Бюджетная кремация

— Вадька! Вадька! Сукин сын! Пьянь подзаборная! А ну иди домой! Аспид ты эдакий!
Нина Владимировна Семерякова-Ложкина была женщиной строгой и своенравной. Женив на себе Вадима Семёновича Ложкина, который был младше её на четырнадцать лет, она полностью подавила его волю. Любые проявления самодостаточности этого сорокалетнего, плюгавого, общительного мужичка, расценивались как предательство Родины и Тяжёлая Рука Возмездия настигала незадачливого Семёновича в рекордно короткие сроки.
Злоупотреблять алкоголем Семёныч не собирался, субботняя бутылка пива была святым делом, но и тут приоритеты менялись не по его воле. Нина Владимировна не любила людей вообще, а соседи-выпивохи доводили её до исступления. Ненависть была взаимной и с ней в доме не здоровались даже выжившие из ума пенсионеры. Да и не только люди. Любая живность, домашняя или бродячая, завидев тучную фигуру Нины Владимировны или почуяв её запах, разбегалась и пряталась.

— Вадька! Иди мусор выкинь! Последний раз предупреждаю!
Семёныч, электромонтажник с допуском до десяти тысяч вольт, не пивший крепкий алкоголь из принципа, не имевший пагубных пристрастий из соображений осторожности, поплёлся к подъезду. Мужики сочувственно покачивали головами и благодарили Создателя за то, что дал им таких кротких женщин. Женщины, сидящие на соседней лавке переглянулись и некоторые даже погрозили кулаками своим выпивохам. Только пенсионер Андрейченко, полируя старые ботинки, прокомментировал:
— Опять Нинка забаловала.
Вадим Семёнович шёл к мусорным бакам медленно и раздумывал над смыслом своей жизни. Нинка-то конечно баба склочная и тиранка страшная, но с ней опять же как у Христа за пазухой. С другой стороны, ударит й моча в голову и выкинет она меня нафиг, думал Семёныч, всё более мрачнея, и что тогда? Жизнь прожита. Денег не скоплено. Имущества не нажито. Всё змея эта под себя прибрала. На развод она не пойдёт, делится не захочет, а идти-то некуда. Ситуация у Семёныча была патовая.
Последние две недели августа были у Ложкина выходными. В отпуск они не ездили, дачным участком не владели, а путёвки в санатории Семёновичу не давали, Да он и не просил сильно. Вопрос о том, как приобрести свободу, был до сих пор острым, но на преступление Вадим Семёныч идти не хотел и боялся таких мыслей. Тем более, врать он не умел и боялся, а тут труп прятать, отпечатки, следы. Вобщем одни хлопоты. Дорабатывая на объекте перед отпуском, у него созрел план. Прийдя домой и отужинав, он, моя посуду, говорил:
— Нин, а может на речку выедем? Хотя бы на день, а? Я порыбачу, уху потом сделаю, а ты позагораешь, отдохнёшь? Поехали, а?
Нина Владимировна, курившая на балконе, недоверчиво поглядела на мужа и, выдув дым в окно, сказала:
— С какого это хера мне из города выезжать на какую-то сраную рыбалку? Комаров ещё кормить. А от солнца вообще рак кожи.
— Ну а чего в пыльном городе сидеть, а? – Вадим Семёныч старался, чтобы голос не дрогнул. – Ну под тентом посидишь, воздухом хоть подышишь.
— Ехать далеко? – передвигаться на большие расстояния Нина Владимировна не любила.
— Да тут максимум час от дома до места. Людей нет. Машин нет. Из животных только рыбы, — описывал преимущества выбранного им кемпинга Вадим Семёнович.
— Людей говоришь нет? Это свежая мысль. Ты, плюгавый, иногда даже головой думаешь, — засмеялась Нина Владимировна. – Хер с тобой. Поедем. Список я тебе напишу, чего с собой брать.
Дыхание у Семёныча сбилось и от неожиданной радости того, что план начинает работать, у него сжался желудок и помутнело в глазах. Уже через три дня, проведя накануне последнюю рекогносцировку на месте, он заправлял свой «Москвич» и грузил в него вещи. Жена его, с видом королевы, уселась на заднее сидение автомобиля и смотрела перед собой. Семья отбывала на отдых, под пристальным взглядом соседей.
Прибыв на место Семёныч установил небольшой навес с сеткой от насекомых и мини вентилятором, поставил палатку, собрал на стол и пообедав, стал снаряжать свои старые спиннинги с советскими катушками – тарахтелками. Нина Владимировна читала, попутно заправляясь холодным «Мартини», большой любительницей которого, она являлась. Семёныч наслаждаясь тишиной и проигрывая про себя все пункты своего плана, ждал следующей ступени. После полутора литров заморского вермута, ступень отошла.
— Ложкин – хуёшкин, — выпивая, Нина Владимировна становилась практически куплетисткой. – А куда до ветру ходить?
— Дык, — замялся вадим Семёныч. – В кусты, наверное.
— Ты что, клоун конченный, думаешь, я тебе, извращенцу, дам возможность дрочить на мои испражнения? Хуй тебе! Вырой яму!
Выслушивая негодования супруги, Семёныч взялся за лопату и под чутким руководством супруги вырыл довольно глубокую яму.
— Вот видишь, мудак старый, можешь ведь, когда тебя умный человек направляет, — Нина Владимировна выбралась из шезлонга и поковыляла за кусты. – Плешивый?! Будешь подглядывать, я тебя со свету сживу! Понял? Отойди куда – нибудь! От греха.
Нина Владимировна Семерякова-Ложкина приподняв полы юбки и спустив кокетливые розовые трусики, грузно опустилась на корточки, зависнув над ямой. Неудобность положения сковывала желание, но природа наконец-то взяла своё и в яму зажурчало.
Вадим Семёнович Ложкин сидел на бревне возле самой воды и ждал. Он слышал, как жена, кряхтя и матерясь, сняла трусы. Коленные суставы, щёлкнув, известили, что супруга присела над ямой. Шумный вздох. И вдруг… Короткий крик. Звуки искр. Запах мяса. Глухой стук.
Семёнч встал и подошёл к яме. На дне искрилось.
— Бюджетная кремация – поссать на высоковольтный кабель. Схавала, сука! – крикнул Семёныч, спихивая в яму расплавленные подошвы туфель.