Про любовь

— Здрасти.

— А?

— Здрасти, говорю! – Она сидела на приподъездной лавочке.

— Вы мне?

— Садитесь, — она постучала рядом с собой. Закурила. Протянула ему зажигалку, — берите!

— Что? – Он неуверенно подошел.

— Вы остановились, чтобы прикурить?

— Нет, я не курю. Это вы меня подозвали… я просто шел…

— Просто шли? А что это вы вот сейчас делали?

— Когда?

— Сейчас, с какими то тюками шли, оборачивались все, нервничали, а теперь встали тут передо мной пнем и уже без тюков…

— Это я от трупа избавлялся, — сказал, присев на край лавочки, он.

— От трупа? – Она сделала большие глаза, подыгрывая ему.

— Ага. На помойку отнес. А то уже подванивать начал. Расчленил перед этим, естественно, все как у людей.

— Где расчленяли то?

— Ну как, в ванной, — он толком не понимал, что происходит, но отдышаться и успокоиться ему явно не мешало.

— И зачем же вы мне это рассказываете?

— А вы мне все равно, не поверите, да плюс алиби. Посижу тут, а бабули подтвердят, что, мол, этого мы видели, он тут не причем, никого не убивал…

— Да, бабуль здесь много. Они голубей сидят тут кормят. Вот видите, голуби вокруг нас собираются? Это все из-за бабуль, которые тут по утрам сидят, раскармливают их.

— Да что вы говорите?..

— Да, а что их кормить то? У них же кишка прямая…

Он повернулся в ее сторону и начал разглядывать. Это была очень миловидная девушка. Прям красавица, подумал он. Только сильно накрашена, но уже вечер, возможно она куда то собиралась.

— А я вас видел уже! – Сказал он.

— Да? Мы живем рядом. Я тоже вас знаю, вы бизнесмен или кто-то такой, у вас еще тайота белая…

— Соседи, значит-с…

Теперь, она разглядывала его. В летах, но очень даже, думалось ей.

— Вы не женаты, так ведь? Один живете?

— От меня ушла жена три года назад… Послушайте, а вы то тут, что сидите? Расспрашиваете тут меня…

— Да вы мне сами все выкладываете, я очень хороший психолог! Я покурить вышла, на свежем воздухе. Но так же вот скушна просто курить. А так поболтаем, а? Расскажите мне про вашу жену. Не голубей же раскармливать, в самом то деле!

— Хм… моя жена? Понимаете, — вдруг, не ожидая сам, произнес он, — она была ужасно не хозяйственная! Ну не жена, а бой-баба, какая то. Все ей не сиделось на месте! Вы, вот тут правильно заметили, я бизнесмен, рабочий день не нормирован… Хотелось бы, тепла и уюта побольше домашнего… Котлет, черт их подери…

— Как вы правы, — перебила она его, — сейчас такие женщины пошли не хозяйственные! Женщины стали забывать, что они женщины! Карьера, какая то вечно… вот я, например, не такая!..

— Да уж, конечно, — ухмыльнулся он.

— Ну вот как мне вам доказать то?…

— Вы такая красивая, эмоциональная, совсем не похожи на катлетчицу!

— А вот знаете, я лук репчатый в плите храню! Внизу выдвижная штучка такая! – Она показала руками, как та выдвигается. – Все там сковороды держут, а я лук! И знаете зачем? Да затем, что он там прорастает, от тепла конфорочного! А я его, ить, и на подоконник в баночку! Я пельмени сама леплю! И никаких там кнор-гавнор, магги- говнаги! Из натуральных продуктов все, да!

Он расхохотался.

— Верю, верю! Ну знаете, это тоже ни куда не годиться, вы еще молодая, вам духовно надо развиваться, а не пище-промышленно!

— А я и развиваюсь, одно другому не мешает, что однобокая, что ли думаете, готовить умеет, ума не надо?..

— Ну вы прям золото какое то!

— Золото, чем не золото, хотя я, конечно, серебро больше люблю…

Она задумалась.

— А что же еще вы любите?

— Я? – Она посмотрела на него, возвращаясь из своих мыслей. – Я? – Тут она ожила вся и аж развернулась к нему вполоборота. – Я люблю осень и весну. Маринованный чеснок, большие бумажные пакеты с веревочными ручками, такие в бутиках дают, знаете. Я люблю играть в шахматы и слушать, как хрипит виниловая пластинка, а еще рычаще-мурлыкающий звук от наборочного круга, на старых телефонах и теплый ветер, как от фена, что развивает волосы, а в метро люблю садиться на самое крайнее сидение…

Теперь он смотрел на нее не отрываясь.

— А, ты, что любишь, ты? – Спросила она.

— Я старый больной человек…я не могу так сказать как ты…

— По настоящему, а?

— Я, — более увереннее, начал он, — я люблю смотреть старые фильмы ужасов… и чеснок, вот как ты так хорошо вспомнила. Люблю смотреть на высотный дом, когда за него заходят облака и кажется, как будто дом на тебя падает. Люблю читать за едой. Люблю лимон из крепкого чая, который горчит на языке. Люблю, когда не понятно от куда светит яркое солнце, а небо темно-синего цвета. Люблю представлять, что участвую в гонках, не гнать со всей дури, а комментировать ситуацию, когда еду по шоссе с утра на работу…

Теперь они улыбаются. Они уже все поняли. Они уже знают, что все у них будет хорошо.

Она смеется и откидывается на спинку.

— А знаешь, а поначалу я хотела тебя убить…

Он смеется в ответ и берет ее за руку. Она не убирает ее.

— Правда, правда, чего ты? Заманить тебя в квартиру хотела, а там у меня сообщник, ждет нас, мы тебя давно караулим. Он бы тебе, как дал по башке, связали бы тебя и деньги стали бы вымогать, банковские счета, там…

— И мучили бы меня! Иголки под ногти, да?

— Ну да! Я бы самолично тебя истязала, да только не иголки под ногти, детский сад, право слово, а спицы вязальные в колено, думаешь первый раз что ли?

— И зачем ты мне это рассказываешь?

— А ты все равно мне не поверишь…

— У тебя руки совсем холодные.

— Ну давай посидим еще, — попросила она.

И сидели. Долго сидели. Болтали. Стемнело совсем.

— Слушай, что ж это мы, — первым опомнился он, — заморозил я тебя совсем, сколько часов сидим уже… Слушай. А поехали в ресторан, там конечно не домашняя кухня твоя… но в хороший, давай?

— Может лучше к тебе? – Предложила она.

— Ну давай!

— Погоди, я только домой забегу… — И она скрылась в подъезде.

Она не стала подниматься по ступенькам к лифту. Подъезд не проглядывался. Она откинула крышку сотового и когда соединили, четко произнесла:

— Отбой! Все отменяется, слышишь, отбой!

Потом она еще постояла какое то время и вышла. Она взяла его за руку и ткнулась носом ему в куртку. Он приобнял ее и они побрели куда то.

Было совсем тихо. Возможно из-за такой холодной весны, как выдалась в этот раз, зимы, даже можно еще было сказать. И на улицах никого. Разве что, тщетно скреблись и вставали на задние лапы, чтобы добраться до мусорного контейнера, бездомные псины, учуявшие много сырого мяса.