До тридцати лет Олег был обычным, среднестатистическим ебланом с сероватым прошлым и туманным будущим. Все изменил легкий душевный порыв, наложившийся на стремление реализовать лозунг: «Займи и выпей!». Как будто нашептал кто.
Наш герой имел достаточно устойчивое финансовое положение и не нуждался в краткосрочном малоразмерном кредите, Однако из жадности занял денег и в связи с недостатком самодисциплины позволил себе взалкать алкогольного отдохновения. Обыденная схема действий типичного представителя позднесоветского поколения: стереотипы — подкорка — мысль — действие.
Дальше — проще. Гладкая и свободная дорога в пригороде. Резвый опелек ревет цилиндрами и воет децибелами колонок, водитель мотается на поворотах по всему салону, шины визжат. Трамплин нерегулируемого переезда. Прыжок на двадцать метров, в последний момент чуть вправо, бетонная опора слизана, забор частного дома на исходе движения слегка подмят. Недолгие объятия бракованной подушки безопасности…
— В рубашке ты родился, браток, — немолодой доктор курил в форточку, придерживая сигарету пинцетом — перчатки уже были надеты. — Узнай откуда бетон, пошлешь им благодарность… опора в момент рухнула… была бы деревянной… не лежать тебе тут, рееедко они падают, — врач в последний раз выдохнул в окно. — Давай подошьем тебя немного…
Первой жертвой стала медсестра. Она собиралась сделать Олегу очередной укол. Смена заканчивалась и молодой девушке отчаянно хотелось домой — подальше от грязных волосатых жоп, пота, ссак и сальностей больных. В уютную комнату к домашнему теплу и девичьим грезам. Эту мысль, в виде аморфного, но яркого, сверкающего звездочками облака, Олег сразу уловил. И почему-то не удивился. На облако он кинулся в образе козлобородого Пана, с гипертрофированным членом наперевес. Яркая масса затрепетала, задергалась и после первых же фрикций распалась. Мифологическое существо довольно облизнулось, пригладило бородку, грозно потрясло елдой и дымящейся змейкой вернулось в голову хозяина. Девушка несколько раз испуганно моргнула, быстро ввела лекарство и, нахмурившись, нетвердой походкой направилась в ординаторскую. Она не могла понять, что происходит. Хорошее настроение куда-то улетучилось, осталась пустота и ощущение потери.
К своему новому «Я» Олег привык довольно быстро. Пан появлялся всегда, как только в ближайшем окружении возникал человек с мыслями светлого диапазона. На негатив реакции не было. Вряд ли наслаждение Олега можно было бы назвать физическим, сексуального послевкусия не наблюдалось. Было громадное удовлетворение. Странный, ни с чем не сравнимый кайф.
Как правило, использованная мысль терялась донором и уже никогда не возобновлялась. Люди переставали любить, мечтать и т.п. Люди менялись.
Когда Олег это понял, он с довольно успешным рейдом прошел по театрам, выставкам художников, кинофестивалям. Экспериментировал с конкретными людьми, заводил знакомства с творческими личностями. Ебал их мысли и наблюдал, как незаурядная, талантливая особь превращается в бездарность.
Впрочем, в богемных кругах таких личностей оказалось гораздо меньше, чем Олег ранее полагал. Большая часть этих людей вообще не фонила. То ли дело дети. В лице детей он нашел настоящую копилку фантомов. Их облака были особенно яркими и доставляли Пану в голове Олега ни с чем не сравнимое удовольствие. За детьми было забавно наблюдать. Детские мыслеобразы были яркими, но их было немного. Как вода из небольшого родничка — вкусная, но мало. Вскоре их мысли иссякали и дети становились невзрачными существами со сходным набором простейших рефлексов. Самые крепкие из них находили отдушину, используя агрессивную сторону психики, которой Пан пренебрегал.
Наркоманов Пан с Олегом обходили стороной. Еще в больнице, после первого опыта с медсестрой Пан ошибся, сделав стойку на промедольные видения какого-то старика. Олег блевал в туалете, до тех пор, пока дед не умер. Видимо, вместе с видениями у старика ушло и что-то другое…
Чужие мысли не исчезали безвозвратно, они хранились в сознании Олега как папки и файлы, классифицированные по различным признакам. Помимо прочего, в коллекции были изюминки, тщательно выискиваемые или наоборот, случайно отловленные. Первый крик ребенка, материнская любовь, радость победителя, пароксизм любовного экстаза — все эти явления и события сопровождались мыслями, использованными Олегом. Иногда он садился в кресло, накрывался пледом, подвигал ноги к камину и, прихлебывая что-нибудь спиртосодержащее, холил и вылизывал свою коллекцию.
По прошествии некоторого времени возникло две проблемы. Во-первых, Олегу стало необходимо все большее количество доноров. Как минимум два-три новых мыслеобраза в день. Во-вторых, файлы из коллекции уже не катили, больше того, мысли, близкие к коллекционным, Пан тоже не хотел использовать. Олег стал больше путешествовать, находя свежую кровь в своих попутчиках, восхищающихся сменой пейзажей.
Развязка пришла неожиданно.
Прогулочное судно сбилось с курса в районе Огненной Земли. Возникли нелады с механикой, навигацией и связью. Системой течений Западных Ветров судно отнесло далеко от побережья, в Атлантику. Через семнадцать дней южноафриканская спасательная экспедиция, наконец, обнаружила пропавших туристов. Среди потерпевших бедствие венесуэльских чиновников, колумбийских бизнесменов, аргентинских фермеров и праздных европейских рантье оказался и российский гражданин. Все спасенные находились в депрессивном состоянии, были немногословны и озлоблены. Россиянин вызвал у спасателей наибольшую тревогу. Он сидел на палубе, держался за голову, раскачивался из стороны в сторону и кричал не переставая. Вернее изображал крик — голосовые связки были сорваны. Когда ему дали бумагу и карандаш, он рисовал только одно — кривоногий рогатый мужчина тянул свой член к подбородку в надежде отсосать сам у себя.
Пан сжег Олегу мозг.
Недавно я видел Олега. Получил от начальства задание разобраться, что за полусумасшедший бомж ночует возле центрального городского фонтана. Не могу понять, как я его узнал… Что-то неуловимое. В сорок лет он выглядел полутрупом. Всклоченные волосы, асфальтная болезнь на лице. Люди на соседних лавочках зажимали носы, когда ветер от его скамьи начинал дуть в их сторону.
Под скамейкой стояла бутылка с остатками портвейна. Июльское марево давило немилосердно. Олег, закутанный в помесь ватника и плаща, сидел не шевелясь, запрокинув голову на решетчатую спинку лавки. Вдруг он ожил и сдвинулся в сторону урны. Начал копаться в ней. Рылся довольно долго — я успел несколько раз пожалеть свой непокрытый затылок и заодно Олега. Потом вспомнил свое ближайшее окружение, да и себя… в скольких мозгах моих друзей он перебывал? Передумал его жалеть. Между тем он что-то нашел… Большой пластиковый стакан. С трудом поднялся и, подволакивая ногу, сгорбатившись, побрел к фонтану. «Неужели пить?» — мелькнула мысль. «Наврядли…» Налил фонтанной жижи и кое-как вернулся назад. Наклонился вперед, выплеснул часть воды на брусчатку. При контакте жидкости с горячей поверхностью разве что дым не пошел. Немедленно, откуда не возьмись, слетелись голуби и стали купаться. Многие, очень многие вокруг сейчас смотрели на Олега. Он наблюдал за голубями, подливал воду — блаженно и счастливо улыбался, подперев сине-красную щеку грязной ладонью…