С децтва пиздюлей мине перепадало щедро и по плотному граффеку. Прямо скажем, по-барски я выхватывал, широкой грудью, блядь… Уууубляяя, как миня хуячили — вам такова даже в кине про драки не паказывале! ДжэкеЧян сосет волосатую нуньчяку — во как!
Ну сами посудите, безаццофщина пачьти (бате было не да миня особо, он тренеровал свое туловище и моск нечеловеческими дознякаме синьки и шырева — откупоривал тухлые чакры и открывал новые горизонты профессионального уебоцтва), матушка моя была на 17 лет меня старше, и, сами понимаете, справлялась с таким распесдяем каг йа очень и очень хуевенько. А хуле? Был бы я на ее месте — я бы себя давно взял за лодыжки и ап стену уебал убедительно. Хотя нет, это ж самоубийство вроде как… Боженька за такую хуйню накарает па панятиям — заебешься в аду гвозди из сраки выколупывать. Впрочем, нахуй такие мысле…
Жили мы у мамкиново брата, у каторава был сын — Прэсле, с каторым мой постоянный четатель несомненно знаком (ну это тот уебан, который попал в авиакатастрофу на веласипеде). У дядьки жына тоже молодая, тоже безработная (мать у меня тогда сократили как раз, сукибляде паршывые) — вот они вдвоем и атрабатывале на нас фсякие там приемы у-шу болезненные. Благо, поводов дахуища было.
Помню, мамка мне писталет купила — как в кине у рабакопа, здаровый — яебал, нигде нигнецца, канешна, но есле в глас йобнуть пулькой — будешь сильно плакать, беспесды! Я, на радостях, фсем местным голубям мозги повышибал, котов всех дистанционно кастрирывал, Ольге, падрушке нашей, в лоп уебошыл — у нее аж глоза от перенапрягоса хрустнули, и в йубачьку она калом брызнула тщательно, не отвлекаясь на внешние раздражители. Шок, хуле… Матери она сказала, што типа ей аб лоп дрозд разбился, слепой, наверна, старенький, ога. Вощим, меня не сдала, йа ведь друк ейошный, фсе дила.
Ну, блять, я чота атвлекся нахуй с ваме тут. Фчом дело-то: йа мамку решил повеселить чутка, она грусная ходила фсигда. А хуле, сопсна, радавацца? Жизнь не удалась, сын — ебанатик какой-та дерганный — поводов для щастья варабей найоб. Жалко мне ейо было, вот и шарахнуло мне в башку ейо разыграть. Из пестолета, значит, приклад с пулькоме вытащил и к ней — типа, зырь, мам, йа тибе щас ногу застрилю нахуй, ога. Она такая:
— А вот и нихуя! Нинада, сынок! Я ж тибе башку атшибу нахуй! В ногу-то мне больно будет. Нечива баловацца…
— Да чо ты, мам! Ща прикальнемсо! — я ведь знал, што приклада-то нет ни пизды, и широко так улыбаясь, даже, можно скозать, обильно ржа, жму на курок. Писталет звонко щолкает…
— Вот видишь, мамульк, а ты баялась. Баяка! Хи-хи-хи!
Смарю, у мамки на леце выраженьице такое пренеприятное, матерное такое выраженьице, штота навроде: «пиздец тебе, гниденышь, шнуруй сандалеки». И тут у миня в башке материализуецца запоздалая мысля — одна пуля в стволе оставалась. Ебааааать маи падследники!!!
Ну я так пестолетег за спину прятаю, какбэ вроде и был он, а теперь — хуяк! — и пропал, нах. Причуды материи. Фокус-покус, блятьнахуй — вот чево! И сам бочьком так к двери продвигаюсь, глоза такие сделал, как-будто хлеба не ел давненько — грусные, шопесдец, вы бы зоплаколе, без вапросаф. Вощим, провел все оперативные мероприятия, дабы не опиздюлица в особо крупных купюрах. Хуй там в кевларовых ползунках!
Первую подачу я принял как настоящий мущщина — с открытыме глозаме и верой в светлое будущее. Через мгновенье моей вере пришлось пройти суровое испытание на прочность, так как йа звонко уебался черепком об вешалку, и устои мои пошатнулись вместе со стволом пазваночника. Вторая подача была щадящей тока в силу таво, што сковорода прошла по касательной и нанесла ущерб тока моему уху и тинэйджерским грезам. Третью пиздюлину я ловил уже физически подготовленным, што, фпрочем, не помешало мне взмыть йобанным икаром над половиком и приземлица иблом в угодливо распахнутую банкентку.
В этом каматозном состоянии я и был успешно схвачен за шкирку и досмотрен в грустные глазки. Вспышка маминого гнева закончилась так же резко как и началась — я даже ещо чуфствовал верхнюю половину своего многострадального тела! Мама теряла снорофку…
Дальше схема была до боли тривиальная: писталет в шифонер, миня — об шифонер, и никаких изъебств. Такая хуйня…
Но, ради справедливости хочу заметить, што Прэсли тоже стабильно получал на зефир ф шыкаладе, по этому мне было практичецки не абидна.
Помница, Элвес сливал бензин с дядькиных канистр, штоб Жека Рыжий ево на мопеде покатал. И весь этот чотко отлаженный механизмъ однажды лофко пропалила лупоглазая соседка, шпионка йебаная. Вощим, эта матахари заплесневелая слила компромат конкурирующему агентству — дяде Толику, йоптыть…
Вы, наверно, уже фкурили, што взадник на мопеде из Прэса вышел хуйовский. А вот наездник на пиздюлях — квалифицированный до ахуевания!
Уж на што дядя Толя мужичелло волевой, но тут чота не стерпел. Андрюша хуярил по дому так, как-будто ево с минуты на минуту в «Артек» должны забрать на ПМЖ, там, естественно — бляди, шишки, вотка, а у нево ищо вещи нихуя не собраты.
Звуковое оформление этого театра йунава дауна — отдельная песня. Да какая нахуй песня! Ария, блядь, перейобанново бревном евнуха! Какие он там пассажи закладывал посиневшей глоткой! В процессе особо болезненных ебуков он без особых праблем открывал фсио новые и новые октавы. Сопрана такая сочьная, што Колябасков свой геморрой с майонезом зохавол бы, штоб так канкретна горлопанить.
Через несколько минут ужосающих пиздячек у Прэслега началась свирепая рефлексия и аккумуляторы пашли па пизде. Парить по комнате ему уже было не в масть, и он мягкой и нинашто непретендующей кучькой мяса обасновалсо в углу.
В аканцофке атчаифшийся мальчуган выбросился в окно и убижал куда-то далеко на юго-запад (в свинарнике зашифровался, беспесды — прим. знающево казырные нычьки меня).
Патом Андрюха недели две не мог качественно пердануть — по синюшной жопе шли жыстокие вибрации, и он неизбежно плакал от боли. А хули вы хателе?
Вощим, я ищо дохуя чиво вам расскажу, ну, а на сиводня пака хватит.
И на последок, запомните одну умную весчь, которую йа вам щас пиздану: «Детей нужно либо не бить вовсе, либо ебошить наглушняк, ибо такие полуфабрикаты как мы с Прэской — это «алЯ-улЮ!» пезда рулю, морали и социуму. Бэмс, нахуй!»