«Революции не делаются в белых перчатках!»

Третье сентября. Понедельник. Сегодня третий день осени подходит к концу. Необыкновенно тёплые дни. Вечер. За высоким зарешёченным окном, где то там, чуть справа – луна. Её не видно, но она точно там. Её свет, проникая через небольшое окошко, освещает пустую стену, угол железной
кровати с коваными шишками и край дубового стола. На столе чернильница, перо и несколько чистых листов бумаги. Писать нет ни сил, ни желания. Всё что она хотела сказать, она уже сказала. И с её слов всё записал лично товарищ Мальков. Три дня бесконечных допросов. Сколько можно? Скорее бы уже…
В коридоре за дверью послышались шаги, сначала совсем тихо, затем всё громче и громче,… восемь,… двенадцать, тринадцать,… ровно двадцать два. Наконец, шаги замерли под дверью. Открылось небольшое окошко, на уровне глаз. Кто-то из коридора вглядывался в полумрак камеры. Секунду спустя в замке лязгнул ключ, и скрипнули давно не смазываемые петли, массивной металлической двери.
-Каплан, на выход! – Услышала Фанни голос коменданта. Она послушно встала с табурета, накинула на плечи старенькое пальто, и опустив взгляд в
каменный пол, проскользнула за приоткрытую дверь.

— Куда меня? Опять на допрос? – Спросила она, следуя между двумя вооруженными охранниками.
— Скоро узнаешь. – Раздался сзади недружелюбный голос коменданта Красной Крепости.
Ещё двадцать два шага по коридору, затем пять ступеней вверх по лестнице, снова коридор, уже не такой мрачный и полутёмный, а освещаемый на
всём протяжении электрическими светильниками в виде матовых сфер. Зелёная ковровая дорожка гасила звуки шагов. Первый охранник распахнул
створку высокой парадной двери, и все четверо оказались в небольшом слабоосвещенном дворике. Прямо перед выходом из здания стоял автомобиль с работающим двигателем. За рулём сидел совершенно безучастный водитель. Он даже не повернул головы, когда четыре силуэта вышли из дома. Мальков сел на переднее сидение рядом с водителем, а Фанни позади, между двух охранников. Мальков, ничего не говоря, махнул рукой, указывая направление движения, и автомобиль плавно тронулся с места.
— Так куда мы едем? – Снова поинтересовалась Каплан. Никто ей не ответил. Автомобиль свернул за угол и закружил по крепостным дворикам.
Путешествие оказалось недолгим. Через пять минут автомобиль притормозил перед невзрачным двухэтажным строением из красного кирпича.
— Выходи. – Скомандовал Мальков. Один из охранников помог Каплан выйти из машины, а другой тем временем, уже занял место перед входной дверью. Мальков подошёл вплотную к Фанни, мягко положил ей руку на плечо, и заискивающе заглянув в глаза, тихо произнёс:
— С вами хочет поговорить ОН.
Каплан вздрогнула, и подняв глаза, посмотрела на коменданта Крепости. Наконец, справившись с волнением, она спросила:
— А разве… он жив? Вождь – жив?
— Вождь – жив! – Светясь счастьем произнёс Мальков, и смахнул со щеки скупую мужскую слезу.
— Но я не могла,… не могла промахнуться. Да, я плохо вижу,… может быть. У меня тряслись руки, я волновалась… я… тем более, с такого расстояния. Почти в упор… — забормотала Фанни, но Мальков приложил указательный палец к её губам.
— Вы и не стреляли. Ваш пистолет был заряжен холостыми патронами.
-Не может быть.
— Может. Вы недооцениваете ОГПУ, моя милая. Не стоит так переживать по пустякам. Соберитесь и следуйте за мной.
Снова коридор, точь-в-точь как тот, по которому они шли несколько минут назад. Те же плафоны на стенах. Вот только ковровая дорожка не зелёная, а красная. Мальков остановился перед одной из дверей, и негромко постучался. Затем, слегка приоткрыв её, заглянул внутрь и спросил полушепотом: — Можно?
— Да. Да, конечно, товарищ. – Послышался из-за двери знакомый, слегка картавый голос. – Я уже заждался вас, батенька. Что так долго?
— Извините…. Мне не сразу доложили…. Я…
— Полно, полно, мой дорогой. Пусть войдёт.
Мальков посторонился, согнулся в полупоклоне, и указав на приоткрытую дверь, произнёс:
— Прошу вас.
— Благодарю. – Ответила Фанни и шагнула за дверь.Войдя в комнату, в первую очередь, Каплан почувствовала приятный и еле уловимый аромат гашиша. В помещении царил полумрак, пожалуй, ещё
больший, чем в её недавней темнице. Постепенно глаза привыкли к темноте, и Фанни Каплан разглядела всю комнату до мельчайших подробностей. В
общем-то, подробностей было не так уж и много. Абсолютно голые стены, сервант старинной работы, заставленный хрусталём, да тяжелые золочёные
портьеры на окнах. По центру просторной комнаты лежало несколько персидских ковров, небрежно брошенных друг на друга, и несколько парчовых
пуфиков и подушек, необыкновенно красивой и виртуозной работы. Посреди всего этого великолепия полулежал Великий Вождь Мирового Планктона. На его плечи был накинут красный китайский халат, расшитый золотыми драконами, из-под которого была видна знакомая темно-серая жилетка белая
сорочка, и синий галстук в белый горох. Рядом с Вождём дымился кальян, который, по всей видимости, и источал тот самый аромат, который
почувствовала гостья в первую минуту.
— Проходите, милая. Располагайтесь. – Пригласил Вождь и сопроводил свои слова характерным жестом.
— Благодарю. Я постою. – Ответила гостья.
— Зря вы так. Политик должен уметь проигрывать достойно. Такие как вы…
— Такие как я никогда не пойдут на поводу у своры безмозглых политиканов, жаждущих крови, наживы и насилия.
— Ну, дорогая моя, этак мы с вами далеко зайдём. – Беззлобно произнёс собеседник, но судя по тому, что при этом он усиленно начал картавить,
было видно, что он явно взволнован.
На время повисло неловкое молчание. Вождь потянулся за мундштуком, затянулся, и уголь я на кальяне, засветились зловещими и таинственными
огоньками. Каплан не отрываясь смотрела на уголья, представляя, что вот так же и жизнь её зависит от желания вождя. Или она погибнет и угаснет, превратившись в пепел, или вспыхнет таким вот ярким огнём. Наконец она перевела взгляд на Вождя. Всё это время, он внимательно изучал её лицо, а затем произнёс:
— Послушай, Фейга…
— Не называй меня так.
— А как? Хочешь, я буду называть тебя Фиалкой. Как раньше. Помнишь?
— Я ничего не помню. Слишком много воды утекло. Сегодня мы по разные стороны баррикад.
— Не лги мне. Скажи, ты это сделала из-за Наденьки? Не мешай сюда политику, Фанни. Признайся, из-за неё, ведь так?
Каплан дёрнула плечом. Упоминание о Надежде К. явно причинило ей боль. Вождь помолчал с минуту, и заговорил снова:
— Надежда — мой друг. Единственный человек в моём окружении, которому я могу доверять. Который…
— Который наградил тебя сифилисом. – Закончила фразу Каплан. – Боже, я буквально испытала эйфорию, оргазм, если хочешь, когда узнала. Иного и быть не могло. А я? Я, которая верой и 
правдой добивалась тебя? Твоей любви. Ты растоптал мои чувства, умчался с этой сучкой в Европу. И после всего – она твой верный и единственный друг! Поистине, ты лицемер Володя.
— Но не она стреляла в меня, правда?
— Она не была доведена до отчаяния, так как я. Она была рядом с тобой всё это время. Вы бок обок вели классовую борьбу…
— Прекрати! Слышишь, прекрати. – Вождь отбросил мундштук и вскочил с ковра. Он бросился к Фанни, по пути зацепив кальян полой халата. Кальян
покачнулся, и потеряв равновесие, упал на пол, расплескав по паркету тысячи красновато-жёлтых огней. Не обращая внимания на рассыпавшийся
уголь, уничтожающий дорогой паркет, Великий Вождь подошёл вплотную к Каплан и обнял её за плечи.
— Ты же знаешь, всё что я делал – это для тебя, только для тебя. Ты же сама отступилась.
— Учредительное собрание. Ты же мне обещал… я поверила тебе, Володя… — Каплан вяло попыталась отстраниться.
— Я ничего не обещал, мне было сложно бороться, ты же помнишь. Да и Наденька была против.
В приоткрывшуюся дверь просунулась голова Малькова:
— У вас всё в порядке, товарищ Великий Вождь? Я услышал шум,… ну и подумал…
— У нас всё в порядке, товарищ. Небольшие политические разногласия. Закройте пожалуйста дверь.
Дверь закрылась, и Вождь снова взглянул в лицо Фанни, которое исказилось гримасой сарказма:
— Небольшие разногласия? Вот как ты это называешь? Даже тут ты лицемеришь. «Всё для тебя». «Всё что я сделал – это тебе». А живёшь с ней! И
спишь с ней в одной постели! Отпусти меня!
Великий Вождь Планктона убрал руки с плеч Фанни, склонил подбородок на свою жилетку и прикрыл ладонями глаза. Плечи его судорожно затряслись, он отступил на пару шагов назад и присел на парчовый пуфик. Ничто так не будоражит сердце любимой, как вид плачущего рядом мужчины. Мужчины,
который одним своим словом, одним лишь жестом руки, способен отправить на смерть миллионы верящих в его идеи людей. И сердце Каплан смягчилось. Она подошла к Вождю Мирового Планктона, опустилась перед ним на колени, и коснулась своими руками его брючного ремня. Вождь откинулся на ковёр, продолжая беззвучно рыдать. Не забыв правда, приподнять свою задницу, чтобы Фанни было удобнее стащить с него брюки. Он прекратил плакать, или делать вид, что плачет, лишь в ту секунду, когда его эрегированный член не обхватили влажные и тёплые губы Фанни. После нескольких фрикций,
Каплан начала действовать рукой. Вождю нравился этот приём. Он всегда любил смену ритма, темпа и напора. Как в любви, так и в политике.
— Ты обещаешь мне учредительное собрание, милый? – Услышал он бархатный голос своей возлюбленной.
— Всё что угодно, дорогая. – Прокартавил Вождь и обильно кончил в рот Фани. Каплан сглотнула, ещё раз провела я зыком по члену Вождя, и тихо
спросила:
— Ты уйдешь от неё?
— Я сделаю все, что ты хочешь. Только скажи мне… скажи правду.
— Что ты хочешь услышать. – Спросила Каплан, вытирая батистовым платком остатки спермы с воротника своей кофточки.
— Это из-за неё? Ты стреляла в меня из-за Наденьки?
— Какое это имеет значение, Володя? Хотя… политика – это недостаточное основание для убийства. Это моё личное мнение.
Вождь приподнялся на локтях и пристально посмотрел в глаза Фанни.
— Ты действительно так думаешь?
— Я, прежде всего, женщина, Володенька. Всего лишь. И у меня свои средства для достижения результатов. Как личных, так и политических.
Вождь встал, натянул брюки, застегнул брючный ремень и поправил на плечах халат. Затем, засунув большие пальцы рук за отвороты жилетки, он
качнулся на каблуках, и высоко задрав вверх бородку, сказал:
— Думаю, что при таком отношении к делу мы не сможем прийти к общему и обоюдному решению вопроса. Революции, моя дорогая, не делаются в белых перчатках. Да-с!
И мельком взглянув на сидящую на коврах женщину, он вышел за дверь.
* * *
— Товарищ Мальков. Дорогой вы мой товарищ Мальков! Думаю, что не нужно вам говорить в какое тревожное время мы живём. Тяжёлое и неспокойное для всех нас. И то, что среди наших бывших товарищей происходит подобный разброд и шатания, это вдвойне,… втройне опасно для дела Революции. –
Произнёс Вождь скороговоркой, в конце монолога выставив левую ногу вперёд и указав рукой с открытой ладонью на коридорный светильник. Да-с!
— Да-с! – Повторил за Великим Вождём комендант Красной Крепости.
— Непримиримый, коварный враг притаился и не дремлет, готовясь ужалить нас в самое сокровенное… – Вождь взглянул на свою не застёгнутую
ширинку. — Да-с… сокровенное место. И мы должны ответить террором на террор! Вы понимаете?
Мальков закивал головой:
— Конечно,… я… я всегда готов… любой приказ партии… вы же знаете… я…
— Так выполняйте. А мне нужно работать. Очень много работы знаете ли.… Да. У всех нас очень, очень много работы.
* * *
В приоткрытую дверь просунулась голова коменданта. Он не сразу заметил Фанни, сидящую на коврах:
— Каплан, на выход!
В который уже раз за сегодня? Второй? Третий? Женщина поднялась и направилась к двери. Они прошли по красной ковровой дорожке, между двух рядов светящихся полусфер, и вышли во двор. Автомобиля перед домом уже не было, зато появилась железная бочка. Каплан успела сделать лишь несколько шагов, когда за спиной раздался приглушенный звук взводимого затвора. Барабан послушно провернулся и палец Малькова с революционной
непримиримостью нажал на спусковой крючок…
* * *
— Хоронить не велено. Велено сжечь. Всё понятно? Выполнять! – Громко скомандовал Мальков и закурил.
Двое охранников приподняли тело Фанни с брусчатки и опустили в железную бочку головой вниз. Затем облили его керосином и подожгли. Пламя на миг озарило небольшой дворик, а затем весело заплясало в жерле бочки, из которого торчали две маленькие женские ножки. Они то сгибались, то снова выпрямлялись под действием высокой температуры. Со стороны казалось, что находящийся в бочке человек, исполняет какой-то странный, ритуальный танец стоя на руках. Мальков задумчиво курил и смотрел на горящую бочку, и на двигающиеся в огне ноги. Затем смачно сплюнул на землю, и
обращаясь к охранникам, сказал:
— Ботинки надо было снять. Закоптите весь двор, черти. Да поздно уже, куда ты в огонь то?
* * *
Великий вождь писал. Писал самозабвенно и быстро. Так быстро, как только могли позволить ему его натренированные пальцы. Пока не почувствовал, как в форточку, вместе с первым холодным осенним воздухом не потянулся едкий дым с улицы. Он потянул носом, поморщился, встал из-за стола и
подошёл к окну. Дворик, хорошо просматривающийся из окна его кабинета, имел какой-то предпраздничный, рождественский вид. Блики живого огня то тут, то там, озаряли тёмные стёкла соседних домов. По стенам, по брусчатке и по водостокам плясали тени, пересекаясь в своём сказочном танце, с бликами огня. А внизу, прямо по центру двора, искрилось синеватое пламя, а вокруг него, резвились трое скоморохов, соревнуясь друг с другом;
кто из них сможет вытащить из огня горящую головню, да побольше…
Вождь прикрыл форточку, в последний раз оглядел двор и глубоко вздохнул. Затем сел за стол, и обращаясь к какому то, одному ему известному
собеседнику, задумчиво произнёс, свернув ладонь в смачную дулю:
— Хуй тебе в рот, а не Учредительное собрание, сучка!