Я люблю танцевать

Я люблю танцевать. Дочь говорит, что мы будем ходить на дискотеки вместе: мол, ей возраст уже позволяет, а мне еще позволяет. Я смеюсь, киваю головой, а сама вспоминаю свою глупую и счастливую юность с репетициями, выступлениями, танцами на столе и даже на музыкальной колонке… Вдвоем… рок-н-ролл… колонка метр на метр… весело…

Были друзья, были кавалеры, были психи.
Один домогался меня несколько лет, несмотря на то, что я бросила танцы, вышла замуж и родила дочь. Он мог возникнуть из небытия и, позвонив, снова и снова уговаривать увидеться. Хоть на час, хоть на пять минут. Я отказывалась.

Когда мы с мужем расстались, он появился вновь. У него были деньги, квартиры, машины и, как завершающий пик благополучия, два телохранителя. Когда в очередной раз я отказалась приехать к нему в гости, он сказал, что я пожалею о своем решении. Пожалею о годах, что он на меня потратил.

Ко мне должны были придти, поэтому я не посмотрела в глазок и распахнула дверь. На пороге стояли его охранники. Когда я отступила вглубь квартиры, один из них достал нож.

Мы танцевали в варьете. Мы рисковали, развлекая не только пенсионеров в Домах культуры, но и пьяных бандитов в ресторанах, поэтому наше руководство «обезопасило» нас, проведя начальный курс занятий айкидо. И обучив владению ножом или пистолетом. Второй разряд по стрельбе, а ножи я и тогда предпочитала кухонные, кромсая овощи в салат. Когда у меня перед носом стали размахивать ножом, я только защищалась, чувствуя, как то тут, то там по руке проскальзывает лезвие, надрезая кожу и царапая кости. Но вид собственной крови привел меня в бешенство, и я пошла вперед. Слишком самоуверенно и открыто, потому что у молодости есть существенный недостаток: думать, что с тобой — именно с тобой никогда ничего не случится. Когда лезвии вошло в мой бок, я успела отпрыгнуть в сторону, не понимая, что произошло. Как так? Ведь это я. Это мой живот. А в нем почему-то дырка, из которой льется кровь. Зарычав, я прыгнула на замершего передо мной парня, выворачивая ему руку. Он почти не сопротивлялся, и нож в его же руке вывел на груди кривую красную линию. Второй охранник вышел из ступора, в который его ввел вид моей раны, и подхватив первого, выскочил из моей квартиры.

Я доплелась до кухни и подумала, как хорошо, что сегодня дочь осталась у бабушки. В холодильнике нашлась бутылка водки, и я долго и витиевато материлась, поливая свой живот холодной водярой. Телефонный шнур был обрезан, а идти к соседям в двенадцать часов ночи, чтобы вызывать «Скорую», мне было стыдно.

Решение пришло само собой. В моей аптечке, помимо но-шпы, новокаина и аспирина, давно валялись заброшенные инструменты: одноразовые шприцы с неизвестной датой хранения, скальпели, хирургические гнутые иглы и нитки в специальных ампулах. Еще с тех времен, когда я подрабатывала со своей знакомой, купируя хвосты и уши маленьким щенкам. Сейчас они и пригодились.

Я обколола бок новокаином, и чуть ли не зажмурившись, воткнула иглу в бок. Больно не было. Я осмелела и проткнула второе отверстие, с другой стороны раны. Теперь нитка болталась неким мостиком, а я вспомнила, что не худо было бы проверить, как глубоко меня ткнули. Аккуратно ввела иголку от шприца, достала — около четырех сантиметров. Фигня. Раз еще не сдохла, значит, у Смерти я сегодня не в планах. Заштопав свою рану в два стежка, я залила всё перекисью водорода и бухнулась спать.

Спала почти сутки, а к вечеру позвонил псих, чтобы сказать, что его мальчики плохо поняли приказ и перестарались. Он предлагал мне выбор между их головами и их яйцами на подносе, но меня просто мутило от его голоса. И я попросила от него подарок, зная, что именно сейчас он мне ни в чем не откажет. Он согласился, и я потребовала никогда и ни при каких обстоятельствах мне больше не звонить. Помолчав немного, он поклялся, что больше меня не побеспокоит.

Но я всё равно тряслась от каждого нежданного звонка по телефону и в дверь еще долгих полтора года, пока до меня не дошло известие о его смерти. Тогда я вздохнула свободно. Прошло много лет. Я люблю танцевать, но почти не танцую.
А при виде ножа в чужих руках на расстоянии метра, даже если это кухонный нож в руке знакомого мне человека на моей же кухне, сердце начинает отчаянно биться, а во рту появляется привкус крови…