Двухминутка ненависти

Сколько себя помню — каждый раз, выезжая за рубежи нашей сраной Родины, одним из центральных элементов охуительного культурного шока становились не чистые улицы, не улыбающиеся на этих улицах люди, не дружелюбные полицейские, которым не нужен твой бумажник, а банальная реклама. Поскольку прилежный совок давно уже привык, что со щитов на него глядят целлюлитные бляди в шубах, по радио эти же бляди прокуренными и прососанными голосами нестройно призывают к покупке очередной ненужной мудни, а в телевизоре, ясен хуй, они же уже показывают свои кривые, но гладкие до остопизденения ходули и делятся секретом содержания их в таком кривом виде.

Выебанный в клеточку мозг совка отказывается принимать западную рекламу, сделанную не-питекантропами и не для питекантропов. Я даже молчу про наружку, вы хотя бы на вывески посмотрите! За каждой буквой — такая бездна креатива, что нашим доморощенным дизайнерам не остается ни хуя, единственный способ выжить для них при такой конкуренции — срочно начать посещать уроки рисования в подготовительной группе местного детского сада. Да что там говорить, если, приходя в номер гостиницы в три часа ночи, вместо того, чтобы упасть в кровать и уснуть, включаешь, как мудак, прибитый под потолком ящик с экраном размером с последний бестселлер Марининой, и полночи переключаешь все сто каналов, ища рекламные паузы.

Ностальгируя подобным образом, отправился я в Дом Кино на показ рекламных роликов — победителей фестиваля “Каннские Львы”. И тут-то, блять, и снизошло на меня неебическое озарение. Потому что пока я размышлял, кому в здравом уме может вдруг упасть на хуй идея пойти и за тыщщу рублей в час смотреть рекламу: в задумчивом этом состоянии я с ходу и врубился в ту самую главную прокладку — прокладку между рекламодателями и нами, потребителями, без остатка впитывающую в себя разницу в бабках, которая в Европе идет на оплату таланта, а у нас — разворовывается на месте. Наше, блять, “рекламное содружество”, закрытый элитарный клуб бездарностей, парад пидоров, коалиция мозгоебов.

Вот, к примеру, идет знатный режиссер рекламных роликов. Глаза его блестят, он подпрыгивает, потому что только что прямо в машине вмазался той хуйней, без которой уже не может работать. И всем по хую, что он не читал ни одной статьи по монтажу от Эйзенштейна до Сокурова и считает, что ВГИК — это такая зеленая муха из пиздатого диснеевского мультика. Зато он каждый день по восемь часов смотрит MTV, откуда вместе со своим волшебным порошком черпает новые идеи, от которых у зрителей начинаются приступы эпилепсии. Ему поебать на тупое быдло, которое смотрит его шедевры, хотя он твердо помнит — аудиторию, бля, надо любить. Потому что каждый десятый из этих пролетариев, избавившись от нервного тика, пойдет и купит бутылку продвинутой химии, половина цены которой уйдет обратно в эту рекламную мясорубку, складываясь потихоньку в новую иномарку, новую квартиру и отпуск на Багамах для этого подонка.

А вот летит на высоких каблучках безымянная копирайтерша. Сердце ее стучит так, что пульс становится вдвое выше IQ. Все, что на ней надето, отбрасывает в разные стороны блики от логотипов известных марок. Эти шмотки ей привозят под видом супермодных тетки в джинсовых комбезах, каждую неделю летающие чартером в Римини, где они закупают с засиженных молью складов все то гавно, которое в приличном обществе носить уже не принято два года как; но она этого не знает, и потому горда собой. Каждый день она ходит в солярий, каждую неделю — в косметический салон, а укладка прически утром занимает у нее два часа. Венчает ее оправа с простыми стеклами, которая стоит как подержанные Жигули и придает ей умный вид, хотя в очках и неудобно в обеденный перерыв сосать хуй начальника отдела.

Вот ползет, с трудом переставляя ноги, директор сетевого рекламного агентства. Его харя лоснится благополучием, позади него двое телохранителей тащат позолоченную бошевскую электрофрезу, которой он время от времени пилит бюджеты крутых брэндов. У него все заебись, и даже простатит его не беспокоит, поскольку каждый день он прилежно ебет в своем кабинете телок, взятых им за длинные ноги, подтянутые жопы и большие сиськи на должности аналитиков рынка, копирайтеров, режиссеров и четырехзначные оклады.

А вот гордо пиздует на высоченных каблуках от Гуччи еще один самовлюбленный мудак — арт-директор известной студии. У него тоже нет проблем с простатитом, но по другой причине. Поскольку он пидор, то считает себя не в пример талантливее и одареннее всех прочих присутствующих, как будто ебля в жопу автоматически прививает хороший вкус, чувство цвета, фактуры и музыкальный слух. Но не вздумайте сказать ему этого — он тут же назовет вас гомофобом, а быть гомофобом в “рекламном содружестве” — ни хуя не комильфо.

“Содружество”, тем временем, начало мерно перемешиваться в фойе, распивая шампань по две штуки деревянных за пузырь и прочими способами демонстрируя свое благополучие. “А не пошли бы они на хуй” — подумал я, ебнул коньяку и пошел в зал, вспоминая по дороге давно забытое ощущение рекламного праздника. Каннские Львы, понятное дело, не подвели, но ужасно мешала насладиться вся эта пиздобратия за спиной. Они с таким энтузиазмом хлопали в ладоши, свистели и прочим образом выражали свою охуительную сопричастность к происходящему, что я чуть не блеванул прямо там. Очень хотелось срочно съебаться за парой мешков гексогена, чтобы прямо тут и похоронить всех этих уебков числом под полтыщи, которые совместными усилиями за десять лет не создали в этой стране в области рекламы вообще ни хуя, что могло хоть как-то котироваться. Однако пришлось уйти просто так, засадить в буфете еще коньяку и скрыться в ночи — чтоб не видеть больше эти самодовольные рожи.

Да, бля, забыл сказать. Все перечисленные здесь персонажи — не выдуманы, а совпадения с реальными людьми — ни хуя не случайны. Эти люди уже вернулись на свои рабочие места, расписались в ведомостях и готовы выдать нам свежую порцию блядских тетей ась, задроченых подростков, не расстающихся с пивными бутылками, проебаных насквозь дур с гладкими ногами и блестящими волосами, ебанутых умывальников с ногами, в общем весь коктейль пиздорваных прелестей, который мы тут жрем который год, безо всякой надежды на лучшее.

Мозгоебы. Ненавижу.