Совесть как ошейник

Интеллигент — это образованный человек с совестью.

Теперь, когда это определение у меня есть, я наконец-то понимаю настоящую причину моей нелюбви к этим людям. Эта причина заключается в банальном конфликте интересов. Интеллигенты пытаются набросить свою уздечку — совесть — на всех людей, с которыми общаются. А это доставляет мне вполне реальные неудобства.

Чтобы объяснить по какой причине я считаю совесть ошейником, мне нужно показать механизм её формирования.

Рождается ребёнок, как известно, бессовестным. И до какого-то юного возраста растёт, не зная чувства вины. Ну а родители, стремясь управлять своим отпрыском, это чувство вины ребёнку старательно прививают.

Делается прививка совести довольно просто. Допустим, ребёнок погрыз ножку у обеденного стола, и стол стал выглядеть обшарпаным. Как родители поступят с ребёнком? Просто молча поставят в угол?

Скорее всего, нет. Родители начнут ребёнка “стыдить”. И будут мучать его нотациями и нравоучениями, пока ребёнок не поймёт, что он поступил нехорошо, и грызть ножки у столов — недостойное занятие для порядочного ребёнка.

Родителям провинившегося ребёнка, по большому счёту, наплевать и на раненый стол, и на оправдания ребёнка. Главная их задача — чтобы ребёнок почувствовал себя виноватым. Тогда у родителей появляется надежда, что следующий раз ребёнок воздержится от очередного гнусного поступка, так как испугается угрызений совести.

Так вот. Если достаточно активно стыдить и виноватить детей, они становятся вполне управляемыми. Ну а тот орган, через который осуществляется управление, принято называть “совестью”.

Казалось бы — что здесь страшного? Что же плохого в том, чтобы всем нам прививают совесть?

Дело в том, что совестливым человеком несложно управлять. Манипулятор произносит одну из следующих фраз:

“Василий, ты нам очень нужен. Поработай ещё два часа”.
“Василий, у меня нет денег на лекарства. Одолжи мне триста рублей”.
“Василий, Гиви попал в беду. Надо помочь его матери”.

И Василий, как послушная марионетка, работает, даёт деньги или бросает все свои дела и идёт помогать незнакомым людям.

Совесть отнимает свободу. Человек с совестью не является свободным, так как не может делать того, что хочет. Каждый его поступок должен быть предварительно одобрен маленьким судьёй в мозгу. И на очень многие поступки этот самый судья кладёт своё жёсткое вето. Происходит это примерно так.

У Василия появляется возможность осуществить мечту своей жизни. Его приглашают на крупный завод — реализовать в металле изобретение, над которым Василий работал последние двадцать лет. Однако для осуществления этой своей мечты Василию придётся переехать в Новосибирск, оставив в Екатеринбурге кафедру гальваноплаcтики. А совесть подсказывает Василию, что нельзя оставлять кафедру, которая без него неминуемо загнётся. И Василий принимает решение наступить на горло собственной песне и продолжать “нести свой крест”.

Проще говоря, совесть можно сравнить с прожорливой гирей, привязанной к ноге человека, которая мешает ему жить и сосёт из него жизненные соки.

Вернёмся теперь к моему исследованию интеллигентов. Помните выражение Луначарского: “Интеллигент — это тот, у кого за плечами три университета. Первый закончил его дед, второй — отец, а третий — он сам”? Так вот. Теперь понятно, почему интеллигент должен формироваться на протяжении нескольких поколений. Совесть — вот то качество, которому нельзя обучить взрослого. Совесть можно впитать только вместе с отцовскими нравоучениями. Ну а образование — это не более чем дополнение к совести, которое позволяет интеллигенту умело вести проповеди.

Перейдём к практической части. Чем опасен для нас интеллигент-проповедник?

В первую очередь тем, что он может повлиять на наши решения. “Маша, собралась в Турцию? А ты подумала, что станет с ребятами за время твоего отсутствия? У тебя есть совесть?”. “Коля, хочешь расширить свой бизнес? А как тебе кусок мяса полезет в горло, когда в Сомали негры голодают?”. “Инга, надела короткую юбку? А ведь тётя Лиза умерла всего восемь месяцев назад! У тебя такая короткая память?”.

Подобного рода манипуляции настолько распространены, что каждый из нас может легко продолжить этот список. Кстати, ставлю три против одного, Вы возмутитесь — какое право я имею ставить знак равенства между манипуляторами и интеллигентами? Есть ведь люди и необразованные, и бессовестные, которые всячески пытаются использовать других в своих гнусных целях?

Дело в том, господа, что только интеллигенты совершенно искренни, когда говорят о совести. И в этом-то и заключается их опасность для общества. Одно дело, когда к нашей совести взывает краснорожий от обжорства чиновник с липкими волосатыми руками. И совсем другое дело, когда к нашей совести взывает академик бессребреник с седой окладистой бородой и горящими глазами. Разный, совсем разный эффект будет у этих призывов.

Было бы большой ошибкой полагать, что интеллигенты — это забитые жизнью подленькие твари, которые заботятся о своих личных интересах, прикрываясь высокими словами. На самом деле, это совсем не так. Не станет настоящий интеллигент набивать себе карманы ворованной мелочью, даже если и будет полностью уверен, что его не поймают. Увы, когда интеллигент говорит про совесть, он в большинстве случаев говорит то, что думает.

Скажу больше. Именно интеллигенты, в широком смысле этого слова, и являются “совестью нации”. Когда какая-нибудь гипотетическая неграмотная фасовщица стыдит и поучает свою внучку, она ничего не выдумывает сама. Фасовщица пользуется готовыми стыдилками, которые заготовили для неё Достоевский, Гоголь и Гумилёв.

“Анечка, как тебе не стыдно бить Петю совочком! Он же меньше тебя!” — повторяет фасовщица внучке чужие слова, и в девочку потихоньку вливается яд совести.

Как можно вылечить эту болезнь?

Лекарство довольно простое. Больной должен осознать, что совесть не является его неотъемлемой частью — такой как, например, рука или глаз. Больной должен осознать, что совесть — это паразит, которого подселили к нему родители, и который был откормлен школой и телевизором. Тогда совесть на глазах потеряет свою убийственную силу.

Впрочем, тысячелетие православия а затем семьдесят лет коммунизма сделали своё черное дело. Хотя угрызения совести и бывают иногда очень болезнены, желающих вылечиться от совести у нас гораздо меньше, чем желающих вылечиться, например, от геморроя. Люди пока не понимают, что совесть — это то, от чего надо лечить.

Однако меня радует уже то, что механизм заражения людей совестью становится мне всё понятнее. Сегодня у меня в голове интеллигенты переместились из ячейки “вредители-по-призванию” в ячейку “разносчики инфекции”. И, думаю, на этой радостной ноте мой холивар с интеллигентами можно считать законченным.