Людей, которые работают “живой рекламой” на улице, часто называют “гамбургером”. В этой роли я дебютировала всего один раз. Но воспоминание осталось яркое. И вот почему.
Я училась тогда на втором курсе. Жила в общежитии вместе со своим мужем-музыкантом. Буквально накануне Нового Года мы поссорились, и он ушел. Представляете мое состояние, да? Через пару дней Новый, черт бы его побрал, Год. Любимый мужчина скрылся. Денег нет совсем. То есть тотальное невезение и крах.
Сижу в депрессии, реву. И тут кто-то из знакомых приносит оторванный в холле общежития листок. Объявление: требуются молодые люди, с артистическими способностями, желающие подработать.
Звоню. Говорят: подъезжайте. Еду на другой конец Москвы, холод зверский. Креплюсь, напоминая себе о своих артистических способностях. Пудрю еще раз покрасневший нос, и толкаю стеклянную дверь маленького ресторанчика серии фаст-фуд.
Меня проводят в кабинет к приветливому толстому директору. Его огромная бордовая физиономия ясно намекает на цирроз печени.
Тут выясняется, для чего нужны мое лицедейство. (Кстати, я и студенческий с собой взяла на всякий случай, где черным по белому напечатано: актерский факультет).
“Мы, – говорит, – только недавно открыли наше заведение. И желаем, чтобы оно всячески было заполнено посетителями, и их детьми и знакомыми. И через это успешное обстоятельство мы тогда на следующий год сможем открыть еще целую сеть наших ресторанов. А ты, – говорит, – милая девочка, – примерь вот это. Это костюм симпатичного цыпленка √ он у нас на логотипе, и вообще символ. Ты в нем должна будешь перед дверьми нашего ”Ку-Ка-Ре-Ку“ прогуливаться, и раздавать прохожим листочки с зазывными надписями. Таким образом получается, что ты будешь нашей ”живой рекламой“.
Это так торжественно прозвучало, что я неожиданно и смущенно согласилась. Договорились на три дня работы, за сто рублей в день. (Что касается денег: это было года четыре назад, и тогда эти деньги были относительно приличны).
Я радостно поскакала домой, думая, что вот ведь удача, по крайней мере, к Новому Году подзаработаю.
Следующий день стал для меня настоящей проверкой на вшивость.
Во-первых, накануне впопыхах я не разглядела свой костюм. Наряд же представлял собой, натурально, цыпленка-гидроцефала пронзительного лимонно-оранжевого раскраса. Местами потертый, он напоминал мне о череде предыдущих страдальцев или страдалиц, заключенных по нужде в эту малопривлекательную броню.
К тому же, внутри он пах какой-то сырой плесенью и еще черт знает чем. Но больше всего меня добила даже не огромная съемная голова с клювом и гребешком, сделанная на манер мотошлема с прорезью, а поролоновые брюшко и гузка.
Она, эта гузка, стала моим проклятьем. Представьте, что вы идете, и волочите за собой что-то типа хвоста, а он еще и все время подрагивает на ходу. Ощущение непередаваемое. Когда я ехала вечером в метро домой, мне все продолжало казаться, что сзади трясется ненавистная гузка.
Когда я напялила этот цыплячий прикид – лучше б мне было не подходить к зеркалу. Гребешок, клюв, крылышки, а в особенности брюшко и гузка украсят хоть кого. М-да. Внизу торчали две не особо стройные (чего уж там) ножонки в серых колготках.
Увидевшие меня продавщицы нервно и жалостливо захихикали.
Я собралась с остатком сил, вспомнила про обещанную зарплату, вздохнула, и вышла за пределы теплого кафе на морозный заснеженный проспект.
Тут-то и выяснилось самое главное открытие моей жизни: даже нормальные с виду мужики извращенцы. Клянусь гузкой.
Стоило мне шагнуть на тротуар, как рядом с визгом притормозила машина. Приличный молодой человек на новенькой Ауди хотел со мной познакомиться. При этом он радостно скалил зубы в ожидании, что я немедленно приму его предложение.
Это было только начало. Дальше, что называется, понеслась.
”Работать“ получалось плохо. Не знаю, имела ли бы я больший успех, прогуливаясь по улице в одном поясе для чулок.Хотя моя персона и вызывала ажиотаж, но не по причине выдающихся качеств буржуйского общепита. Мужчины словно всю жизнь мечтали трахнуть обледеневшего цыпленка с еле угадываемой половой принадлежностью. А на рекламных листочках меня просили оставить свой телефон.
. Люди же другого пола обходили меня с равнодушным любопытством и злорадными репликами о застуженных придатках.
Моя пытка кончилась где-то в восемь часов. Я переоделась в ”гражданское”, съела, давясь, предложенные мне доброй официанткой куриные крылышки, и отправилась требовать денег, сказав, что завтра, извините, не приду.
Хозяин посмотрел на меня укоризненно, вздохнул и выдал денюжку.
Когда я вышла в своем пальто на улицу, ни один мужик не глянул в мою сторону. Без поролоновой гузки я никого не интересовала.