Однажды, на пятом году холостяцкой жизни снится мне мультик:
Как-то дуясь на кольцо,
Вышел на свое крыльцо.
Натянул я тетиву тугую,
Да пустил стрелу стальную.
Занесло ее родную…
Аж на Рыночную…
Делать нечего, пошел я искать свою судьбу-индейку. Иду себе по базарчику, иду — никого не трогаю, через помойные ручьи перепрыгиваю, трясины слегой обхожу.
Слышу, кто-то тонюсеньким, как бы человеческим голосом, зовет меня: «Дяденька! Дяденька с газеты, забери меня с собой!» «Ну и дела», — думаю – «И тут признали. Наверное, на лбу написано – «журналюга». А может, невеста какая-нибудь ничейная! Огляделся, как в таких случаях полагается, — никого! Все, как бы, своими делами заняты. Кто продает, а кто — покупает. Кто принюхивается, а кто в носу ковыряет. Кто на зуб пробует, а кто по зубам. Все идет своим чередом.
Мухи по своим делам ползают, а милиция по своим ходит. Родничок из канализации весело проистекает. Лягушек в нем купается немеряно, но с короной набекрень ни одной. И никто на мой лоб не засматривается. Так чуть и не прошел мимо своего счастья. «Ну, если кому надо – еще раз позовет», — и сделал вид, что иду дальше. «Дяденька, иди на запах! На моем прилавке слаще всех воняет», — запищал неугомонный. Следуя совету, вытащил я беруши из ноздрей, их на входе выдавали, и начал принюхиваться. Только не успел. Переоценил я наивный свой организм. В нос такой букет ударил – я чуть не упал с непривычки. Вот где токсикоманам рай на земле! Эх, кабы раньше знать! Спустя пол часика, когда я акклиматизировался и начал различать цвета, гляжу — за рыбным прилавком стоит красавица аля «Руслана Писанка». Стоит и веточкой, как опахалом насекомых обмахивает. Наверное, чтобы они от жары не задохнулись сердешные, и в рыбью чешую упавши, не запачкались. Видать, заботливая. Налево махнет – из-под мышек на мясной ряд портянками несет, направо – на молочный местным одеколоном «Биохим». Аж проводку на компрессорах поразъедало. Ну да не беда. Холодильники и как витрины неплохо смотрятся. Сердечко в пятки ушло: «Вот она! — думаю – Судьбинушка моя! А где ж стрела?» «Да куда ж ты смотришь, охайник? Я ниже, с короной тут лежу!» Я опять чуть не упал. Гляжу – лежит под опахалом карась, с наперсток и жабры на меня таращит. И корона на хвост сползла. Наверное «Писанка» сквозняком смахнула. «Ты что ли звал, головастик?» — спрашиваю. «Я – золотой карась в законе! А ты млекопитающая журналюга и хам! Кланяйся, когда перед коронованной особой речь держишь!» «Еще чего? Вон — мухи больше тебя летают. Стрелу не видал в своем болоте? Нет? Так я пошел». «Дожили. А желание уже и не надо?» Мимо такой наглости ни один репортер не пройдет: «Опять дискриминация демократической прессы властными структурами. Значит, Ивану дураку – три, а мне только одно!?» «Ты не кипятись. У нас, у волшебных рыбок, все как в аптеке. На каждые сто грамм активного веса по одному желанию полагается. Так что забирай меня отсюда, и любой каприз. Сил моих уже никаких не осталось в этом свинюшнике подыхать. Только исхудал я на местных харчах. Уже месяц на реализации. Боюсь, не потяну и на одно желание. Даже твое». «Ну, — думаю — надо рискнуть зарплатой. В случае чего, сам поголодаю, а карася откормлю». «Красавица, а что за рыбка у тебя? Случаем не из Чернобыля? Уж больно говорливая», – начал я торговлю. «Не…е. Это ей в вет.лаборатории рентген делали. А вообще, это экологически чистая стерлядь. Прямые поставки из Канады, каждый день. Озеро Онтарио, знаешь? Припять оттуда проистекает». «И бумаги есть?» «Есть, конечно! Дома у хозяина. Он с ними не расстается. А кому они здесь нужны? Все равно никто не спрашивает. Ты первый. Наверное, мухоморов объелся, ботаник». Услышав про бумаги, соседские «Писанки» бросились сворачивать свои аквариумы. «Так берем рыбку, или как?» «Берем. На всю зарплату! Вот эту скользкую стерлядь с короной».
Весы показали в аккурат полтораста грамм. «Писанка» сделала оптовую скидку, и я вложился.
«Ну, давай исполняй. Хочу Нобелевскую в области литературы». «Трах-тибидох, трах-тибидох — Нобеля ему, что б я здох!» Из-под нижнего плавника с легким шипением показалась струйка ядовито-оранжевого газа, и карась в законе густо покраснел. Чисто по привычке, я тут же проверил карманы. Так и есть – сработало. Левый карман сказал: «Ква-ква». А в правом со свистом засквозила еще одна несанкционированная дырка. Результаты поражают воображение. На соседнем прилавке в банках заржали шпроты. «Пошли на другие весы. Их на этом базаре навалом», – пропищал венценосный. «А может, лучше сразу на сковородку?» — пропищал я, но потащился вглубь рынка выбирать.
Тут все набросились со своим сверхдешевым супер-мясом: «А кому говядинки? Недорого возьмешь, без штанов уйдешь! Закупи свининки, на весах ботинки!» И точно. Чего только нет на малых чашах весов. У кого носок стоит, у кого «Тампакс» лежит. Стрелки как у компаса — все шкалят на север, если шкалу мыши не сперли. «А че у Вас с весами у всех творится? Может, зараза какая?» — прицепился я наивный. «Не…е. Весы нам рынок выдает. Мы ж ему местовое платим. Нашему директору здесь все платят. Даже с соседней улицы платят. А он, как настоящий хозяин, никого не боится. Все в кубышку кладет и никому не платит. Даже городу. Да ты не боись – отвечал мясник, с видом Далай ламы, — Мы тебя культурно обдурим. Ты даже не заметишь. А… Так тебе домашнее животное надо взвесить. Ищи контрольные весы. Возле весовой подожди. Через недельку подойдет весовщица и покажет тебе «контрольку». А вообще-то, этого карася уже пол-года тут взвешивают. Взвешивают, зверюгу, и назад сдают, взвешивают и назад. На нашем рынке законы уважают. За бракованный товар деньги завсегда возвращают. А как же иначе? Только директору скажи».
Вот и открылась сермяжная правда. Вот почему над Нобелевскими лауреатами шпроты ржут. Окрыленный откровением рванул я бронированную дверь директора. Чуть руку в азарте не оторвал. Стучал недолго, с перекурами по пять минут. Открыл небольшой «шкафчик» и с любезной улыбкой уведомил, что директор безвременно отсутствует. Но есть зам. Он принимает Наполеонов, Чингачгуков, Цезарей и прочих вождей. После доклада выяснилось, что зам. только что вышел в отпуск: «Что тут поделаешь? Он каждые две минуты уходит в отпуск. Устает человек. Передать чего?»
«Передай. Привет от Нобеля!»