Никита Сергеевич Хрущев осмотрел со всех сторон кукурузный початок, смахнул набежавшую слезу и повернулся к Мичурину:
— Хороший, Ваня, вырастил, это самое, растений. Крепкие плоды дает, да?
Члены Политбюро синхронно закивали головами. Все, кроме Брежнева. Тот насупил и без того густые брови и протянул руку к початку.
— Дайте-ка, Никита Сергеич, посмотреть.
Хрущев протянул Брежневу початок и тот критично начал его оглядывать. Мичурин сжался, но Микоян дружески похлопал его по плечу:
— Да не ты не ссы, чай не в тридцать седьмом, не расстреляют! Ну, посадят на пару лет, или к Лысенко определят. Колорадского жука разводить.
Мичурин вздохнул и затравленно покосился на Брежнева, вертевшего початок.
— Кривой он какой-то, — пробормотал Брежнев, оглядывая початок еще внимательней, – мягковат немного. И этой, волосатости недостает. И вообще, мне он что-то напоминает… Как сорт-то называется?
— Л-ленинская, — заикаясь, проговорил Мичурин. – К-кукуруза «Ленинская». М-морозоустойчивая. Может с легкостью произрастать и плодоносить в районах крайнего севера и за Полярным кругом.
— За Полярным кругом – это вам не хуй собачий, — пробасил недавно включенный в члены Политбюро исследователь Папанин. – Это мы знаем. А на льдинах выращивать не пробовали? Может пригодиться. Это когда пидорасы всякие выходят в Финский залив на подледный лов, их, пидорасов, отрывает по весне и несет дрейфовать в океанские воды. Так их спасай потом… А так – дали бы им семена этой вашей кукурузины, и пусть бы себе жили на льдинах, кукурузу растили. И жрать есть чего, и вода есть. Если льдину, значит, растапливать. Чай, не помрут. И, опять же, деньги сэкономим, на поиски не тратиться, значит, проживут, бляди, на кукурузе с водой до весны. Экономить будем.
— Экономить, это ты верно заметил, Иван Дмитриевич, — пробормотал Брежнев, не выпуская початка из рук. – Экономика должна быть… как ее? Экономной!
Политбюро дружно засмеялось, а Хрущев даже заикал. Поднаторевший Микоян извлек из-за пазухи бутылку «Ессентуков» и протянул генсеку. Тот дружелюбно посмотрел на Анастаса, поддел пробку нижним резцом и приник к горлышку. Забулькало.
— Кривой он какой-то, — снова пробормотал Брежнев, вертя в руках початок. – И название меня смущает… Кукуруза «Ленинская»… Ну-ка, где там Збарский?
— Здесь я, товарищ Брежнев, — подал из задних рядов голос известный бальзамировщик.
— Ну-ка, подь сюды, — Брежнев поманил Збарского волосатым пальцем. Збарский подошел, и Брежнев сунул кукурузу ему под нос. – Ленинская?
— Н-не понял, — пробормотал Збарский.
— Ёпта, не понял он! – хохотнул Ворошилов. – Даром, что я понял, а у меня ж, ёпта, три класса церковно-приходской и рабфак! Слышь, ты, ученый, ты почитай Ильича-то по сто раз на дню переодеваешь. Вот и говори: ленинская кукуруза или нет?
Збарский поправил очки и пристально вгляделся в початок. Политбюро приутихло, только редко икал Хрущев.
— Виноват, — покачал головой Збарский, — таблицу расчетов забыл.
— Каких расчетов? – громыхнул Ворошилов. – Ты чё, ленинский елдак не помнишь? Да ты что, не понимаешь, жидовская морда, что ленинский елдак – это, блядь, не просто елдак! Это же, блядь, всем елдакам елдак!
— Нет, почему же…, — замялся Збарский. – Я, конечно, помню, какой у Владимира Ильича… ммммм… пенис… да, очень даже хорошо помню… И размеры там, и волосяной покров…
— А говорил – не помнишь! – хохотнул Ворошилов. – Да разве может быть у товарища Ленина кривой елдак? Не может быть у товарища Ленина кривого елдака! Вот скажи, жидовская морда, кривой у товарища Ленина елдак?
— Прямой, — пискнул Збарский.
— А кукурузина твоя какая? – обернулся Ворошилов к Мичурину. – Прямая?
— Не совсем, — покачал головой Мичурин, — но позвольте объяснить…
— Хуй тебе, а не объяснения! – гаркнул Ворошилов. – Правильно я говорю, товарищ Хрущев?
Хрущев утвердительно кивнул. Брежнев еще сильнее насупил брови/
— Нет, все-таки я не понимаю, товарищ Мичурин… Чай, не при культе личности живем, когда все одним именем называли…
— На Кагановича намекает, — оправдательно шепнул Микоян на ухо сникшему Ворошилову.
— Одним именем, да, — ворчливо сказал Брежнев и слегка ударил шепчущего Микояна початком по затылку. – Но сейчас другие времена, товарищ Мичурин! Совсем другие. Я бы даже сказал, кардинально. Сейчас называть надо с умыслом, понимаете. Вот как мы космический корабль назвали? «Восток»! Почему, спрашивается?
— Потому что не запад! В противовес капитализму, товарищ Брежнев! – громко отрапортовал откуда-то из-за спин членов Политбюро герой Советского Союза первый космонавт Гагарин.
— Вот именно: в противовес! – улыбнулся Брежнев. – Товарищ Гагарин верно понимает политику партии – мы за расширение у советского народа ассоциативного мышления, за здоровое развитие фантазии. Ну, назвали бы вы вашу кукурузу «Колхозница»…
— «Колхозница» — нельзя, — удрученно покачал головой Мичурин, — «Колхозница» – это дыня.
— Да? – хмыкнул Брежнев. – Дыня? Гхм… Тоже, кстати, нездоровые ассоциации… Ну, не знаю… «Радость тракториста» тогда назвали бы. Опять же, будет нашей сельской молодежи куда стремиться. А то вы сразу – «Ленинская»… Это, товарищ Мичурин, диверсией попахивает, а там и до измены Родине недалеко. Вы Родине изменить не хотели?
Мичурин ничего не ответил, потому что упал в обморок.
— Думаю, товарища Мичурина надо наказать, — резюмировал Брежнев, отбрасывая початок. – Какие будут предложения?
— Да что тут думать! – вклинился решивший оправдаться Микоян. – Памятник ему хотели поставить на площади у курского вокзала. Вот и хуй теперь ему памятник.
— Непрактично, — покачал головой Брежнев. – Скульптуру отлили уже. Ждут только, как помрет товарищ Мичурин.
— Тогда пусть в другом месте поставят, на отшибе, — нашелся Микоян. – На ВДНХ, например, на кукурузном поле.
— Вот это верно! – кивнул головой Брежнев. – Пусть там и поставят. Да, и пока не очухался, дайте-ка мне этот початочек, да штаны снимите с товарища Мичурина…
— А это зачем? – удивился Хрущев. – Не по-коммунистически как-то…
— А чтоб неповадно, — отрезал Брежнев. – Не хуй было Родину провоцировать…