Толстяк

Утро.

Раннее, такое, неряшливое утро. Кругом растерянность и запах спящих людей. Что я вижу? Удивление на вашем лице, дорогой читатель? Да, спящие люди имеют свой специфический запах. Особенно когда спящий человек уснул надолго. То есть навсегда. Вечным сном.

Так вот. Просыпаюсь я рядом с трупом. А что? Обыкновенное явление для человека который работает в морге. Мы, работники морга, то и дело, ходим по моргу, сонные и усталые. Смотришь койка свободная – бац и спишь. А когда просыпаешься и уже утро – совсем не до смеха, скажу вам. Но в этой ситуации все было по другому. Дело в том что проснулся я в неизвестной квартире, на твердом и жутко неудобном диване, а рядом, как я уже сказал – труп.

Я не сразу понял что человек, что лежит рядом – мертв. Я для начала выругался вопрошая у самого себя “А где это я, черт возьми?”.

Потом я начал будить рядом лежащего мужчину. Он был голый. То есть совсем голый. Без трусов. Вы представляете? Какая нелепая ситуация, было подумал я. Но нелепость сразу исчезла после того как я проверил пульс у нудиста, так сказать. Пульса не было.

Зато пульс был у меня и я очень этому обрадовался. Хотел даже крикнуть “Ура!”. Но как-то стало немного не по себе кричать “Ура!” в компании мертвого обнаженного мужчины. Был бы я женщиной – другое дело.

Что я могу сказать про тело? Оно было на редкость синее. Я честно, вам говорю, мой читатель. Никогда еще не видел тело такой небесной синевы. Я даже хотел ручкой пририсовать звезды, чтоб получилось красивое небо во время заката, но потом передумал. Мужик то голый. И мертвый плюс ко всему.
Ну руке у него были золотые часы. На часах было семь часов двадцать две минуты. “Батюшки! Мне же на работу пора!” воскликнул я вслух.

Потом воскликнул еще кто-то, но точно не я. Из соседней комнаты прозвучала на очень низких нотах, почти оперным вокалом, фраза: “Живой!”.

Кто живой?

Кухня.

В неизвестной квартире с трупной начинкой был еще один живой человек, кроме меня. Это был другой, менее голый мужчина с аристократическим телом. Его второй подбородок дергался от букв П и Б. Я даже не всегда улавливал смысл его слов, потому что наблюдать за вторым его подбородком было занятием более чем увлекательным. Я даже иногда вдруг не с того ни с сего хихикал и показывал пальцем на подбородок. Дурацкая привычка осталась с детства: тыкать пальцем. На носу у этого округлого парня были линзы в тоненькой оправе и придавали ему особую интелегентность. А глазки, словно шарики для пинг понга, то и дело носились в квадратах очков. Это поведение его глаз мне напоминало растерянного первоклассника, который впервые отвечал у доски. Меня и это забавляло.

– А потом ты упал и потерял сознание. – сказал толстяк и поправил редкие волосы на голове.

Я тоже хотел поправить свои волосы и тут вдруг! Да я же лысый! Меня побрили! Да как могли? Зачем? Это возмутительно. У меня были прекрасные густые волосы.
– Послушай, толстяк! – начал я. – если я узнаю что это ты мне сбрил мои волосы, то ты скорее всего ляжешь вон там на диване рядом с трупом. А теперь скажи мне еще раз, почему я тут нахожусь и что тут происходит? И перестань трясти подбородком!

Толстяк видно перепугался, хотя по нему было видно что он и без моих угроз боялся.
– Я говорю в третий раз. Ты это… Постучал в дверь и кинулся с кулаками. А я смотрю ты того… ну пьяный. А я только собрался Вовку съесть. Ну того… Что на диване. Ну это, только салат хотел сделать из помидор, а тут ты дверь вышиб. Ну я тебя сковородкой и огрел.
– А брить зачем? Ладно, сковородкой это понятно. Зачем брить? Шикарная шевелюра ведь была.
– Прости… Ну я это. Хотел мозги съесть на десерт. У Вовки то мозги совсем сухие.

Жирдяй растеряно посмотрел в окно и как будто даже расстроился.
– Ну пойми меня, как человека. Знал бы что тебе так нравятся твои волосы – не сбривал бы.
– Да ладно тебе уже. Чего извинятся теперь?
– Я и не извиняюсь. Все равно сожру тебя. Не сегодня, так завтра.
– А если я уйду?
– Вот так просто возьмешь и уйдешь? Ты это… Не уйдешь теперь. Съем я тебя. Вкусно ты выглядишь.
– Фигу! Видел такое? – я скрутил дулю и показал толстяку.

Толстяк обиделся видно. Взгляд направил в пол и смотрит, словно в пол был встроен телевизор по которому показывали грустное кино.

И вдруг я вспомнил опять! Мне же на работу!
– Так, послушай, толстый…
– Я не толстый! Я не толстый! Я нормальный! Это ты худой как этот… как… Ну как его?
– Как военнослужащий?
– Да! И лысый! Ха-ха. – толстый засмеялся и вокруг словно все расцвело. Птицы стали петь вокруг.
– Ну послушай, нормальный ты мой. Мне на работу надо. Если опоздаю – кто вместо меня будет ковыряться в трупах? Баба Нина – уборщица? У нее сердце слабое. Глядишь еще сопрет у какого-нибудь трупа для трансплантации.

Толстый удивился.
– А ты где работаешь? В ресторане для каннибалов?
– В морге я работаю.

Морг.

В морге было как всегда нудно. Правда толстяку тут нравилось. Там печень схватит, там палец отнимет и запивая пивом, хрустит. А мне то что? Бомжей по зиме много мрет. Пусть хрустит себе.

Потом толстяк нажрался и поблагодарив ушел к себе. Я к нему еще захаживал изредка. Смешной этот толстяк. Подбородок у него веселый. А однажды я к нему пришел и дверь он мне не открыл. Как говорят соседи – самоубийство. Не выдержал и съел свою ногу. А вообще, я с самого начала диагностировал у него неправильный обмен веществ. Не от ноги, так от ожирения бы погиб.

Иногда, когда мне скучно, я натягиваю кожу с лица толстяка на искусственный череп и трясу подбородком. Ох и смешной этот толстяк был.