Нудистский пляж

— Обожаю глазированные сырки. М-м-м… Пища богов. Сегодня в учреждении на завтрак давали — сырок глазированный и какао. Что скажите, Виктор Андреевич?
Виктор Андреевич, серьёзный дядька с вечной усталостью на лице, перестал рассматривать свой ботинок, явно требующий технического обслуживания.
— А то и скажу, что какао был холодным. В этом случае образуется плёнка поверх жидкости, коей я непременно давлюсь.
-Да, дела…
Собеседники снова замолчали. Особых тем для разговора в обеденный перерыв не было. Виктор Андреевич вновь уставился на ботинок.
— И вроде жена месяц назад в ремонт относила. И нате вам — опять дырка по шву. Ничего-то у нас делать не умеют. Башмак заштопать — и то проблематично.
— Ну не скажите, Виктор Андреевич, не скажите! Страна у нас — могучая. Просто на мелочи внимания не обращаем.

-Это точно, Яков Борисович, это точно. Никогда не обращаем. А следовало бы, — Виктор Андреевич уставился на выщербленную кирпичную кладку башни, в которой находился столярный цех.
Его оппонент, щуплый мужичонка в огромных, как будто он купил их «на вырост», очках, тоже уставился на стену.
-А Вы знаете, мы ведь не в простом месте сейчас находимся, — с восторженным придыханием промолвил он.
— Да? Конечно не в простом. А очень даже наоборот — сложном. Ещё три часа после обеда работать.
— Да нет, я не про то. Я не про учреждение. Цех наш, между прочим, в Солевой башне Симоновского монастыря находится. Так вот…А вы знаете, что есть мнение, что Куликовская битва случилась именно тут?
— Да полно Вам, врут всё.-Нет-нет-нет, и ничего не врут! Заметьте, при раскопках в этих местах найдено много оружия четырнадцатого века. Церквушка тут за забором стоит. Поздняя, конечно, но фундамент тех времён. Поверьте уж историку . А там, в степи, — он почему-то кивнул в сторону стадиона «Торпедо», — так ничего и не найдено.

Виктор Андреевич проследил за кивком собеседника. Оттуда, галдя, летела стая ворот. Сделав круг над ДК ЗИЛ, сначала вроде полетела к «Шестнадцатому», но потом уверенно повернули к «Мутному глазу».
География Пролетарского района города Москвы, впрочем, как и всей Москвы, давно уже представляла собой план-схему всевозможных пунктов выдачи алкоголя. И если раньше большая часть граждан руководствовалась названием улиц, то позднее тоже опростилась.

— Церквушка, значит…Вы в Бога веруете? — неожиданно спросил Виктор Андреевич.
Яков Борисович вздрогнул, и заметно смутился.
— Ну как бы Вам сказать. Как бы верую, но как бы не в Бога, а как бы в Природу…
-Что-то много у Вас этих «как бы». А подробнее, как бы, не расскажите?
Яков Борисович вздохнул.
-Расскажу, от чего же, — он поправил очки и опять на минуту замолчал.
— Вы не знаете, — продолжал он, — но я очень робкий человек. Даже не знаю, как жениться-то умудрился. И робость моя мне всегда жутко мешала. Жена кричит, а я и слова сказать не могу — не то, что бы боюсь, стесняюсь что ли. И начал я в своё время попивать.
Он снял очки и протёр их краем куртки спецовки.
-Нет, не то что бы я так уж много пил, но из археологии попросили. Мне, впрочем, к тому времени, это даже в радость было. Ну, разве может нормально, с достоинством, выпивать человек, зарабатывающий сто двадцать рублей в месяц плюс тридцать квартальной премии? Не может. Вот и я не мог. Так что на Лихачёве я просто заново родился. Сами посудите: двести двадцать да тридцать премии, и, прошу заметить, ежемесячно. Да… Так вот, стал я как-то замечать за собой следующее: если взять, к примеру, после работы поллитра «Русской» на троих, то хорошо это будет, или плохо? Скажу так: никак. Ни хорошо, ни плохо. Потому как мало, и тут уж либо сушняком по рупь сорок, либо в «Мутный глаз» к аппаратам по двадцать копеек, плюс двадцать же копеек за банку литровую надо отдать. Кружек там, сами знаете… А если поллитра на одного? Нет, в смысле не одному пить, а три бутылки на троих? Тогда хорошо: тут вам и радуга, и воробьёв начинаешь понимать, и кошек. Хотя они и антагонисты. А если совсем не брать? А если совсем не брать, то тут уж хуже некуда: ни радуги тебе, ни воробьёв. Ходишь, как дурак, невопьянённый… Вот.

Виктор Андреевич некоторое время переваривал услышанное.
-И что? Про веру-то — что тут? — наконец хмуро спросил он.
-Ну как же, ну как же! Я же говорю — не то что бы в Бога, но в Природу!
— Понятно, — он отломил у росшего рядом куста ветку, и стал чего-то чертить на утрамбованной земле, с силой надавливая на прут.
Яков Борисович с интересом следил за появлением абсолютно непонятного для него рисунка.
— Позвольте, Виктор Андреевич, полюбопытствовать, это — что-то из Ваших изобретений?
-Да, — хмуро буркнул тот.
— И что, интересно?
— Нисколько.
— Как так — сами изобрели, и — «нисколько».
-Да так. Это как на нудистском пляже. Вроде все вокруг голые, а нисколько не интересно.
Повисла пауза.
— Прошу прощения, а Вы что, Вы бывали на нудистском пляже? Вы бывали ТАМ?!
Виктор Андреевич грустно усмехнулся.
-Да кто меня туда отпустит? Я же до завода невыездным был. Из профкома ездил один, так вот он — был. Рассказывал. Ну, а мы уж тут решили попробовать как-то, ну и..- он неожиданно осёкся.
-Ну и — что? — с гадкой слюнцой нетерпенья спросил собеседник.

***
— Было это… Было это вроде как сразу после Сальвадоре Альенде с Пиночетом, — начал Виктор Андреевич, — нам как раз каждое утро на политинформации газету про них читали. Я почему запомнил, мы парторга так и стали называть — Пиночет. Времена спокойные были, не то, что сейчас. И Брежнев ещё не особо заговаривался, и водка спокойно продавалась. Правда, тогда вскоре и учреждения появились, но это ладно, это — пустяки. В институте нашем путёвки распределялись, так профком чего придумал — путёвки только тем, кто участвует в жизни коллектива. А что это означает — участвовать в жизни коллектива? Стенгазету-то уже специальные люди делали. Правильно, культурно-массовые мероприятия. Ну, за массовость в пьянках конечно боролись на высоком уровне, а вот культурную составляющую внести никак не удавалось. Поймите, трудно это. На гитаре только двое играли — лаборант Щупловатый, который через месяц на больничном сидел, астма у него, да я. А гитару с собой брать на такие мероприятия я не хотел — уже одну в костре подпалили, а другая, говорят, потерялась, но Щупловатый мне с тех пор в глаза не смотрел. Проигрыватель с собой не потащишь — громоздко, книжки читать под водку — скучно.

Поехали мы тогда… в Тучково, вроде, да, точно — в Тучково. Местный дом отдыха нам там ночлег выделил по профсоюзной линии на две ночи, даже вроде питание двухразовое, точно не помню. Автобусный парк транспорт выделил, начальник парка — тесть профорга.
Профорг, скажу я Вам, сволочь ещё та был. Звали его Станислав Павлович Вайс, но между собой мы его называли «Стасик-Прусак». Уж больно на таракана был похож — такой же неприятный, и такой же неожиданный.

Ну, значит, загрузились в автобус, и поехали. Ехать долго, часа три. В шахматы не поиграешь — трясёт, в карты — не всякий умеет. Такое ощущение, что студентами не были. Народу было прилично — человек двадцать, во главе с замом, целым кандидатом наук. Дамы были, а как же. Немного, правда — Оленька из «малых токов», Вероника из библиотеки, Даша Пантелеева из вычислительного, и Зоя Марковна, из бухгалтерии — краснолицая тупая блядь, пережившая трёх своих мужей. За внешний вид и внутреннее содержание мы называли её «Свёклой».
Начали, разумеется, уже в автобусе. Ну, так, для поднятия настроения. Я-то всё больше на Дашу посматривал. Хорошая такая девушка, опрятная. Кажется, я ей тоже нравился. Я даже подумывал, а не предложить ли ей замуж за меня? А что? Я, человек хоть и молодой, но уже на хорошем счету. Говорили, что перспективный учёный. В следующем году обещали отдельную квартиру. Далековато, правда, но всё же. Чего бы не пожениться нам?
Вот и играли в гляделки полдороги. Раза два останавливались, освежиться. Доехали, вобщем, без происшествий.

Да-а-а… Места там, конечно — просто сказка. Москва-река только-только расширяется, по берегам леса, птицы поют. Вобщем, как говорится, полнейшее «лоно природы». (Это уж я потом где-то прочитал, что лоном ещё и пизду называют, а тогда это было красиво).
Ну, так вот, приехали, разместились в палатах по четыре человека. Отобедали, кто чем, и пошли на речку. А знаешь, хоть и май, пекло как в июле. Ну, видимо, профоргу по мозгам и врезало после двухсот в автобусе и двухсот за обедом. Тем более что зам в доме отдыха остался, дорога его полностью уничтожила как отдыхающую единицу, участвующую в жизни коллектива.
Так вот, этот Стасик сначала предлагал нам сыграть в волейбол, или в пионербол, кто не умеет. Вся штука была в том, что ближайшая площадка была на другой территории, да и мячик мы не взяли. Потом он предложил выпить за дружный коллектив нашего НИИ. Это-то как раз и без вопросов, даже дамы по пятьдесят приняли. А потом он попёр на баррикады. Вернее — в реку, купаться.

Сначала, как был — в одежде нырнул. Я уж думал, остудит водичка, успокоится. Не тут-то было! Он из реки вылез, орать начал. Мол, был он с делегацией в Италии, был и во Франции. Так там нудистские пляжи — дело обычное. Орёт, и одежду с себя скидывает. Мол, что мы, передовой советский народ, хуже загнивающего всякого там? Некоторые от этого слегка даже ошалели. Причём натурально так — разеваться тоже начали. Я смотрю, глазам своим не верю — Свёкла уже лифчик скинула, панталоны стягивает. Я даже налил себе немного. Выпил. Дальше смотрю — все как с цепи сорвались. Орут, визжат, раздеваются. И Дашенька, моя ласточка — тоже. Знаете, как её голой увидел, я тут сразу понял, ясно так понял, что не нужна она мне. Это всё равно как бы креветки остывшие есть — интересу никакого. Ну, а на Свёклу смотреть было вообще невозможно. Я налил и выпил сразу сто пятьдесят. Неужели им так всем были нужны путёвки?

Вечером мы с Верой вернулись в Москву на электричке. Ах, да, забыл: она единственная, кроме меня, кто не нудистил…. нудил…нудистсвовал тогда. Через год я женился на этой суке.

***
Мимо ограды прошла женщина. За руку она тащила малыша лет пяти.
-Ма-а-ам… Ма-а-ам… А что дяди там за забором делают?
Женщина одёрнула мальчика и что-то сказала ему на ухо.
Виктор Андреевич тоскливым взглядом проводил их.

— Витёк, Яшка, алкашня сраная, — крик бригадира заставил втянуть головы в плечи, — тут вам чё, бля, курорт? Тут лечебно-трудовой профилакторий, ёбана! Вы тут не только лечитесь, но и трудитесь. А ну, марш норму дневную выполнять, тунеядцы!