до забитых стоков, щербатого кафеля с «аппликациями», праздно клокочущих сливных бачков, расколотой местными луддитами сантехники, разливов на полу туалетной воды (вовсе не от «Диора»), режущих глаза островков хлорки, рассыпанной в качестве дессиканта и дезодоратора, и не совладавшей в этих функциях с объёмом и мощью азотистых соединений, — так эти нормальные приметы по-большевистски аскетичных отхожих мест сложились уже в более поздние исторические эпохи. Относиться к ним надо философски. Не стоит только, поскользнувшись, падать в таких местах на пол или ронять документы, сумочку и носовой платок.
Но посмотрим правде в глаза: пользование отечественным туалетом может оказаться небезопасным для жизни. Я говорю не о маловероятном случае провала в упомянутое отверстие. Никто, конечно, не застрахован, но это всё-таки крайность. И даже — не о теоретическом шансе замёрзнуть в занесённых снегами бескрайних степях, где в роли клозета выступает демократично бездверная бревенчатая конструкция из трёх стен, сквозь которые свищет сиверко, и полусгнивший дощатый насест с дыркой. А вокруг — только белая пурга и близкий лай полудиких шальных собак… Случалось попадать и в такое.
Нет, порою гибель подстерегает беспечного путника там, где он меньше всего морально к ней подготовлен. Вариант: поздним вечером он приезжает в уездную гостиницу в среднерусской глубинке.. Устав с дороги, едва поднимается на второй этаж, в указанный ему сонной ключницей номер, валится в койку и тут же засыпает. Ночью, следуя зову природы, встаёт и в темноте открывает дверь того, что логично принимает за туалет (не во входную же дверь ломиться). Уже занеся ногу через порог, он видит, что от вечности его отделяет всего один шаг — потому что под ногой зияет чёрная пустота, а над головой стоит звёздное небо. Выясняется, что в гостинице идёт капремонт, и часть здания, в которой как раз находился туалет, накануне просто снесли. Администрация, видно, решила, — за ненадобностью. Не «Хилтон» же, в натуре..
По счастью, мой бывший сослуживец — инженер-компьютерщик — успел в ту роковую ночь в последний момент отдёрнуть ногу от пропасти.
О другом, не менее драматичном опыте поведала мне знакомая переводчица. Наташа сопровождала группу американцев в турпоездке по «Золотому кольцу». В центре славного города Суздаля, вдали от «депутатских залов» и интуристских оазисов комфорта, её спутники запросилась в «restroom». Придумать такой игривый эвфемизм («комната отдыха») для нужника могли только американцы. А в тот недобрый час ноги и обоняние их привели к двери именно нужника, да не простого, а с секретом. Чтобы подготовить необходимую психологическую почву для своих подопечных, Наташа решила сначала сама отправиться на разведку.
Плохонький кирпичный домик внутри оказался почему-то больше, чем снаружи. Прямо от двери начиналась высокая, узкая и крутая лестница без перил, ведущая под самый потолок. Там, на крохотной площадке, будто на пьедестале, смутно белело подобие стульчака. Это напоминало трон мистического властителя из мира «фэнтази». Дело было в январе, но по обледеневшим ступенькам сверху тихо струились тёплые ручейки, образуя по пути следования мерцающие, многоцветные сталактиты. Рискуя сломать себе шею, почти на четвереньках, Наташа всё же вскарабкалась наверх.
И уже там поняла, какую жестокую ошибку она совершила. Потому что «трон», похоже, был рассчитан на карлика. Вопреки всем госстандартам, он не только был ничтожно мал, но и усесться на него можно было лишь согнувшись в три погибели, — иной позиции не позволяло пространство между его рабочей поверхностью и потолком. Но главное коварство сооружения заключалось в том, что, взгромоздившись на него, и с трудом сделав дело, развернуться потом на крохотной площадке, покрытой скользким, бугристым наростом, было уже невозможно. Как невозможно было и встать в полный рост.. Наташа-то рассчитывала спуститься с крутой лестницы, как со стремянки, — осторожно пятясь назад, и придерживаясь (пропадайте, варежки) за ступеньки руками.. А пришлось ей зажмуриться и, очертя голову, просто съехать с лестницы вниз, будто бы с ледяной горки. Она лихо вышибла собою дверь нехорошего домика и — пала, как подстреленная птица, прямо к ногам изумлённых американцев. Не помню уже, какую легенду Наташа, отряхнувшись, для них сочинила (открыть страшную правду не позволил патриотизм), но группе пришлось искать другую «restroom».
2. За бугром

Посещение общественных туалетов в Европе и в Америке тоже может оказаться волнующим и незабываемым. Конечно, и там встречаются клоачные «капсулы истории». И всё-таки острые ощущения в таких местах на Западе возникают у наших соотечественников по другому поводу. Если судьба занесёт вас в Сан-Франциско, и вы, гуляючи, попадёте в «Мейсиз» — из сети старейших и крупнейших универмагов Америки, — мой совет: не тратьте время и немалые деньги на покупки, а получите там бесплатное удовольствие, сходив в «restroom» Заведение разряда «люкс» — анфилады залов, отделанных тёмно-зелёным мрамором, медные краны в стиле «ар деко», элегантные туалетные столики с дорогой косметикой, огромные зеркала в золочёных рамах, тонкий аромат духов. Вам захочется бросить всё, забыть дорогу домой, попросить убежища в этом гетто староамериканской роскоши и поселиться в нём на всю оставшуюся жизнь.
Где-то на условной границе Германии с Голландией, в придорожном WC вас может ошеломить полная автоматизация данного сервиса. Оказывается, туалет XXI века — это когда всё (ну, почти всё) делается за вас. Вы ещё и подумать не успели, как уже из блистающих стерильной чистотой кранов полилась вода, бесшумно сработал смыв, и, кажется, совершились даже механизированные манипуляции с туалетной бумагой. В таких местах лучше проявлять разворотливость и не терять бдительности.
В каждой стране в туалетном ведомстве, как и в любом другом, существуют свои культурные нюансы. В свой недолгий богемный период жизни в Англии мне довелось побывать в знаменитом в артистических кругах лондонском клубе «Граучо». К сожалению, в моей памяти бесследно стёрлись все подробности этого события, — слишком много было тогда выпито (как это водится в артистических кругах). Все, кроме одной — посещения клубного туалета. Он был похож, скорее, на библиотеку. На широких стеллажах в простительном для такого места беспорядке было разбросано множество книг. Присмотревшись к корешкам, я была несколько озадачена тематической заданностью отбора литературы. Почему-то запомнились «Голый завтрак» Уильяма Берроуза и «Тропик рака» Генри Миллера.
В применении к вопросам деликатного свойства знание языка посещаемой страны иногда бывает жизненно необходимым. Есть разговорные варианты, но слово «туалет» — интернационально, и тут проблемы редко возникают. Ну, а если вы, приехав в Лондон именно на курсы по изучению языка, снимаете комнату в дешёвом пансионе в Брикстоне, а вашей хозяйкой оказалась реликтовая фашистка, которая разрешает вам пользоваться общим туалетом (индивидуальный отсутствует) только до полуночи? Конечно, безнравственна сама постановка вопроса. Но, отстаивая свои неотъемлемые права, иногда приходится начинать с малого. И вот вы хотите объяснить, что «до ветру» вам может понадобиться сходить и после того, как старинные часы пробьют двенадцать. Допустим, (sorry) — по малой нужде! Как это сделать, — при минимуме словарного запаса, проявив максимум твёрдости, и не уронив при этом своего национального достоинства примитивными звукоподражаниями и жестикуляцией?
Это произошло с моей подругой, и с таким вопросом она обратилась ко мне по телефону. — «Как это выразить … цивилизованно?» — в отчаянии спросила она. Ответ может пригодиться всем, кого судьба поставит в похожую ситуацию: скромные интимные намерения в Англии зовутся «number one», а более серьёзные, соответственно, — «number two». Легко запомнить: номер 1 и номер 2. По возрастанию степени сложности задачи. Перепутаете, — не ждите милости от квартирных хозяек в Брикстоне.
От столкновения с культурными нюансами недалёк путь и до культурного шока. Я пережила его в парижском бистро, где меня угораздило попасть в место общественного пользования типа «юнисекс». Представьте себе картину: вы входите в небольшое помещение с весёленькими кабинками, снабжёнными легкомысленными дверцами, которые прикрывают только ваше туловище, а голову и ноги выставляют на всеобщее обозрение. Не без тревоги вы закрываете за собой такую дверцу, и — ёлочки точёные! — тут же ловите на себе внимательно-изучающий взгляд нестарого ещё месье, устроившегося в кабинке напротив. Он же вам и подмигивает! Одно слово: французы.
Но самое леденящее душу испытание, перед которым навсегда померкли сюжеты, связанные с родимыми сортирами, выпало на мою долю в колыбели европейского Ренессанса — во Флоренции.
Движимая интересом к культуре Италии не только в контексте её искусства и архитектуры, но и на бытовом уровне, я предложила мужу пообедать в дешёвой траттории на окраине, куда, согласно путеводителю, не заглядывают иностранные туристы.
Место было шумное, людное, похожее на деревенский трактир. Похлебав «зуппа ай фунги», я начала озабоченно оглядываться по сторонам. Потом совершила ознакомительную прогулку по заведению, но так и не нашла никаких намёков на возможность уединения, пусть даже и самого рустикального образца. Мои блуждания заметил парень-официант. Жестом он поманил меня за собой. Вопросительно переглянувшись с сидевшим за столиком мужем, я последовала за симпатичным черноглазым рагаццо. Мы вышли из дверей трактира и зашагали по улице. Он, в своём белом официантском фартуке, шёл впереди, я — в некотором смятении семенила за ним.
На нас оборачивались прохожие. Парень явно не торопился. Остановился поболтать с девушкой, которая выскочила с сигаретой из близлежащего маникюрного салона. Он тоже закурил. Я безмолвно стояла рядом и ждала. Меня больше не интересовали ни местный колорит, ни уличные сценки Флоренции, ни живое общение с народом солнечной Италии. Минут через десять официант бросил своей подружке «чао» и нехотя тронулся дальше. Пройдя два квартала, он свернул за угол. Мы зашли под арку старинного дома. В стене арки была неприметная, маленькая дверь. «Экко», — внушительно произнёс рагаццо и вынул из кармана фартука большой, антикварного вида ключ. Отворив дверь, парень запустил меня в тускло освещённую мигающей лампочкой низенькую каменную клеть без окон, оборудованную непритязательной сантехникой. Не успев опомниться, я услышала у себя за спиной лязг ключа, поворачиваемого в скважине, и стук удаляющихся шагов.

-Каменный мешок, — обречённо думала я. В таких местная инквизиция держала еретиков перед сожжением. Или замуровывала их навеки.. Интересно, как обстоят дела во Флоренции с преемственностью поколений? Поди, довольный собою, потомок инквизиторов потирает сейчас руки. На своё рабочее место он, конечно, сегодня уже не вернётся, и муж так никогда и не узнает, куда я исчезла. А через сотни лет кто-то откроет маленькую дверь в стене позеленевшим от древности ключом и увидит….
Воображение у меня разыгралось не на шутку. Перед мысленным взором уже вставали великие образы Данте и Галилея. Примерно через полчаса, за которые я чуть не поседела, за дверью снова послышались шаги и бренчание ключа. Молодой флорентиец неспешно и без слов размуровал меня и выпустил из застенка на волю. В траттории, куда я, ликуя, прилетела, как на крыльях, муж безмятежно допивал кофе.

Всё в этой жизни, включая туалеты, действительно познаётся в сравнении. Где бы мы ни находились, нужно ценить то, что имеем. Жизнь тем и замечательна, что полна контрастов.
webest.net