Тихая украинская ночь. Село Черёмушки спит мёртвым сном и лишь в покосившейся баньке Кузьмича мерцает запотевшее окошко. Внутри слышится возня, — это Кузьмич, поставив кладовщицу Агафью раком, пытается всунуть ей в жопу хуй. Но, хуй кузнеца, как всем известно, толстый, и потому влезать в сраку Агафье не больно-то спешит. Да к тому же с непривычки, а может и от страха первого раза, Агафья напрягает анус, а анус кладовщицы – да будет теперь тебе известно – это второе кольцо силы. Борьба длится уже семь минут.
— Да не верти ты сракой, дура! – кричит ей Кузьмич прямо в ухо.
— Ой батюшки, ой матушки, ой святые великомученики Гавриил, Пётр и… и… – стонет Агафья, вытирая крупные капли пота с раскрасневшегося от напряжения лица.
— И Ефстафий, — заканчивает Кузьмич.
— А говорил ведь, заходи вечерком, попаримся да потрахаемся, а сам что? – воет Агафья.
— А ты что, замёрзла?! – смеётся Кузьмич, — ну на!
С этими словами он правой рукой берёт из таза берёзовый веник, отмокавший всё это время в кипятке – для мягкости – и пиздит Агафью по спине. От неожиданности та на мгновение расслабляет анус и Кузьмич — с криком «хааа» — проникает внутрь.
— Ну вот, дальше – проще, — резюмирует Кузьмич и медленно, равномерно, со знанием дела начинает двигать волосатой сракой туда-сюда. Агафья жалобно всхлипывает:
— Хоть бы сметанкой смазал, ирод!
— Ты, Агафья, сметану-то сракой на том свете откушаешь. А счас, — поднимает многозначительно палец, — счас время не то, чтобы зазря харчи переводить.
Минут через пять-десять, — уж прости меня дорогой читатель, что не засёк точнее, — они закончили и расположились кому как удобнее – Агафья на полке прилегла, а Кузьмич прямо на пол сел.
— Внучок ко мне, Митька, из столицы приехал, — отхлебнув из жбана сказал Кузьмич. У нас, говорит, сексуальная революция произошла, народу переебалось – видано-невидано! И мне, значит, старому, подсобил – брошюрку привёз.
— Ебала я такие революции, — бормочет Агафья. – Мы, вон, при царе… Да! Что греха таить, и при большевиках, и при коммунистах нормально еблись, как люди, а не то, что ты, дед, учудил! Как… как…
— Как пидорасы, – ухмыляется Кузьмич.
— Точно! – ржёт Агафья. – Как пидорасы какие, ей-богу!
— Эх… Не понимаешь ты ни хуя, Агафья… Модно это, понимаешь? Модно!
– Кстати о пидорасах! – Агафья приподнимается с полки. — Слыхал, Никитку-то, Зяблика, из тюрьмы вчера выпустили?
— Рановато что-то, ему ж червонец впаяли? – удивляется Кузьмич.
— За хорошее, значит, поведение, освобождён досрочно.
— А… Ну так за поведение его ещё в школе хвалили, парень-то спокойный, тихий…
— Ага. Дизайнером, говорит, буду. Я, говорит, тётка Агафья, на зоне семь лет трусы да лифы строчил, мастером стал куды там! Городские, говорит, фраера, за мои брэнды в очередь построются, что твои зеки за баландой… Вот, говорит, зубы только вставлю и тут же начну…
— Даровитый пацан…
— Да…
Наступает тишина. В печке сухо трещат дрова и лишь Агафья изредка томно вздыхает.
– Так, что-то мы отвлеклись! — Кузьмич хлопает себя по голой ляжке. – Шоу маст гоу он, то бишь, революция продолжается! Что у нас дальше?
Кузьмич достаёт на свет измятую брошюрку. Сверху красивыми крупными буквами выведено «Московские проститутки. 300-500 у.е.»
— Золотой дождь, гмм… — бормочет себ под нос Кузьмич. – Ложись Агафья на пол.
— Это ещё на хуя? – удивляется Агафья.
— Ложись, а я тебя обоссу – золотой дождь называется!
— Слушай, — Агафья обижается, — иди-ка ты на хуй со своей брошюрой, а я домой ухожу.
— Ладно, — тут же соглашается Кузьмич, — золотой дождь вычёркиваем. Да я и ссать-то не хотел, так, подъебал тебя, – смеётся.
— А ну дай сюда, — Агафья вырывает у него брошюрку и несколько минут с любопытством изучает её. – Кузьмич! У тебя собачий намордник есть?
Кузьмич, испуганно: «Есть…»
— А кнут от коня остался?
Кузьмич: «Ну, конь сдох-то в том году, а кнут-то… Ну висит кнут… В сарае… А зачем тебе?»
— Тащи сюда!
— Мм… — Кузьмич замотал головой, — м-может не надо?
— Тащи, блядь, «Хозяйка» я или нет?!!
Тихая украинская ночь. Село Черёмушки спит мёртвым сном и лишь продвинутый в сексе Кузьмич воет от нахлынувшего на него так внезапно множественного оргазма.