Рассказ

РЕИНКАРНАЦИЯ ПРИГОВА

Давным-давно жил на белом свете известнейший писатель Дмитрий Пригов. Он писал, его издавали, он получал за это деньги, покупал бумагу, чернила и снова писал. Больше ни на что денег не тратил, только на бумагу. Ну, жил, жил и умер. От старости. И вот утром проснулся уже мертвым, сидя на стуле в каком-то коридоре, по которому в обе стороны спешили люди с очень занятым видом. Еще несколько человек с видом глупым сидели на стульях вдоль стены коридора, как и Дима. Тут из громкоговорителя на стене властный голос говорит:
-Дмитрий Пригов, писатель, кабинет # 8, по коридору направо.
Дима направился в кабинет # 8. Постучал, входит.
-Дмитрий Пригов, известный писатель?
-Да.
-Назовите число от 0 до 9.
-Два.
-Хорошо. Подойдите к столу и найдите карточку с номером 2.
Дима пошарил в бумагах, лежащих на столе, покрытом липкими кругами от стаканов с лимонадом. Вытащил карточку с номером 2.
-Прочитайте, что там написано.
-Карточка номер два…
-Дальше, дальше, – нетерпеливо произнес краснолицый человек в нарукавниках.
-Реинкарнация, код 3,14159265.
-Вам 3-й этаж, 14-я комната. Карточку возьмите с собой.
-И что?
-Вам скажут, не задерживайте меня, я очень занят.
И человек в нарукавниках склонился над толстой учетной книгой, потеряв к Диме всякий интерес. Диме ничего не оставалось, как отправиться на 3-й этаж, в комнату 14. Там его уже ждали. Симпатичный молодой человек в дорогом костюме протянул руку для приветствия:
-А, Дмитрий Пригов, известный писатель!
Диме нечего было ответить молодому человеку. Он все еще не понимал, что происходит.
-Добро пожаловать!
-Добро пожаловать… куда?
-Как куда? Вы… Ах, да, все время забываю. Вам, наверно, все кажется очень странным?
-Ну, вообще-то да, я…
-…Вы проснулись в коридоре на стуле, затем вас вызвали в кабинет # 8, потом карточка… Добро пожаловать… как бы лучше выразиться… ну, на небеса, скажем. Вы умерли, мой дорогой, а в данный момент решается вопрос вашей реинкарнации.
-Я… Моей… чего?

Дима выпучил глаза на молодого человека, как будто тот вдруг превратился в вареного кальмара. Но человек придал своему лицу сочувственное выражение и утешительным тоном произнес:
-Да, да, все вы смертны и в этом нет ничего ужасного. Умирая, все попадают к нам. Здесь определяют количество предыдущих реинкарнаций и, если оно меньше девяти, случайным образом выбирается объект вашего воплощения в следующей жизни. Это, кстати, вы уже сделали. Назвав число от 0 до 9, вы определили свою судьбу на целую жизнь вперед. Садитесь, сейчас мы узнаем, который раз вы живете. Точнее, жили.
На ватных ногах Дима подошел к роскошному кожаному креслу и плюхнулся в него, едва дыша. Не хотелось верить, что все это с ним происходит, но он верил. И от этого было только хуже. Умер! Все. Больше никаких прогулок перед сном и все переиздания “Двадцати рассказов о Троцком” пройдут мимо него, как и гонорары. Гонорары? Деньги! Деньги в подушке усопшей бабушки! Все, все, что нажито…
Это был самый тяжелый удар. Мысль о деньгах послала Диму в нокаут.
-Дмитрий Алексеевич! Дмитрий…
Слова доносились издалека. Кто-то звал Диму, возвращая его в неправдоподобную, но от этого не менее омерзительную реальность. Как хотелось умереть! Умереть по настоящему, насовсем и никогда больше не увидеть этого до отвращения симпатичного молодого человека. Надо же! Все ВЫ смертны! А этот? Неужели он бессмертен? Какой ужас! Реинкарнация. И во что же его воплотят эти..? И который раз он живет? Вернее, жил? Что, если в девятый? Что делают с теми, кто прожил девять жизней? Они умирают насовсем и больше не воплощаются? Их ждет что-то настолько ужасное, что об этом не говорят вслух? Или наоборот, их ждет вечное блаженство, настолько блаженное, что никогда не надоест? На этот раз мысль придала Диме сил и он смог открыть глаза. Над ним нависла озабоченная физиономия симпатичного молодого человека.
-Дмитрий Алекссеевич, с вами все в порядке? Как вы себя чувствуете?
-Что теперь со мной будет? – еле слышным шепотом спросил Дима, в тайне гордясь тем, что к нему обращаются по имени-отчеству. Он ненавидел, когда его упоминали как Дмитрия Пригова, даже если к этому добавляли “известный писатель”. Это было как-то по школьному, не солидно. А вот фраза “Дмитрий Алексеевич”, даже без “известного писателя”, заставляла Диму чувствовать себя на голову выше своего отражения в зеркале.
-Ну, не стоит так волноваться.
В руке молодого человека появился стакан с водой.
-Выпейте.
Дима выпил воду, после чего смог взглянуть на ситуацию более трезвым взглядом.
-И что со мной будет? – уже ровным голосом повторил Дима.
-Сейчас узнаем, для этого мы и встретились! – молодой человек заметно повеселел. Похоже, ему не очень нравилось, когда при нем падали в обморок и теперь он радовался тому, что инцидент был исчерпан. В комнате работал кондиционер, омывая тело Димы приятными волнами прохладного воздуха, что позволило тому окончательно расслабиться. У него даже мелькнула шальная мысль положить ноги на стол, но симпатичный молодой человек мог не оценить шутку и обидеться. Тем более, вместо стильных ковбойских сапог с серебряными шпорами, которыми Дима хвастал при каждом удобном случае, на ногах у него были драные домашние тапки. Тем временем молодой человек уселся за стол, порылся в брючном кармане и извлек оттуда две истертые игральные кости.
-Ну-с, начнем. Правила просты, как любая мудрость. Сколько раз вы были за границей, Дмитрий Алексеевич?
-А при чем здесь это?
-При том, что это необходимо для точного определения количества ваших воплощений и, соответственно, смертей.
-Пять раз. А страны СНГ считаются?
-Нет. Дальше – в каком возрасте вы женились первый раз?
-Я убежденный холостяк.
-Хорошо, – молодой человек небрежно вел какие-то подсчеты на листе гербовой бумаги. – С какой цифры начинается номер вашего телефона?
-Домашний?
-Рабочий.
-С тройки.
-Так, очень хорошо. Теперь минуту подождите.
Молодой человек несколько раз бросил кости, производя вычисления в уме. Дима, затаив дыхание, следил за этими манипуляциями.
-Ну, теперь все ясно. Вы, Дмитрий Алексеевич, умерли всего в третий раз. Вам еще жить и жить.
-А в кого меня воплотят?
-Этого я не знаю. Никто из известных мне людей тоже не знает. На вашей карточке объект воплощения закодирован, начиная с четвертой цифры. Вам нужно спуститься на лифте в подвальное помещение. Там находится машина, распознающая код. Она и перенесет вашу душу из этого тела в другое. Быстро и безболезненно. О предыдущей жизни вы не будете помнить.
-Понятно. Но что случается с теми, кто прожил девять жизней?
-Это строго секретная информация. Проблемой девяти жизней занимается особый отдел на последнем этаже этого здания. Сами узнаете. Через шесть жизней. Да, хочу предупредить, хотя это не будет иметь для вас никакого значения: ваша душа может проснуться как в теле человека, который еще не родился, так и в теле того, кто давным-давно забыт историей. Думаю, это все. Остается лишь пожелать вам удачи в будущей жизни. Всего доброго.
Иосиф Виссарионович шумно вздохнул, отложил ручку, прикрыл чернильницу и потянулся за трубкой. Затем из ящика письменного стола достал пачку “Герцеговины Флор” и размял одну папиросу, вытряхивая табак в трубку. Он не признавал других сортов и всегда держал запас этих папирос в своем столе.
Сталин закурил. Перебирая исписанные грубым, уверенным почерком листы бумаги, он скользил по тексту ленивым взглядом из-под полуприкрытых век. Возможно, приятный весенний день, впервые по настоящему теплый после долгой московской зимы, был причиной сентиментально-ностальгического настроения диктатора. Ему было хорошо. Даже немного весело, что случалось в последнее время крайне редко. “Двадцать рассказов о Троцком” были написаны им всего за несколько часов послеобеденного отдыха.
Иосиф Виссарионович усмехнулся в усы:
“Жаль, Левы больше нет с нами. Он бы оценил. Что ни говори, но чувством юмора природа его не обделила.” Он вспомнил, как дико хохотал Троцкий, узнав от информатора о своей скорой смерти от руки убийцы. “Не дождутся!” – кричал он и снова хохотал.
Сталин усмехнулся еще раз. Он верил своим информаторам.
За окнами куранты пробили шесть часов. Вождь снова взглянул на свое творение и надолго задумался.
“Да, Леве бы понравилось. Но ведь его больше нет.” С этой мыслью Иосиф Виссарионович скомкал исписанные фиолетовыми чернилами листы и бросил их в корзину под столом.
На улице стоял 53 год, во всем окружающем чувствовалось приближение новой эпохи. Даже мавзолей выглядел как-то моложе, дерзко отсвечивая на солнце пятью золоченными буквами.
Сталин еще раз шумно вздохнул, выбил трубку в пепельницу и удалился, рассекая клубы табачного дыма грузным телом. Запах “Герцеговины Флор” никогда не выветривался из этого кабинета.

Сергей Ильницкий

  1. DmTu

    Еще рассказ. Совещание

    Петров пришел во вторник на совещание. Ему там вынули мозг, разложили по блюдечкам и стали есть, причмокивая и вообще выражая всяческое одобрение. Начальник Петрова, Недозайцев, предусмотрительно раздал присутствующим десертные ложечки. И началось.

    — Коллеги, — говорит Морковьева, — перед нашей организацией встала масштабная задача. Нам поступил на реализацию проект, в рамках которого нам требуется изобразить несколько красных линий. Вы готовы взвалить на себя эту задачу?

    — Конечно, — говорит Недозайцев. Он директор, и всегда готов взвалить на себя проблему, которую придется нести кому-то из коллектива. Впрочем, он тут же уточняет: — Мы же это можем?

    Начальник отдела рисования Сидоряхин торопливо кивает:

    — Да, разумеется. Вот у нас как раз сидит Петров, он наш лучший специалист в области рисования красных линий. Мы его специально пригласили на совещание, чтобы он высказал свое компетентное мнение.

    — Очень приятно, — говорит Морковьева. — Ну, меня вы все знаете. А это — Леночка, она специалист по дизайну в нашей организации.

    Леночка покрывается краской и смущенно улыбается. Она недавно закончила экономический, и к дизайну имеет такое же отношение, как утконос к проектированию дирижаблей.

    — Так вот, — говорит Морковьева. — Нам нужно нарисовать семь красных линий. Все они должны быть строго перпендикулярны, и кроме того, некоторые нужно нарисовать зеленым цветом, а еще некоторые — прозрачным. Как вы считаете, это реально?

    — Нет, — говорит Петров.

    — Давайте не будем торопиться с ответом, Петров, — говорит Сидоряхин. — Задача поставлена, и ее нужно решить. Вы же профессионал, Петров. Не давайте нам повода считать, что вы не профессионал.

    — Видите ли, — объясняет Петров, — термин «красная линия» подразумевает, что цвет линии — красный. Нарисовать красную линию зеленым цветом не то, чтобы невозможно, но очень близко к невозможному…

    — Петров, ну что значит «невозможно»? — спрашивает Сидоряхин.

    — Я просто обрисовываю ситуацию. Возможно, есть люди, страдающие дальтонизмом, для которых действительно не будет иметь значения цвет линии, но я не уверен, что целевая аудитория вашего проекта состоит исключительно из таких людей.

    — То есть, в принципе, это возможно, мы правильно вас понимаем, Петров? — спрашивает Морковьева.

    Петров осознает, что переборщил с образностью.

    — Скажем проще, — говорит он. — Линию, как таковую, можно нарисовать совершенно любым цветом. Но чтобы получилась красная линия, следует использовать только красный цвет.

    — Петров, вы нас не путайте, пожалуйста. Только что вы говорили, что это возможно.

    Петров молча проклинает свою болтливость.

    — Нет, вы неправильно меня поняли. Я хотел лишь сказать, что в некоторых, крайне редких ситуациях, цвет линии не будет иметь значения, но даже и тогда — линия все равно не будет красной. Понимаете, она красной не будет! Она будет зеленой. А вам нужна красная.

    Наступает непродолжительное молчание, в котором отчетливо слышится тихое напряженное гудение синапсов.

    — А что если, — осененный идеей, произносит Недозайцев, — нарисовать их синим цветом?

    — Все равно не получится, — качает головой Петров. — Если нарисовать синим — получатся синие линии.

    Опять молчание. На этот раз его прерывает сам Петров.

    — И я еще не понял… Что вы имели в виду, когда говорили о линиях прозрачного цвета?

    Морковьева смотрит на него снисходительно, как добрая учительница на отстающего ученика.

    — Ну, как вам объяснить?.. Петров, вы разве не знаете, что такое «прозрачный»?

    — Знаю.

    — И что такое «красная линия», надеюсь, вам тоже не надо объяснять?

    — Нет, не надо.

    — Ну вот. Вы нарисуйте нам красные линии прозрачным цветом.

    Петров на секунду замирает, обдумывая ситуацию.

    — И как должен выглядеть результат, будьте добры, опишите пожалуйста? Как вы себе это представляете?

    — Ну-у-у, Петро-о-ов! — говорит Сидоряхин. — Ну давайте не будем… У нас что, детский сад? Кто здесь специалист по красным линиям, Морковьева или вы?

    — Я просто пытаюсь прояснить для себя детали задания…

    — Ну, а что тут непонятного-то?.. — встревает в разговор Недозайцев. — Вы же знаете, что такое красная линия?

    — Да, но…

    — И что такое «прозрачный», вам тоже ясно?

    — Разумеется, но…

    — Так что вам объяснять-то? Петров, ну давайте не будем опускаться до непродуктивных споров. Задача поставлена, задача ясная и четкая. Если у вас есть конкретные вопросы, так задавайте.

    — Вы же профессионал, — добавляет Сидоряхин.

    — Ладно, — сдается Петров. — Бог с ним, с цветом. Но у вас там еще что-то с перпендикулярностью?..

    — Да, — с готовностью подтверждает Морковьева. — Семь линий, все строго перпендикулярны.

    — Перпендикулярны чему? — уточняет Петров.

    Морковьева начинает просматривать свои бумаги.

    — Э-э-э, — говорит она наконец. — Ну, как бы… Всему. Между собой. Ну, или как там… Я не знаю. Я думала, это вы знаете, какие бывают перпендикулярные линии, — наконец находится она.

    — Да конечно знает, — взмахивает руками Сидоряхин. — Профессионалы мы тут, или не профессионалы?..

    — Перпендикулярны могут быть две линии, — терпеливо объясняет Петров. — Все семь одновременно не могут быть перпендикулярными по отношению друг к другу. Это геометрия, 6 класс.

    Морковьева встряхивает головой, отгоняя замаячивший призрак давно забытого школьного образования. Недозайцев хлопает ладонью по столу:

    — Петров, давайте без вот этого: «6 класс, 6 класс». Давайте будем взаимно вежливы. Не будем делать намеков и скатываться до оскорблений. Давайте поддерживать конструктивный диалог. Здесь же не идиоты собрались.

    — Я тоже так считаю, — говорит Сидоряхин.

    Петров придвигает к себе листок бумаги.

    — Хорошо, — говорит он. — Давайте, я вам нарисую. Вот линия. Так?

    Морковьева утвердительно кивает головой.

    — Рисуем другую… — говорит Петров. — Она перпендикулярна первой?

    — Ну-у…

    — Да, она перпендикулярна.

    — Ну вот видите! — радостно восклицает Морковьева.

    — Подождите, это еще не все. Теперь рисуем третью… Она перпендикулярна первой линии?..

    Вдумчивое молчание. Не дождавшись ответа, Петров отвечает сам:

    — Да, первой линии она перпендикулярна. Но со второй линией она не пересекается. Со второй линией они параллельны.

    Наступает тишина. Потом Морковьева встает со своего места и, обогнув стол, заходит Петрову с тыла, заглядывая ему через плечо.

    — Ну… — неуверенно произносит она. — Наверное, да.

    — Вот в этом и дело, — говорит Петров, стремясь закрепить достигнутый успех. — Пока линий две, они могут быть перпендикулярны. Как только их становится больше…

    — А можно мне ручку? — просит Морковьева.

    Петров отдает ручку. Морковьева осторожно проводит несколько неуверенных линий.

    — А если так?..

    Петров вздыхает.

    — Это называется треугольник. Нет, это не перпендикулярные линии. К тому же их три, а не семь.

    Морковьева поджимает губы.

    — А почему они синие? — вдруг спрашивает Недозайцев.

    — Да, кстати, — поддерживает Сидоряхин. — Сам хотел спросить.

    Петров несколько раз моргает, разглядывая рисунок.

    — У меня ручка синяя, — наконец говорит он. — Я же просто чтобы продемонстрировать…

    — Ну, так может, в этом и дело? — нетерпеливо перебивает его Недозайцев тоном человека, который только что разобрался в сложной концепции и спешит поделиться ею с окружающими, пока мысль не потеряна. — У вас линии синие. Вы нарисуйте красные, и давайте посмотрим, что получится.

    — Получится то же самое, — уверенно говорит Петров.

    — Ну, как то же самое? — говорит Недозайцев. — Как вы можете быть уверены, если вы даже не попробовали? Вы нарисуйте красные, и посмотрим.

    — У меня нет красной ручки с собой, — признается Петров. — Но я могу совершенно…

    — А что же вы не подготовились, — укоризненно говорит Сидоряхин. — Знали же, что будет собрание…

    — Я абсолютно точно могу вам сказать, — в отчаянии говорит Петров, — что красным цветом получится точно то же самое.

    — Вы же сами нам в прошлый раз говорили, — парирует Сидоряхин, — что рисовать красные линии нужно красным цветом. Вот, я записал себе даже. А сами рисуете их синей ручкой. Это что, красные линии по-вашему?

    — Кстати, да, — замечает Недозайцев. — Я же еще спрашивал вас про синий цвет. Что вы мне ответили?

    Петрова внезапно спасает Леночка, с интересом изучающая его рисунок со своего места.

    — Мне кажется, я понимаю, — говорит она. — Вы же сейчас не о цвете говорите, да? Это у вас про вот эту, как вы ее называете? Перпер-чего-то-там?

    — Перпендикулярность линий, да, — благодарно отзывается Петров. — Она с цветом линий никак не связана.

    — Все, вы меня запутали окончательно, — говорит Недозайцев, переводя взгляд с одного участника собрания на другого. — Так у нас с чем проблемы? С цветом или с перпендикулярностью?

    Морковьева издает растерянные звуки и качает головой. Она тоже запуталась.

    — И с тем, и с другим, — тихо говорит Петров.

    — Я ничего не могу понять, — говорит Недозайцев, разглядывая свои сцепленные в замок пальцы. — Вот есть задача. Нужно всего-то семь красных линий. Я понимаю, их было бы двадцать!.. Но тут-то всего семь. Задача простая. Наши заказчики хотят семь перпендикулярных линий. Верно?

    Морковьева кивает.

    — И Сидоряхин вот тоже не видит проблемы, — говорит Недозайцев. — Я прав, Сидоряхин?.. Ну вот. Так что нам мешает выполнить задачу?

    — Геометрия, — со вздохом говорит Петров.

    — Ну, вы просто не обращайте на нее внимания, вот и все! — произносит Морковьева.

    Петров молчит, собираясь с мыслями. В его мозгу рождаются одна за другой красочные метафоры, которые позволили бы донести до окружающих сюрреализм происходящего, но как назло, все они, облекаясь в слова, начинаются неизменно словом «Блять!», совершенно неуместным в рамках деловой беседы.

    Устав ждать ответа, Недозайцев произносит:

    — Петров, вы ответьте просто — вы можете сделать или вы не можете? Я понимаю, что вы узкий специалист и не видите общей картины. Но это же несложно — нарисовать какие-то семь линий? Обсуждаем уже два часа какую-то ерунду, никак не можем прийти к решению.

    — Да, — говорит Сидоряхин. — Вы вот только критикуете и говорите: «Невозможно! Невозможно!» Вы предложите нам свое решение проблемы! А то критиковать и дурак может, простите за выражение. Вы же профессионал!

    Петров устало изрекает:

    — Хорошо. Давайте я нарисую вам две гарантированно перпендикулярные красные линии, а остальные — прозрачным цветом. Они будут прозрачны, и их не будет видно, но я их нарисую. Вас это устроит?

    — Нас это устроит? — оборачивается Морковьева к Леночке. — Да, нас устроит.

    — Только еще хотя бы пару — зеленым цветом, — добавляет Леночка. — И еще у меня такой вопрос, можно?

    — Да, — мертвым голосом разрешает Петров.

    — Можно одну линию изобразить в виде котенка?

    Петров молчит несколько секунд, а потом переспрашивает:

    — Что?

    — Ну, в виде котенка. Котеночка. Нашим пользователям нравятся зверюшки. Было бы очень здорово…

    — Нет, — говорит Петров.

    — А почему?

    — Нет, я конечно могу нарисовать вам кота. Я не художник, но могу попытаться. Только это будет уже не линия. Это будет кот. Линия и кот — разные вещи.

    — Котенок, — уточняет Морковьева. — Не кот, а котенок, такой маленький, симпатичный. Коты, они…

    — Да все равно, — качает головой Петров.

    — Совсем никак, да?.. — разочарованно спрашивает Леночка.

    — Петров, вы хоть дослушали бы до конца, — раздраженно говорит Недозайцев. — Не дослушали, а уже говорите «Нет».

    — Я понял мысль, — не поднимая взгляда от стола, говорит Петров. — Нарисовать линию в виде котенка невозможно.

    — Ну и не надо тогда, — разрешает Леночка. — А птичку тоже не получится?

    Петров молча поднимает на нее взгляд и Леночка все понимает.

    — Ну и не надо тогда, — снова повторяет она.

    Недозайцев хлопает ладонью по столу.

    — Так на чем мы остановились? Что мы делаем?

    — Семь красных линий, — говорит Морковьева. — Две красным цветом, и две зеленым, и остальные прозрачным. Да? Я же правильно поняла?

    — Да, — подтверждает Сидоряхин прежде, чем Петров успевает открыть рот.

    Недозайцев удовлетворенно кивает.

    — Вот и отлично… Ну, тогда все, коллеги?.. Расходимся?.. Еще вопросы есть?..

    — Ой, — вспоминает Леночка. — У нас еще есть красный воздушный шарик! Скажите, вы можете его надуть?

    — Да, кстати, — говорит Морковьева. — Давайте это тоже сразу обсудим, чтобы два раза не собираться.

    — Петров, — поворачивается Недозайцев к Петрову. — Мы это можем?

    — А какое отношение ко мне имеет шарик? — удивленно спрашивает Петров.

    — Он красный, — поясняет Леночка.

    Петров тупо молчит, подрагивая кончиками пальцев.

    — Петров, — нервно переспрашивает Недозайцев. — Так вы это можете или не можете? Простой же вопрос.

    — Ну, — осторожно говорит Петров, — в принципе, я конечно могу, но…

    — Хорошо, — кивает Недозайцев. — Съездите к ним, надуйте. Командировочные, если потребуется, выпишем.

    — Завтра можно? — спрашивает Морковьева.

    — Конечно, — отвечает Недозайцев. — Я думаю, проблем не будет… Ну, теперь у нас все?.. Отлично. Продуктивно поработали… Всем спасибо и до свидания!

    Петров несколько раз моргает, чтобы вернуться в объективную реальность, потом встает и медленно бредет к выходу. У самого выхода Леночка догоняет его.

    — А можно еще вас попросить? — краснея, говорит Леночка. — Вы когда шарик будете надувать… Вы можете надуть его в форме котенка?..

    Петров вздыхает.

    — Я все могу, — говорит он. — Я могу абсолютно все. Я профессионал.

Добавить комментарий