Про трусы

Короче, дело было так: как-то давным-давно дружился я с одной девччонкой. Ну, по-хорошему дружился, по-настоящему. Хорошая такая девчонка: не особо на моде задвинутая, но выглядела всегда отлично; не особо строила из себя умницу, но бестолковкой никогда не была; не давила на то, что она какая-то вся из себя развратная, но при этом постоянно у неё было два-три кобеля. В общем, всегда добивалась своего без шума и пыли, нормальная такая девчонка, по мне так самое оно.

И вот как-то в пятницу собрался я ехать на концерт одной дружественной рок-команды, типа, давно я обещал к ним на концерт сходить, надо было показаться. Но музыку они играли такую, что Любимую, например, взять с собою было нельзя. Ну, просто, ей такая музыка нафиг была не нужна. Мне, впрочем, тоже нафиг — но я обещал. А одному приходить — не царское это дело, потому как внесли они меня в список «Послан + 1» — и что, как тут прийти одному? В общем, позвал я ту подружку, типа, «Пошли!» — говорю. «А пошли!» — отвечает мне она, ну, понятно: пятница вечер, отчего же не пойти.

А дальше было вот как:
Пришли мы на этот концерт, и вот смотрю, подружка моя на барабанщика всё заглядывается. А он и правда был в этот день особенно хорош. Ну, раз такое дело, думаю, ладно, помогу. После концерта пошли мы за сцену, ну в комнатушку, где музыканты переодевались, и я сразу беру быка за рога: «Лёха, вот, скажем, Светка. Прошу любить и жаловать.» — Леха-барабанщик довольный такой, усталый, так расслабленно потягивается, мол, «А-а-а, да-да…»
— Нет, ты меня не понял, — поправляюсь я, — Сильно любить и крепко жаловать попрошу.
Ну, тут Лёха уже глаза приоткрыл так, взглянул на эту Светку по-настоящему, и она на него так по-взрослому взглянула, типа, чувствую — искра пошла. Раз такое дело, я интересуюсь, типа «у тебя барабаны тут свои или местные?»
— Свои. Вот, сидим, ждём, пока бус подъедет, забирать их отсюда вместе со всеми инструментами.
— Ладно, — говорю, — давай я тебя с ними до дома подброшу, — а сам на Светку головой мотаю и подмигиваю так, как мужик — мужику. Типа, мне-то всё пофиг, а вот Вам, дети, жить да жить надо.
Лёха тут понимающе кивает и начинает одеваться.

Короче, пока посадили мы Светку в машину, пока начали таскать туда барабаны, тут уже и время какое-то позднее, я так деликатно намекаю, мол, «мне завтра рано вставать, я на ТО в сервис записан, так что вы уж решайте, что да как, везти тебя, Свет, домой, или не надо?» А Лёха с заднего сидения уже бубнит, мол, «Мы уже и решили — Света зайдёт ко мне чаю попить, а потом я уж сам её домой доставлю.» Я на подружку покосился, она мне так радостно кивает, мол, «Да-да-да!», а у самой, смотрю, глазки блестят радостно.

Ага, понимаю, значит, всё в порядке.
Короче, доехали мы до Лёхи, перетащили его барабаны к нему домой, я так последний раз оглянулся, убедился, что у этих двоих всё в порядке, ну и домой поехал, типа, мне ж и правда вставать рано, про ТО я ж не соврал.

Наутро выходим с Любимой в машину садиться, ну, у нас на день план такой: пока ТО будут делать, это часа два, мы с ней по ВДНХ собрались вдвоём погулять, это там неподалёку, а потом за продуктами рванём, как обычно по субботам. Я так завожу машину, Любимая сиденье под себя недовольно подстраивает «Какую-то коротконожку вчера возил?» и носом недовольно крутит «Эх, опять пепельница полная, и никто ж не выбросил даже…» Вытаскивает тут она эту самую переполненную пепельницу и несёт к урне вытряхивать. Ну, думаю, раз Любимая из-за такой ерунды бурчит, надо на всякий случай бардачок проверить, вдруг там тоже беспорядок. Открываю я, короче, бардачок, и вижу: там трусы. Ну, в смысле, несомненно, что женские трусы, то есть, они, конечно, скомканные, но это сразу видно, что именно трусы и именно женские.

Но какие-то не такие, не обычные. В смысле, не то, что совсем не стринги, а даже и не семейные, а какие-то невъебенные панталоны огромного размера. Типа, это ж тоже сразу видно, ну, судя по тому, как они скомканы. Сижу я с отвисшей челюстью, пялюсь на эти панталоны, и вдруг соображаю, что Любимая от урны уже возвращается. Не, ну понятно, что вины на мне никакой нету, но я за 24 года ни разу не давал ни одного повода для ревности, так что нефиг и начинать. Поэтому я так рефлекторно захлопнул бардачок, ну и как раз вовремя успел откинуться на сиденьи, типа, сижу — насвистываю. Любимая села, пепельницу на место вставила, закурила — ну что, поехали?

Едем.

Я рулю себя, а ручки-то так подрагивают. Типа, представляю, что будет, если Любимая сейчас вдруг скажет, мол, «А ты всё проверил? Ничего не оставил — а то ведь в сервисе-то сопрут что угодно…» — и полезет так в бардачок. Или наоборот, не полезет, доедем мы до сервиса, отдадим ключи мастеру и пойдём себе, а тут сзади крик: «Уважаемые, Вы тут что-то забыли!» — мы так огладываемся, а вслед за нами несётся мастер, размахивая найденными в бардачке трусами. Ну, типа, понятно, что я-то кремень, но всё равно ж получится неловко. В общем, надо как-то эти трусы из бардачка забрать — а как? Начинаю деликатно Любимую из машины выдавливать, типа «А сигарет у тебя с собою много?»
— Достаточно.
— А то смотри, вдруг кончатся? На ВДНХ-то их по неебацца каким ценам продают, может, лучше сейчас купишь? — и так возле табачной палатки торможу.
— Может, в бардачке ещё есть? — тянется Любимая куда не надо бы.
— Нет-нет-нет, ничего там нету, иди, купи пачечку!

В общем, хорошо, что в табачке хоть небольшая да очередь была. Потому что когда я эти самые трусы из бардачка вытягивал, мне казалось, что я какой-то там фокусник, который всё тянет-тянет ленту, а она всё не кончается и не кончается. Типа, оказались эти трусняки какого-то и правда совершенно неебического размера, как говорится, с длинным рукавом, в смысле — чуть не до колена.
Пока я соображал, куда их деть, пока запихивал в карман, пока притрамбовывал, чтобы они оттуда не высовывались — я аж вспотел.

В общем, успел я, да, как раз успел, пока Любимая вернулась аж с двумя пачками сигарет и сунула их мне в нос «На, смотри, теперь хватит, можешь не беспокоиться!»

Короче, приехали мы на сервис, сдали машину, пошли к ВДНХ — мне бы гулять и радоваться, а я всё потею, чувствуя в кармане эти самые трусняки, иду, и всё думаю, как от них избавиться. Решил, что на ВДНХ найду где-нибудь туалет, там их и выброшу, так только фиг — все общественные туалеты как назло оказывались закрытыми. Я уже в павилионах начал спрашивать «Нет ли у Вас тут туалета?» — Любимая аж пожалела меня, мол, «чего ты вдруг дурью маяться стал, раньше никогда не ссыкался в кустах отлить, а тут вдруг туалет тебе подавай?» Ага, как же, кусты… Не-е-ет, в кустах бы я не смог сделать то, что мне хотелось.

В общем, наконец, в одном из павилионов нашёл я сортир, там аккуратно выкинул эти дурацкие трусняки и только после этого смог, наконец, вздохнуть свободно.
Вздохнул я и начал соображать — а откуда они у меня вообще в машине-то взялись?

Ну, тут особо думать нечего, вчера никого кроме Светки и Лёхи в машину я не сажал, трусы явно не Лёхины, так что надо звонить Светке. Звонить и накостылять ей по шее за такую подставу.

Ну, короче, позвонил я подружке, и вот, что выяснилось.
Трусы эти самые — это, оказывается, мои персональные трусы, — объясняет мне она.
— Как так?
Ну вот так. Каждый раз, когда мы с ней куда-нибудь собирались ехать, и, особенно, если там был вариант выпить, так эта Светка натягивала именно эти самые дурацкие трусы. Ну, типа, я ж человек женатый, все дела, так что, если она чувствовала опасность, что ей захочется ко мне поприставать, она натягивала эти дурацкие трусняки, чтобы стопудово знать, что у нас ничего не получится. Ну, в смысле, представить, что она так стягивает джинсы, а там оказываются эти самые трусняки, она просто не могла, поэтому у неё всю охоту приставать ко мне сразу отбивало даже в самом пьяном виде. Во-о-от.

А тут я возьми, да познакомь её с Лёхой. И она возьми да реши, что Лёхе надо дать обязательно. А потом возьми да вспомни про эти самые дурацкие трусняки. В общем, ситуация у неё была безвыходная: пока мы грузили барабаны, она в машине как раз успела сбросить джинсы, стащить с себя эти трусняки и джинсы снова натянуть. Ну а девать-то их там особо некуда было — она возьми да и сунь их ко мне в бардачок, короче, извини, друг, что так получилось.

В общем, отругал я тогда эту самую Светку очень крепко. Потом, конечно, простил, но всё равно, дружбе нашей как-то быстро пришёл конец. Ну, типа, она-то уже не могла расслабиться, постоянно была настороже, потому как я уже знал её секрет про трусы, да и других таких же уродских трусняков у неё просто не было.

А я постепенно охладел по другой причине. Типа, конечно, понятно, что я кремень, и мне ничего такого от неё не надо было — но тут дело принципа: почему чтобы защититься от меня, ей этих трусов всегда было достаточно, а от какого-то там Лёхи эти самые волшебные всемогущие трусы вдруг не помогли? Ну, мне это осознавать было как-то неприятно. Понятно, что мне всё равно ничего от неё не надо было — но тут ведь дело принципа.