Ругайтесь красиво

«Москва, улица Садовая, дом 25, Корнееву Алексею Игнатьичу.

Милый брат мой, Алексей Игнатьевич, дошли до нас слухи, что Вы собираетесь усадьбу нашу родовую почтить своим визитом, да не одни, а с девицею, о коей молва нехорошая ходит. Дескать, девица та погрязла во грехе блядском, да сожительствует с Вами незаконно, бросая тень на наш род.
Батюшка гневаться изволит, мрачен ходит пятый дён, и приказал нашему дворнику Степану стрелять в Вас солью, ежели вы прибудете в сопровождении сей девицы. Матушка тоже сердится, но всё больше молчит. А третьего дня ходила к бабке Агриппине, что в Заречье живёт, да та ей присоветовала заговорами Вас излечивать, от бесовского искушения. Матушка жабу вчера в ступе крошила, да шептала при этом слова страшные, к одной истине сводящиеся: чтоб хуй у Вас бородавками покрывался, да струпьями отвратительными, каждый раз, как только Вы изволите приблизиться к девице сей, с целью овладеть ею на простынях льняных, что матушка по каталогу «Отто» заказывала.
Считаю своим долгом предупредить Вас о происходящем, а уж там воля Ваша, братец.
Кланяюсь Вам низко, брат ваш младший Андрей Игнатьевич.

13 число июля месяца сего года.»«Рязанская губерния, станица Чернобаево, барину Корнееву Андрею Игнатьевичу»

Дорогой брат мой, Андрей Игнатьевич. Получил я Ваше письмо, и был вельми опечален мыслями Вашими, в сием письме изложенными. Негоже так о брате единоутробном думать, тем паче, что молоды Вы ещё своё суждение иметь.
Давно ли усадьба моя перестала гостеприимством славиться? Совсем, я смотрю, без твердой руки владыки вольностью злоупотреблять стали!
Скажи матушке нашей: напрасны страдания ея. Вылетел птенец её из гнезда по взрослости своей, и теперича сам решать волен судьбу свою.
А ты тоже в стороне не стой: не вели брата старшего — владыку московского, клеветой чернить да за можай загонять, не дай узам родственным загнить в тоске разлучной, ибо по возможности своей всегда в дом отчий еду, надышаться родиной, да за столом хлебосольным с родными посидеть.
И мать уйми, не в себе она, скажи: пусть о хорошем думает, да не изводит себя мыслями крамольными.
Это моё последнее слово, барин. За сим откланиваюсь с уважением, брат твой Алексей Игнатьевич.
20 число июля месяца сего года»

«Москва, улица Садовая, дом 25, Корнееву Алексею Игнатьичу.

Доброго здравия позвольте пожелать Вам, братец, во первых строках моего к Вам письма.
Послание Ваше зачитано мною вслух было, при батюшке, при матушке нашей, и при дворнике Степане.
Ещё пуще отец наш разгневался, затрещину мне отвесил внушительную, обозвал «распиздяем и доносчиком», и пообещал высечь меня в воскресенье. Потом с матушкой совет держал, при закрытых дверях. Да я всё равно кое-что да услышал.
Во смятение и гнев вводит дивчина сея батюшку нашего, Игната Алексеича.
Сам слыхал, как хозяин наш изволил обещать, что мол пизды получите всем аулом, ежели приедете с проблядью этой.
Один, говорит – пусть приезжает. А с развратной куртизанкой – никогда!
Слова батюшкины передаю в точности, как сам слышал.
Прошу Вас в последний раз – одумайтесь, барин, не гневите отца и матушку нашу. Ну, зачем Вам с собой в такую даль ещё девицу незнакомую тащить?
На соседнем хуторе чудесные девицы есть, сам видел. Чернявые, озорные, ягодицы ядрёные, в три обхвата! У барыни ихней французик один есть, языку заморскому барыню обучает, так он в свободное время забесплатно обучил тамошних девиц искусству любви французской. Так что девицы наши хуй сосут не хуже ваших барышень московских, брат.
Оставьте свою любезную Лизавету Андреевну в московских апартаментах – так ладно будет.
Кланяюсь трижды, и передаю поклон от дворника Степана.
Брат ваш, Андрей Корнеев.
23 число июля месяца сего года»

«Рязанская губерния, станица Чернобаево, барину Корнееву Андрею Игнатьевичу»

Ан вон оно как, вольнодумством грешить стал староста наш!!! Так передай яму разлюбезному, что изгонять бесов приеду из няго зельем огненным, да папиросами заморскими выжигать гнев и скорбь из мыслей яго. И привезу ему диковину одну, интерес вызывающую: печатное издание подпольное, на страницах коего запечатлены красотки нагие, вводящие во соблазн. Думаю, батюшке любопытно взглянуть будет.
А письмо Ваше, барин молодой, было зачтено при личности любви жизни всей моей, Лизавете Андреевне. И мы все в возмущении да в неприятии грозном. «Развратных куртизанок», как выразится изволил Папенька, возле сердца моего никогда держано не было.
А пизды поставить для меня на раздачу идея совсем не добрая со стороны Батюшки. Передай, милый братец, что на хую я вертел папенькины мысли да убеждения, приеду с девицей своей раскрасавицей.
Да Степану-дворнику намекни учтиво, что отпижжен он будет ногами в голову да по рёбрам, ежели хотя бы взгляд свой холопский поднять на меня осмелится. Мы с Лизаветой терпеть подобного обращения не станем.
А ягодицы чернявых девиц ваших местных ты, братец, для себя прибереги, ибо у любви моей место мягкое – как у ангела небесного. А ляшки с попаю белые, ровные, да кожа шелковистая и чистая, как слюна ребёнка новорожденного. А ты, брат, на возжелание моё отдаёшь девиц ваших местных, как же так? Видимо-предвидимо, не безосновательно мною мысли многократно высказаны о том, что с мужиками деревенскими страсть имеешь, дорогой, в шоколадную пещеру колоться да припевать при этом смачно. Иначе понял бы цели папенькины, да мысли своя для себя самого же, пидорастень-то ты этакий.
На этом откланяюсь с мнением прежним сохранённым своим, да с приветом.
Брат Ваш единоутробный, Алексей Игнатьевич.
30 число июля месяца сего года.

«Москва, улица Садовая, дом 25, Корнееву Алексею Игнатьичу.»

Доброго дня желаю Вам, брат мой Алексей, да сразу к делу перейду, ежели вы возражений принципиальных не имеете.
Это ж какая выдра вам навыла, что я к пидорским утехам склонен? Клевета это всё, брат мой любезный, а за клевету принято пизды давать по ебалу Вашему, не принимая во внимание узы родственные!
А не напомнить ли Вам, барчук, как в последний свой визит вы басурманского вина , вискарём наречённым, накушаться изволили, да отъебали в конюшне лучшего папенькиного жеребца? А потом устроили вечерний променад вдоль нашей усадьбы, в одном женском исподнем, прикрыв развратными кружевами срамной хуй Ваш, да под баян частушки непотребные пели?
А наутро мы с матушкой, к своему стыду и огорчению ниибическому, отыскали Вас, братец, в трактире «Три голубых пидораса», где Вы, позвольте мне Вам напомнить, проиграли в карты папенькиного жеребца, дворника Степана, и свою жопу!
Так что не Вам, сударь, позволено стыдить меня, и взывать к моей кротости!
Единожды кланяюсь Вам в пояс, брат ваш Андрей.
3 число августа месяца сего года.»

«Рязанская губерния, станица Чернобаево, барину Корнееву Андрею Игнатьевичу»

Здравствую, брат мой родимый, сука двуличная, коя родилась на свет, чтобы опозорить древний род Корнеевых, и лично меня!
Возражений из-за принципа иметь нету смысла мне, любезный братец. Ответ держать в руках своих вы будете от меня последний.
Выдра не воет, ежели Animal Planets удовольствия смотреть вы не имели. Воют лишь волки позорные, да псы пяленые. За желание пизды мне развесить поплатишься, братец, шкуркой да зубами собственными, паскуда грешная.
О одном лишь сожаление имею, что не проиграл в тот раз в карты твою жопу прыщавую, хотя стыдно было бы столь убогое изобретение Божье на кон выставлять.
Жеребец тот, Вами упомянутый, присутствовал при зачатии твоем, брат, ибо у папеньки тогда уже сил в одиночку маменьку окучивать как следует не хватало. Так что, теоретически предположив, можно с утверждением заявить, что счастье я имел ебать истинного папашу твоего, брат. А про частушки непотребные напоминать сам устыдился бы – на баяне-то на том сам и играл в угаре туманном после совокупления в отверстие жопное со дворником, Степан который. Так что ответ кажется мне Ваш, братец, весьма слабоват, да и не к месту.
Отвечать мне смысла не имеет, ибо карета моя драгоценная со мной и Лизаветой Андреевной отбывает через пятнадцать минут божьего времени. Ожидайте на огонёк, до простыни серые простирните.
До ног кланяюсь, брат Ваш старший, Андрей.
8 число августа месяца сего года»