“-Водки не обещаю, но погуляем хорошо! — сказал полякам Иван Сусанин”.
Опять-таки, по просьбам общественности, мрачная повесть.
“Как мы с брытьями-поляками в поход ходили”.
… а дело было в Саянах. Шли мы вчетвером, я, Юльча, Леха и отмороженный Костик. Шли в полную автономку, на месяц где-то.
Доехали до Иркутска, а дальше — еще 600 км стопа, кривого такого. Стоп шел средне (а вы видели хорошо идущий стоп, когда машины ходят с периодичностью “две в сутки”?), было дождливо и пасмурно, но тут на горизонте сорганизовался грузовик.
Леха, непринужденно размахивая топором (а мы завтракать собирались, дрова он рубил, ага), полюбопытствовал, не подвезет ли нас доброжелательный водитель грузовика. Доброжелательный водитель оказался монголом, поэтому из приветственной речи Лехи не понял ни черта, но вяло махнул рукой в сторону кузова.
За борт полетел первый рюкзак, лехин, 39 кг. Из-за борта раздался сдавленный звук. Из серии “Гыть” из анекдота про “Коля, лови топор!”.
Мы смутились.
Но грузиться как-то надо было — так что следом полетели оставшиеся три рюкзака и мы с Юлькой.
В углу сидели две испуганные фигуры, накрытые брезентом. Костик откинул брезент и сказал: “Здорово!”
Фигуры шепотом посовещались.
“Траствуйте!…” — застенчиво прошелестело в углу.
“Как звать-то?” — общительно спросил Леха, поигрывая в руке топором.
Совещание было куда более длительным.
“Ярек!” — “Дарек!” наконец услышали мы.
Мрачно укутываясь в анорак, я сказала “Ага. Лелек и Болек!”.
Так и обрели мы наших “братьев-поляков”.
Грузовичок шкандыбался по ухабам, коммуникативно настроенный Леха разговаривал с поляками.
Выснились следующие вещи.
Ярек знает русский язык хорошо, а Дарек — почти не знает.
Однако он по работе ездил в Нефтеюганск пару раз и после этого научился емко выражать свои мысли десятком очень метко вставленных в разговор матерных слов.
Ярек океанолог. Он всю жизнь мечтал увидеть океан. Поэтому он взял большой отпуск и поехал в Сибирь. Оказывается, он думал что “Вот тут Сибирь, Сибирь, Сибирь — а потом ОКЕАН”. Совместными усилиями удалось убедить Ярека, что до океана он дойдет в следующем отпуске. И что неплохо бы доехать до Владивостока. А это — еще 3.5 дня.
Дарек — менеджер. Он бы ни за что не пустился в эту авантюру с Сибирью, но от него ушла “Женщина”. Почему? Сказала, что слишком скучный. Он решил эту проблему решить именно таким путем.
Карта у них распечатана из интернета. 20-километровка, ага.
На карте гуманное лехино сердце не выдержало. Он мрачно сказал:
“Подберем сиротинушек?” Сиротинушек подобрали.
Тем временем пошел дождь. На какой-то развилке водитель нас высадил, мы поставили лагерь.
Близилось время ужина. Мы с Юльчей, разогнав мужскую часть нашей компании за дровами, стали обшаривать рюкзаки на предмет продуктов, из которых можно было бы изобразить суп. К нам подошел Дарек и дал килограмм колбасы.
Вареной.
Сказать, что мы офигели — это ничего не сказать. Вы часто ходили в многодневные походы с вареной колбасой? Вот и мне отчего-то не случалось. За колбасой последовал сыр. Дарек гордо сказал: “Наша часть!”
Юльча, выйдя из ступора, осторожно спросила: “А у вас еще что-нибудь есть?”
“Есть!” — радостно сказал Дарек. И достал газовую горелку.
Мы с Юльчей впали в состояние близкое к трансу. Ладно, колбаса. Колбасу вполне можно осознать, понять и простить.
Но часто ли вы ходили в тайгу с газовой горелкой?
“-ЗАЧЕМ?!” — сдавленно полюбопытствовала Юльча.
Подошедший Ярек смущенно объяснил, что в той книжке, которую он читал про Сибирь, было написано, что в Сибири очень тяжело с дровами.
“Ага, еще бы не тяжело!” — радостно заметил Леха. “Сибирская степь.
Временами переходящая в тундру!”
Суп был съеден, колбаса сжевана в качестве деликатеса.
За вечерним чаем, поляки, разомлев, вступили в исторический спор с Лехой. Это была вообще-то большая стратегическая ошибка.
У пламенного Лехи был тогда период “Православие. Самодержавие.
Народность”, и ничтоже сумняшеся, стал он им толкать идеи о том, что Польше в составе России было бы значительно лучше и приятнее.
Дарек от возмущения вспомнил русский. Ярек миролюбиво говорил про европейскую интеграцию. Леха говорил, что единственный вид интеграции, который он признает — “Наши танки будут в Праге”. Дарек кидался собирать рюкзак и кричал, что он не может оставаться здесь более ни минуты. Ярек говорил про Польшу от моря до моря. Костик, которому все исторические споры были принципиально пофиг, на идее о Польше от моря до моря оживился и непринужденно пообещал устроить кому-нибудь маршрут вроде “Тропою Ивана Сусанина.”
В общем, международная встреча проходила себе вполне на высшем уровне.
Мы с Юльчей ушли спать. Ближе к пяти утра от костра раздавалось умиротворяющее Лехино бормотание, перемежаемое беспорядочными выкриками Дарека. Далее все стихло. Я выползла покурить — Ярек с Лехой чокались чаем “За единение братских народов”. Поинтересовалась, где Дарек:
“Обиделся, расплакался и убежал в поля” — меланхолично сказал Леха.
Вторая неделя похода. Каждое утро жизнерадостный Ярек будит нас невнятными звуками, похожими на кряканье. Звуки издает странное сооружение, которое в ближайшем рассмотрении оказывается гудком. На старых велосипедах такие стояли.
“-Ярек, что это за будильник для извращенцев?” — потягиваясь, спрашивает Леха.
“-Льеша, ты не понимаешь. Мы приехали в Иркутск и пришли в супермаркет без крыши (вестимо, городской рынок). Там попросили какое-нибудь средство от медведя. Нам говорили, что в Сибири очень много медведей ага. Бегают. По тундре). Они долго говорили, потом прибежал какой-то мальчик и продал нам эту штуку. Сказал на нее давить при приближении медведя (а вам, а вам представилась эта трагическая картина? На Ярека идет медведь, а он бесстрашно идет на него и дудит, дудит, дудит… в велосипедную дуделку)
— Ярек, а за сколько вам ее продали?
— За триста долларов.
Умеют заработать в городе Иркутске.
Четвертый день идет дождь. Дождь нудный, выматывающий, когда промокает все — и в рюкзаке каша, и костер горит как-то притушенно, и на тебе нету ну НИ ОДНОГО сухого места. Идем по таежной тропе. Впрочем, тропа — это сильно сказано. Во-первых, впереди идет Леха, который топором срубает особо выдающиеся ветки. Во-вторых, ощущение, что ты идешь по болоту. Или в болоте.
Замыкающим идет позитивный Ярек.
Кстати, любимой присказкой у него было произнесенное с непередаваемой интонацией: ”Это прэкрасно!!!“
Позитивный Ярек как какой-то дикий подвида народного поэта, более известного под именем ”акын“ завывает:
”Я иду по Сибири!!! Сибирь — это прэкрасно!!! Я иду по настоящей тропе в тайге! О! Тайга!!! Тайга — это прэкрасно!!! Сверху льет дождь. Тайга в Сибири, под дождем — это прЭкрасно! На мне тяжелый рюкзак (еще бы не тяжелый! У них изначально рюкзаки были по 10 кг, потому что они продуктов на неделю взяли. Мы с Юльчей им по быстрому раскладкой довели рюкзаки до 25)- и это прЭкрасно!!! Со мной — мои русские друзья — и это прЭкрасно!!!“
Русская подруга Юльча разворачивается и мрачно и емко объясняет Яреку, что конкретно она ему сделает, если он сейчас же не заткнется. Вообще -Юльча девушка интеллигентная в высшей степени. Но нервная. Курсовую на втором курсе писала по табуированной лексике.
Ярек, помолчав минутку, полушепотом и с сомнением: ”Русские девушки —
это… это прэкрасно!!!“
Лезем на гору. Ярек кричит Дареку:
”Дарек! Посмотри! Посмотри какая красота!!! Посмотри, как прекрасно!
Дарек, Дарек, правда, тебе хорошо?! Хорошо тебе, Дарек?!“
Дарек, висящий над нелециприятного вида обрывом, лаконично, но очень громко:
”Мне 3,14-дец!“
Ярек, сверху, задумчиво (мы ему как раз накануне объясняли, что это слово может иметь два эмоциональных настроя):
”Дарек, ты негативно говоришь или радостно?“
Дарек, срывается наконец, пролетает несколько метров, Леха ловит его за рюкзак:
”В обеих, козел!“ — звучит над саянскими горами…
Пришли, встали, переоделись в сух… в менее мокрое, развели костер.
Леха, скрипя сердцем, достает стратегические запасы спирта. Разбавляем, мы пьем трижды по сто, и начинаем готовить ужин. Полякам дают по 150, но один раз.
Через десять минут Ярек раздевается догола и начинает с песнями и плясками купаться в ближайшей речке. Дарек раскраснелся, застенчиво и как обычно емко начинает признаваться мне в любви. Немедленно посылается и идет признаваться в любви Юльче. Посланный и оттуда, идет признаваться в любви к Костику.
Костик наливает ему еще полтинник. Через минуту Дарек присоединяется к радостно поющему Яреку.
Выволакиваем их из горной речки, одеваем.
Над вечерней тайгой вольно плывет народная польская песня.
Через пару минут воодушевленный Дарек начинает петь гимн советского союза, а потом признается в любви к Лехе.
… а с утра они объели всю окрестную клюкву.
Сушня-яяяк!
Клянусь, похмелье длилось дней пять у обоих, ”Дааа…. русская водка — это прэкрасно!!!“ — говорил Ярек, припадая к очередному клюквенному кустику.
Пришел тягостный момент расставания. Дарек опаздывал на свою менеджерскую работу (как выяснилось, он таки на нее опоздал и с работы его выгнали). Мы снабдили их картой, указали направление и сказали:
”Ребята, вы идете 25 километров ПРЯМО. Четко прямо. И выходите в бурятский поселок, оттуда машина должна быть. Прямо. 25 километров. Вот, я вам на карте нарисовал. Вы поняли?“
”Поняли!“ — сказали наши поляки.
Как мы потом узнали от бурятов: ”Вышли тут ваши… Неделю по той долине гуляли. Заблудились. Говорят, что “Почти встретили медведя, но Ярек его отогнал”.
Вот такие вот “Приключения братьев-поляков в Сибири”.
Теперь они пишут нам трогательные письма, Дарек ищет себе русскую невесту, а Ярек собирается во Владивосток этим летом.
Смотреть на океан =)