Алмаз огранённый

— Господа, господа! — молодой корнет подозвал своих товарищей-гусар. — Я предлагаю вам одно развлечение: здесь недалеко находится салон некой гадалки мадам Ленорман. Давайте сходим к ней и судьбу испытаем.
— Полно Вам, корнет! Это всё ересь. Неужто нам, православным, стоит верить какой-то католичке-прорицательнице? — подчёркнуто-скептически бросил поручик Лунин.
— Не-не-не, Михаил, идёмте. Это должно быть интересно, — поддержал корнета прапорщик. — Я слышал, что она даже самому Буонопарту предсказала бурный взлёт и быстрое падение. Раз тут она не ошиблась, может и наши судьбы предсказать сможет.

— Входите, — на французском произнёс мягкий, но властный голос за ширмой. Первым решился корнет.
— Ваша жизнь — алмаз огранённый. Яркая жизнь. Но короток век и любовь коротка, — мадам смотрела в хрустальный шар и шептала непонятные слова. Корнету пришлось даже наклониться к ней, чтобы разобрать в её шёпоте хоть крупицы фраз. Но кроме слов об алмазе ничего корнет так и не разобрал.

Следующим вошёл поручик.
— Верёвка на шее твоей. Повешен будешь ты за голову свою светлую.
— Вы что-то путаете, мадам. Я не англичанин, а русский. У нас не вешают, а расстреливают, — усмехнулся Лунин.
— Верёвка на твоей шее православной вместо креста, — добавила Ленорман, оторвав глаза от кристально чистого шара. — Верёвка.
— Ну, спасибо вам. Пожалуй, пойду я, — встал из-за стола Лунин и позвал прапорщика, — Пал Ваныч, Ваша очередь смотреть судьбе в глаза.

— Верёвка, верёвка на шее твоей протестантской.
— Откуда вы узнали, что я лютеранин? Это они, — махнул прапорщик, — они рассказали?
— Судьба твоя давно написана, и я лишь прочитала её. Ты — каменщик, и строительство твоё не принесёт ни тебе, ни остальным счастья.
— Позвольте, но я знатного рода. Какой из меня каменщик? — возмутился прапорщик.
— Камни твои — это люди. И разбросаны они по свету будут. А тебя не будет с ними.
— Бред какой-то, — он встал и швырнул пару золотых монет на стол. — Держите, хотя вы своими сказками не заслужили и этого.

— Действительно, горе от ума, — рассмеялся корнет. — Такая слава о ней ходила, а она — обычная шарлатанка.
— Александр Сергеевич, вы оригинал! Такое развлечение нам подсунули, что даже мурашки по коже пробежали. Прям не знаю, верить или нет, — поёжился поручик.
— Неужто вы восприняли эту чушь за чистую монету, господа? — прапорщик сплюнул в сторону дома мадам. — Идёмте отсюда.
— Здесь недалеко есть кабак, перекусим быстро. Или по-французски — быстрО, ха-ха-ха!
Лишь поручику было не по себе от слов гадалки Ленорман.
— Перестаньте зубоскалить, корнет, — приструнил его Лунин.
— Скорей — скалозубить, — переправил его Александр.

***- Какие люди! Александр свет Сергеевич! — бывший поручик, а ныне уже полковник, горячо обнял давнего друга.
— Павел Иванович! Какими судьбами вы в стольном граде? — поправил статский советник съехавшие от крепких объятий очки.
— Да вот, переведён полковником… Получил благословение от самого государя!
— Иди ж ты! А я в Тифлис направлен! Секретарём при дипчасти! Только вот назначение получил. Будет время вольного много, хоть завершу свою книгу.
— И что за книга? Небось про лихую кавалерию?
— Да так, стихи… — смутился Александр Сергеевич.
— Подражаем этому поэтишке Пушкину?
— Отчего же подражая? Я с ним знаком довольно тесно. И поэт он просто замечательный, — вступился за друга новоиспечённый секретарь.
— Да ладно, ладно, шучу я. Кстати, слышали хохму? — попытался разрядить напряжение полковник. — Лунин-то в католики подался! Видать та гадалка хорошо ему в голову засела. А твоё предсказание сбылось? Что там с алмазом?
— Нет никакого алмаза пока. Может в Тифлисе найду, — усмехнулся Александр Сергеевич.
— Ну-ну. А у меня кое-что сбылось. Но говорить не могу — тайна сие есть, — и полковник подмигнул.

***
Январское утро холодным дыханием проникло под пальто.
— Проходи, проходи, — жандарм слегка толкнул Александра Сергеевича в спину. Арестованный секретарь оглянулся на этого держиморду и вошёл в еле отапливаемый коридор допросного отделения.

— Итак, вы утверждаете, что не знаете о том, что замышляли ваши друзья? — тайный советник пристально смотрел на статского советника.
— Увы, знал лишь, что они хотели изменить Россию к лучшему. Но что это будет так — против императора…
— Да-да-да, вот такая оказия. На самого царя-батюшку! — затараторил тайный и резко встал. — Мы-то знаем, что вы-то не причём. Мы-то знаем. А вот в там, — он указал указательным пальцем вверх, — сомневаются. Сейчас к поэтам подозрительно относятся. Особенно к вашему тёзке. Да ещё и ваш опус, как там? — советник попытался вспомнить, но название в голову не приходило. — Сатира на дворянство? Не слишком ли вы глубоко взяли, а?
— Позвольте, ваше сиятельство, Пётр Васильевич, что же вы такое говорите? Я же не дворян высмеивал, а дурные нравы, царящие там. Да и не закончил я её — это не окончательная редакция.
— Да я-то знаю. Кстати, мне это пасквиль рекомендовали прочитать. Я смеялся как дитя! Слёзы текли! Сильно вы, сильно, — светлейший князь Пётр Лопухин вытер уголок глаза. — Ладно, вы свободны. Обвинения в связи с декабристами с вас сняты.

***
Разжалованный полковник Павел Иванович Пестель вышел на мокрую от недавнего летнего дождя землю и посмотрел в серое питерское небо. Он уже знал, что арестованного в апреле Лунина отправили на пожизненную каторгу.
— Хитёр, каналья, — подумал Пестель. — Хитро он судьбу обманул.

Расстрельного взвода не было. Впереди стоял эшафот с уродливой буквой Г. Это была виселица.
— Ужели мы не заслужили лучшей смерти? Кажется, мы никогда не отвращали чела своего ни от пуль, ни от ядер. Можно бы было нас и расстрелять…
Это были последние слова декабриста.

***

— Пестель казнён, Лунин на каторге, а моего алмаза так и нет, — думал Александр Сергеевич, сидя в экипаже, который вёз его по булыжным мостовым Тифлиса. Рядом сидел встречавший его у поезда адъютант.
— Александр Сергеевич, я слышал, Вы поэт? — попытался первым заговорить адъютант.
— Да-да, — рассеянно произнёс статский советник.
— Сейчас в Тифлисе гостит князь Александр Чавчавадзе с дочерью Нине. У них сегодня приём и они бы с радостью приняли Вас.
— Хорошо, я подумаю, — статский советник не придал этим словам значения.

***

— Нине! Я назначен послом в Персию! — Александр влетел в дом и обнял молодую жену. — Мы через месяц выезжаем!
— Алексаша, у меня ещё одна новость: нас будет трое, — Нине улыбнулась.
— Ох, — только и произнёс новоназначенный министр-резидент. — Решено, едем! И при дипмиссии будем жить, там есть чудесный фельдшер!
— Есть и ещё одна новость! — Нине озорно глянула на мужа. — Поэма твоя вышла! Сегодня пришла книга.
«Вот они, алмазы мои огранённые! Жена моя, любовь моя! И книга моя», — эта мысль прочно засела в голову поэта.

***

— Неверные, неверные свиньи! — орала толпа за стенами посольства, пытаясь вынести добротные дубовые двери. — Смерть свиньям!!!
— Всем быть готовыми! Заряжайте пистоли! — Александр Сергеевич стоял внизу лестницы, сжимая эфес сабли. Единственной его мыслью было то, что жену — алмаз свой огранённый, он оставил в Армении и оттуда Нине добралась к отцу в Тифлис. Она должна была скоро разродиться, а находиться здесь сейчас было бы верхом безумия.
— Смерть им! — огонь факелов фанатиков-мусульман отразился на клинке посла.

***

— Нине, всё нормально, твой Алексашенька сейчас в Тегеране. Он вернётся весной, когда ты уже родишь.
— Я чувствую, что с ним произошло что-то страшное. Я это знаю, — в животе предательски кололо, словно ещё нерождённый сын предупреждал о несчастье.
— Нет, с ним всё в порядке. Успокойся, тебе нельзя волноваться в таком положении.
В животе продолжало колоть, а сердце знало, что своего Сашу она уже не увидит.

***

— Нам очень жаль, что сын российский погиб от рук наших. Примите во искупление нашей вины эти скромные дары, — персидский наследный шах Моххамад преклонил колени пред императором Николаем I. Позади шаха стояли слуги, державшие сундуки. А сам Моххамад подал на подносе желтовато-прозрачный камень. Это был алмаз, который был «куплен» кровью Александра Сергеевича Грибоедова.

Нине Чавчавадзе похоронила мужа в Тифлисе возле церкви святого Давида. На надгробии она повелела выгравировать надпись: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русских, но для чего пережила тебя любовь моя?»
Ребёнка Нине потеряла — были преждевременные роды. Во второй раз замуж она так и не вышла.

© Писдобол