Кажется, это и есть тот самый дом. Да, действительно, — вот и цифры «111» на углу. Как он там говорил? — нужно стать прямо под номером и скосить глаза на башенные часы напротив. Присмотреться краем правого глаза. Вот эта ратуша с часами. Ну, скосил, и что?.. Так и окосеть можно+ Если еще разок попробовать. Ох, ты, — вот же он, вход! Как Митя и говорил — слева от «Антиквариата». И вывеска та — «Лавка»
Я смотрел на выцветшую вывеску и ощущал робость. Впервые за много лет. Странно это как-то — лавка, которую не каждый увидеть может. Мистика какая-то.
Вход был почти напротив. То, что это именно «лавка» — не вызывало сомнений. Язык не поворачивался назвать ее магазином или, что еще хуже — салоном. Лавка, только так ее и можно было называть. Вход, один раз зафиксированный взглядом, больше не исчезал. Я закурил. Может уйти, пока не поздно? Впрочем, я знал, что никуда не уйду. Митя, отъявленный нумизмат, говорил, что в этой лавке есть монеты, за которые любой коллекционер душу продаст. Я не увлекаюсь монетами, но любопытство заставило меня прийти сюда и, как дурак, пялиться на башню ратуши в поисках невидимого обычным взглядом входа. И я нашел его. Не уходить же теперь просто так?.. Я спрятал окурок в урну, решительно перешел на другую сторону улицы и толкнул тяжелую деревянную дверь.
Колокольчик над ухом приветливо поздоровался со мной. Я не ответил. Во все глаза я смотрел на стены лавки, увешанные холодным оружием. Почему — оружием? — Митя говорил о монетах. Это я увлекаюсь оружием. И именно холодным.
— Доброго дня! — раздалось справа.
Я повернул голову. Первое, что бросалось в глаза при взгляде на старика, было пенсне. Вы когда-нибудь видели пенсне? Не в кино, в жизни? Я — нет. В остальном же внешность его была обычной: остатки волос седыми пучками на висках, клетчатая рубашка под кожаной жилеткой и джинсы над тапочками — диссонансом к пенсне.
— Я могу быть полезен? — спросил старик.
— Почему здесь оружие? — глупо спросил я. — Должны же быть монеты
— Почему же монеты, — улыбнулся глазами старик, — если вы любите оружие?
— Но Митя говорил о монетах — боже, что я несу! Откуда ему знать Митю? — друг мой, он был у вас недавно, — зачем-то пояснил я.
— Так его звали Митя? Приятный молодой человек. Купил у меня одну монету. Но ведь он — нумизмат, а вы увлекаетесь холодным оружием. Разве нет?
— Да, конечно, но…
— Дело в том, что это — Лавка, — подняв руки вверх, словно в молитве, торжественно произнес старик. — Здесь каждому настоящему знатоку есть, что приобрести.
Почему-то я поверил. Вся атмосфера Лавки способствовала этому. И пенсне старика, и оружие вместо монет, и даже запах — запах многовековой невозможности — все говорило мне: не стоит ничему удивляться. Я шагнул вперед, оглядывая стены. Мой взгляд зацепился за герзейский кинжал. Руки сами потянулись к нему. Любителю холодного оружия держать в руках египетский клинок, которому более пяти тысяч лет+ это невозможно описать, это, это как ощутить на своей руке тень фараона. То, что это — не подделка, я был уверен.
— Нравится? — спросил старик. — Покупайте.
— Сколько? — хрипло спросил я.
— Так же, как и все вокруг, — старик развел руками, проводя взглядом по стенам, — каждый предмет стоит одно желание.
— Простите, — я, в самом деле, ничего не понял, — как это: «одно желание»?
— Ну, у вас ведь есть желания? — принялся объяснять старик, — желание быть любимым или богатым, к примеру; желание увидеть мир или встречаться с друзьями; желание жить. Я принимаю в оплату любые желания. Главное, чтобы они соответствовали предметам, которые хотят приобрести.
— И что, если я отдам желание быть любимым, то меня никто не полюбит? — скованно улыбнулся я.
— Нет, не обязательно. Могут и полюбить, но вы перестанете желать этого. Понимаете разницу? — увеличенные линзами глаза были абсолютно серьезны.
И тут я вспомнил, что обычно хлебосольный Митя не знал, как избавиться от меня при последней встрече. Он и о Лавке рассказал только для того, чтобы я ушел побыстрее. Мне стало холодно!
— А какого желания стоит этот кинжал? — спросил я.
— Это — редкая вещь — замялся старик, испытующе глядя на меня, — пожалуй, подошло бы желание видеть родителей.
В моем сердце боролись две силы. Требующая удовлетворения страсть коллекционера схватилась с чувством нормального человеческого родства.
Я никак не мог повесить кинжал на стену, промахиваясь мимо крепления. Руки дрожали.
— Впрочем, — задумчиво произнес старик, явно удивленный моим выбором, — для первой встречи возможно исключение — три желания поменьше вместо одного большого.
Я шел домой, прижимая под курткой к груди древний герзейский кинжал. Я ликовал. Ну, не хочу быть богатым, не хочу увидеть Париж, не хочу дожить до ста лет — так что с того? Кто сказал, что если бы я это хотел, то обязательно бы получил?
Остановившись на светофоре, я тихо рассмеялся. Кажется, я просто надул старика. У меня ведь много разных желаний, позволяющих ощущать радость жизни и видеть в ней смысл, но в Лавку я больше — ни ногой! Никогда! Ни за что! Хотя… Возможно, Нет, нет. Впрочем, один раз, Но нет. Или, Посмотрим…